Когда завтра настанет вновь (СИ)

— Хочешь сказать, мы просто послушаемся?
— Она взяла с меня обещание. С тебя, я так понимаю, тоже.
— Но мы уедем, а она останется здесь. Разбираться с тем, что нам угрожает — кем или чем бы это ни было. В одиночку.
Эш казался непоколебимо спокойным. Как всегда. Брат редко проявлял свои эмоции: я могла по пальцам пересчитать случаи, когда видела его улыбающимся или плачущим.
— Мы всё равно ничем ей не поможем, Эш. Если мама на этом настаивает, значит, так нужно, — я старалась говорить твёрдо, но голос срывался на беспомощное бормотание. — Может, всё образуется. Может, где-нибудь на полпути к Фарге нас догонит звонок на мой графон, и мы развернёмся и поедем домой.
— Может…
Эш опустил взгляд. Застыл так: сцепив ладони в замок на коленях, с бледным, точёным и холодным лицом мраморной статуи. И, не обманываясь его мнимым спокойствием, я встала, чтобы его обнять.
— Всё будет хорошо, Эш, — прошептала я, поцеловав брата в макушку. — Обязательно.
А когда брат обнял меня в ответ, сомкнув тоненькие руки на моей талии, почти сама поверила в собственные слова.
Почти.
  
— I —
 
— КОГДА-ТО ~
Буковый лес шелестит листьями под дождём. Деревья раскидывают над головой широкие ветви, зелень которых на несколько тонов светлее мха, покрывающего толстые узловатые стволы, — а по тропинке под деревьями идёт девушка, оглашая лесные своды песней.
У неё красивый низкий голос с бархатистыми нотками. Он разбивается эхом в каждой капле дождя, ласкает слух и согревает сердце; и уже неважна сама песня, неважен простенький мотив и незатейливые слова — самого звучания достаточно, чтобы зачарованно слушать всё, что бы ни было спето. Но девушка не рассчитывает на слушателей: она поёт для себя, не в полный голос, рассеянно глядя под ноги, и явно думает она совсем не о песне.
Впрочем, слушатели у неё всё же есть.
Светловолосый парнишка спрыгивает с ветви бука прямо перед певуньей спустя пару мгновений после того, как затихает отзвук финальной ноты. Когда он приземляется точно на обе ноги, девушка испуганно отшатывается — но он поднимается так стремительно, изящно и легко, что трудно поверить, будто секунду назад он спрыгнул с шестиметровой высоты.
— Это было прекрасно, Вэрани́, - говорит он с улыбкой.
Девушка запускает руку в карман и отступает на шаг. Взгляд настороженный, вид напряжённый — как у лани, заметившей хищника, готовой в любой момент сорваться с места и бежать без оглядки.
— Стой, где стоишь!
— Не бойтесь, Вэрани. Я не причиню вам вреда. — Юноша склоняется в поклоне. Лицом он кажется не старше своей юной собеседницы, но ироничный взгляд и манера держаться набавляют ему лет пять. — Я Коул из рода Дри, принадлежащего к Благому двору.
Глаза девушки ширятся — они сизые, как тучи, виднеющиеся в просветах между зелёной листвой.
— Ты… высший фейри? С Эмайн Аблаха*?
(*прим.: «Яблочный остров», кельтское название Авалона)
Коул кивает.
— И что же ты делаешь здесь? — вид у девушки всё ещё настороженный. — На экскурсию выбрался?
— Захотел посмотреть, как живут люди и наши низшие собратья, — с губ Коула не сходит улыбка. — А что делаете здесь вы? Одна, за городом, в дождливый день?
— Я… просто… выбираюсь сюда периодически. А так сюда мало кто ходит. — Девушка, смутившись, заправляет за ухо прядь каштановых волос. — Говорят, здесь есть прореха, через которую можно случайно попасть на Эмайн. К вам.
— В чём-то они правы. Но случайно туда никак не попадёшь. — Коул тихонько смеётся. — А вы не боитесь туда попасть?
— Просто я учусь на мага, так что знаю о прорехах побольше некоторых, — кажется, что девушка немного успокоилась. — А даже если б не знала, в жизни бы не поверила, что высшие фейри могут кого-то случайно к себе пропустить. Иначе бы люди или какие-нибудь глейстиги вам бы житья не дали. Только и делали бы, что шастали туда-сюда.
— И зачем же вы выбрались в пустынный лес?
— Подумать. Побыть одной. — Девушка резко отворачивается. — И вообще, не твоё дело.
— Чем же я не угодил вам, Вэрани? — голос Коула звучит негромко и мягко.
— Ха! Я знаю многих полукровок, родившихся от таких, как ты, и таких, как я. Сначала вы очаровываете нас, а потом вам наскучивает наш убогий мир, и вы возвращаетесь на свой Эмайн. И я не хочу пополнить этот список, — презрительно бросает девушка, прежде чем направиться прочь. — Желаю удачной экскурсии.
Он не делает ничего, чтобы её остановить. Просто смотрит, как её фигурка удаляется по тропинке туда, где над верхушками старых буков виднеются вдалеке небоскрёбы из стекла и бетона, размывающиеся в лёгкой дождливой дымке.
Когда девушка на миг оборачивается, Коула уже нет.
Она пожимает плечами и, не сбавляя темпа, идёт к выходу из леса. И не замечает, как позади неё ритмично пригибается мокрая трава: так, словно кто-то незримый идёт за ней по пятам.
— НЫНЕШНЕЕ ВРЕМЯ ~
Я плохо помню остаток того дня. Разговор с мамой перебил все воспоминания. Кажется, я ещё повозилась в саду, машинально выполняя привычные действия, пытаясь не думать обо всех тех вопросах, что жгли меня изнутри. С ощущением, походившим на то, что оставляет вырванный зуб: я не особо задумывалась о своём будущем, но знала, что мне не стоит особо беспокоиться по этому поводу. А теперь это будущее исчезло, оставив вместо себя болезненную пустоту, — и только сейчас я ощутила, как мне нужно было то, что исчезло.
Потом я до поздней ночи сидела и разбиралась в одёжном шкафу, укладывая чемодан, пытаясь сообразить, что из вещей нужно взять с собой в Фарге. В какой-то момент поняла, что, возможно, беру слишком много — ведь я не знаю, на какой срок мы едем, — и решила спросить об этом у мамы, если она не спит.
Конечно, надо было это сделать раньше. Когда я принесла ей ужин, например. Но тогда на язык рвалось слишком много вопросов, а поскольку я обещала их не задавать, то просто поставила поднос на табурет рядом с кроватью и ушла. Так что теперь я вышла из комнаты и, тихонько скользнув мимо спальни Эша, в которой свет уже не горел, направилась к маминой.
Но, подойдя к двери, вдруг услышала её голос.
— …разве так не будет безопаснее?
Я застыла, прислушиваясь.
Кому мама может звонить в два часа ночи?..
Ответа на её вопрос не последовало, но мама продолжила:
— Что значит «присмотришь»? — казалось, она злится. — Ты — и присмотришь?!
Я нерешительно мялась под дверью. Борясь с желанием толкнуть её и посмотреть, кому это мама названивает по графону посреди ночи.
Или кто названивает ей.
— Да, не доверяю! — мама сорвалась на крик. — Всё это — твоя вина! А теперь я должна просто сидеть дома и ждать?! Пока ты… ты… просто…
Не выдержав, я рванула дверную ручку.
Мама стояла у открытого окна. Заслышав скрежет дверного замка, тут же рывком обернулась ко мне: длинную рубашку колышет ветер, волосы лохмами свисают вдоль бледного лица. Ночник, горевший рядом с кроватью, бросал на её лицо странные отблески, ложившиеся под глаза темными пятнами. Короткая металлическая трубка графона спокойно лежала на прикроватной тумбе рядом с ним.
Мама никому не звонила? Но с кем тогда…
— Лайза, — её голос резанул холодной сталью, — что ты здесь делаешь?
Я покосилась на окно.
— Я… просто хотела спросить, на сколько мы едем. Ну, чтобы знать, какие вещи брать с собой.
За окном никого не было. Лишь тихонько шелестели раскидистые кусты сирени: из-за них в маминой комнате никогда не бывало светло. И из-за них же трудно было вообще подойти к маминому окну, — не говоря уже о том, чтобы моментально и абсолютно бесшумно от него отойти.
Телепорт? Невидимость?..
— Я не знаю, когда вы сможете вернуться. — Мама ожесточённо захлопнула оконную раму. — Бери на долгий срок.
— Хорошо. — Я попятилась. — Спокойной ночи, мам.
Она провожала меня пристальным, тоскливым взглядом.
Закрыв за собой дверь, я прижалась спиной к стене, пытаясь осмыслить то, что только что слышала.