Когда завтра настанет вновь (СИ)
Пролог
А ты знаешь, что только раз в жизни
выпадает влюблённым день,
когда всё им удаётся?
***
У меня осталось совсем немного времени до того, как я исчезну из этого мира.
Впрочем, после всего, что мне пришлось пережить, цена не так уж высока. Таким образом у этой мрачной истории выходит вполне себе счастливый конец. Не сказать, правда, что мне легко уходить, но у меня была возможность смириться. К тому же… в конце концов, у меня всё тоже будет хорошо.
Если рядом тот, кого любишь, всё кажется не таким уж страшным.
Я сижу, чувствуя под ладонями колкий тёплый песок, и жду, глядя на золотую гладь озера передо мной. Вспоминая все события, приведшие меня туда, где я оказалась теперь.
В такие моменты частенько вспоминаешь, с чего всё началось. Как там говорят — вся жизнь проносится перед глазами?.. А началось всё в тот день, когда нам с братом сказали, что завтра мы должны покинуть родной дом.
Тогда никто из нас не думал, что нам придётся охотиться на того самого Ликориса. Как и о том, что он найдёт нас куда раньше, чем мы — его.
И о том, что седьмой и последней жертвой убийцы по прозвищу Ликорис стану я.
Я ковырялась в саду, пропалывая клубнику, когда услышала голос Эша:
— Лайз, тебя мама зовёт.
Брат смотрел на меня с деревянной веранды нашего дома, — и, выпрямившись, я стянула перепачканные землей тряпичные перчатки. Утёрла потный лоб тыльной стороной ладони.
— Иду.
Брат следил, как я иду по садовой дорожке мимо кустов смородины и крыжовника. Льдинками синих глаз, блестящих и темных, как отражение зимнего неба в глубоком колодце. Должно быть, достались от отца из тилвитов*, как и золотые кудри…
(*прим.: в валлийском фольклоре — златовласые фейри, дружелюбные к людям)
Отца, которого я не помню, а Эш даже не видел.
Дом встретил прохладой каменных стен и ледяным холодом дощатого пола. Скинув сандалии в прихожей, я сунула ноги в шерстяные тапочки-носки: мы носили их даже в летнюю жару, потому что пол никогда не прогревался. Я была этому только рада — когда мы жили в мегаполисе, лишь кондиционер помогал мне пережить лето, но кондиционер не заменит свежего ветра. И даже настежь распахнув все окна, ты не сделал бы воздух в маленькой квартирке менее густым и жарким.
Здесь, вдали от огней больших городов, всегда было, чем дышать.
Мама лежала в спальне: тонкие руки вытянуты поверх одеяла, тусклые каштановые волосы разметались по подушке, сизые глаза лихорадочно поблескивают из-под ресниц. Она слегла сегодня утром, но недавно ушедший лекарь заверил нас, что это обычное переутомление.
— Лайз, — слабо улыбнулась мама, когда я присела на краешек кровати. — Есть разговор.
Я покорно сложила руки на коленях, совестясь за то, что не успела их помыть.
— Слушай внимательно, — мама всё ещё улыбалась, и от этой улыбки в уголках рта у неё вырисовались морщинки. — Сегодня вы с Эшем соберёте вещи, а завтра возьмёте мобиль и уедете отсюда. В Фарге.
Ещё прежде, чем я осознала всё безумие подобной эскапады, перед моими глазами мысленно развернулись карты, которые мы изучали на географии.
— Фарге? Но… туда же через полстраны ехать!
— Вы поедете в Фарге, — непреклонно произнесла мама. — Остановитесь там в доме дедушки.
И бабка, и дед — скромный представитель славного аристократического рода Форбиденов — умерли ещё до моего рождения. Я знала только, что они жили в Фарге, небольшом приморском городке на западном побережье. Мы с мамой оставались там же, пока отец не бросил её; потом уехали в большой город, и дом, в котором я родилась, с тех пор стоял заброшенным.
— Ты уже не помнишь, но найти его несложно. Он в южных кварталах, почти у моря. Яблонная улица, дом тринадцать, — продолжила мама. — Ключ я дам.
— Но зачем? Мам, если ты не забыла, у меня завтра практика начинается, — в моём голосе прорезалось раздражение. — Я не могу никуда…
— Лайз, вам грозит опасность. Нам всем грозит. Вы не можете оставаться здесь.
Я осеклась, ощутив, как губы сами собой растягиваются в глупой улыбке.
Моя дурацкая особенность — улыбаться, когда на самом деле мне совсем не смешно.
— Опасность? Что за опасность?
— Не спрашивай. Я не могу сказать. Но вы должны бежать отсюда. Если убежите, будете в безопасности, — мама протянула руку, коснувшись моей ладони кончиками пальцев. — Просто пообещай сделать всё, что я скажу.
Мысли лихорадочно кружились в голове: листьями на ветру, снежинками в метель, песчинками в весеннем ручье.
Немыслимо. Глупо. Это какая-то шутка, верно? Мы самые обычные люди. Ну хорошо, мы с Эшем — самые обычные фейри-полукровки, но таковых пруд пруди. Мой брат — самый обычный школьник, я — самая обычная студентка-магичка, мама — самый обычный маг-артефактор. У нас с Эшем даже в школе среди одноклассников не было врагов. Не говоря уже о том, чтобы где-то обзавестись действительно серьёзным недругом.
Так какая опасность нам может грозить?
— А ты? Если эти люди… или кто они… угрожают всем нам…
— Я не могу поехать с вами. Я останусь здесь.
— Но…
— Лайз, я правда хотела бы всё рассказать. Но не могу, — мама настойчиво сжала мою ладонь в своей. — Обещаешь, что поедешь? Без вопросов?
Тогда я решила, что мама умудрилась сделать какой-то опасный артефакт для какого-то опасного человека. Пусть это и совершенно не в её характере, — но это было единственным объяснением, которое я смогла найти.
И поскольку я всегда была послушной дочерью, то без лишних вопросов выдохнула:
— Обещаю.
Её глаза посветлели от облегчения.
— У вас есть два дня на сборы. — Лицо мамы было измученным: резкие чёрточки морщин отчётливо пересекли лоб, переносицу между бровей, кожу в уголках глаз и губ. — Вы должны уехать завтра вечером.
— Мам, может, обратиться к страже? Если кто-то тебе угрожает…
— Нет. Ты не можешь. Мы не можем. — Она качнула головой. — Никто не должен знать о том, что происходит.
— Почему?
— Не спрашивай. Просто езжай. — Мама сощурилась. — Ты обещала, помнишь?
Я долго сидела, молча глядя на неё. Пытаясь справиться с желанием закричать.
Потом встала — и, склонившись к её лицу, коротко поцеловала маму в щёку.
— Хорошо, — мой голос был таким же, как её кожа, сухая и холодная. — Эшу ты сама скажешь?
— Уже сказала. Перед тем, как позвать тебя.
Сказала? И после этого брат позвал меня таким обыденным тоном, с обычным отстранённым лицом?..
Хотя да, чего я удивляюсь. Это же Эш.
— Прости, Лайз. — Мама ласково коснулась ладонью моей щеки. — Так нужно.
Я кивнула, развернулась на пятках и направилась к выходу.
Я не помнила, как вернулась на веранду: только что перед глазами была дверь в мамину комнату, и вдруг уже залитый солнцем сад. Села на деревянный табурет, рядом с круглым столом, за которым мы всегда ели с первых тёплых весенних деньков и до первых осенних холодов, и уставилась вперёд.
Вот ты живёшь обычной счастливой жизнью, ходишь в школу, поступаешь в колледж… а потом раз — и тебе объявляют, что всё это позади. Что ты должна бросить всё это и срываться непойми куда, убегая от неведомой опасности. Просто, внезапно, погожим летним днём, ничем не отличающимся от прочих.
Из-за чего? Из-за кого?..
— Она тебе сказала, да? — лицо Эша заслонило собой смутное зеленое пятно сада перед моими глазами: брат опустился на табурет напротив.
Эш, мой маленький братишка… Я называла его маленьким, потому что была на пять лет старше. Но уже тогда я понимала — непостижимым образом в свои двенадцать Эш старше и меня, и мамы. Внутренний возраст и делал его глаза такими странными: взгляд старика при детском кукольном личике.
Я молча кивнула.
— Как думаешь, что случилось? — спросил Эш негромко.
— Не знаю.
— Всё из-за её работы, да? И это странное переутомление тоже неспроста?
— Я не знаю, Эш. Не знаю. Но мы должны уехать.