Через Урянхай и Монголию (Воспоминания из 1920-1921 гг.)
Монголы-охотники, заметив стадо, сбрасывают сёдла со своих коней и, держа в руке арканы, прячутся под брюхо своих верховых лошадей, мчась галопом через степь. Зрелище это является поистине поразительным, потому что ничуть не выдаёт присутствия наездников, скрытых под конским брюхом, и создаётся ощущение, что это сами кони мчатся по степи. Это впечатление является обманчивым до такой степени, что даже ослы, спасающиеся от жары в озере, не предчувствуют опасности.
Монголы, приблизившись к берегу озера, моментально прыгают на хребет своих лошадей, одновременно раскручивая находящиеся в руках арканы. Стадо при виде неожиданного врага в бегство, чаще всего запоздалое. Схваченные арканами куланы резко бьют ногами по воде, но, немного погодя, под воздействием сдавливающей петли, успокаиваются совершенно [16].
Куланы совершенно не поддаются разведению, в то же время мясо их неимоверно вкусное.
Кроме стад диких ослов, в степи можно встретить много других зверей, наиценнейшим и наиболее редко встречаемым всё же является некоторый вид антилоп, называемый биконом. Эти небольшие звери живут в степи парами, пользуются же они успехом, благодаря своим чуть ли не драгоценным рожкам, из которых китайцы делают лекарства. Эти звери неимоверно чутки и пугливы, живут, главным образом, в местах безлюдных, поэтому добыть бикона чрезвычайно трудно.
В границах хошуна Ачиту-вана собственно начинается монгольское государство Халха. Я обратил внимание, что женщины одеваются здесь иначе, чем в округе Кобдо, появляются также некоторые изменения языка в отношении к употребляемому монголами в округах Улангом и Байт, также как и к языку торгутов, населяющий южный округ Кобдо.
В том же хошуне наткнулся я на следы какого-то старого города, в значительной части засыпанного песками. Сопровождающий нас старый лама-улачен рассказал легенду, связанную с руинами, в которой часто упоминал имя героического Гушихана [17].
Слушая рассказы старого ламы, подумывал я, помимо воли, что в этих легендах пробивается простой, искренний, не испорченный наслоениями Запада, дух доброго монгольского народа. Сколько же красочных личностей промелькнёт перед слушателем, и какая глубокая гордость от великолепия давних владык и вождей.
Наверное, нигде больше не наслушается путешественник легенд, кроме как в Монголии и Урянхае. Монголы излишне примитивны, чтобы изучать разные явления природы или отыскивать их первопричину, они во всём видят воздействие добрых и злых духов, гениев и демонов и на этом основании создают фантастические сказания, добавляя в них поступки национальных героев.
Но с другой стороны развитию легенд благоприятствуют старые традиции и следы давно вымерших народов, которые, уступая под напором захватчиков, ушли на север. Показывали мне также на берегу Абакана две каменные фигуры: мужчина и женщина, — а сопровождавший меня в это время Болдыр Гелин рассказывал о них:
«Очень давно, когда Урянхай был населён одним богатым племенем, царило там согласие и благосостояние. Занимались они земледелием, а плодородная земля давала достаточно хлеба и различных плодов. Видел, наверное, старые каналы для воды?
Это давние жители Урянхая копали их, чтобы обводнить земли, лишённые водяных потоков. На реке Улукем они строили плотины, которыми преграждали некоторые части реки, а когда вода поднималась высоко, тотчас же открывали плотины, выпуская целые массы воды, которые, задерживаясь на следующих плотинах, выливались в каналы и расходились по ещё меньшим желобам, оживляя таким образом землю.
Наступили, однако, неспокойные времена; племя, населяющее Урянхай, теснимое другими воинственными племенами, должно было искать спасения от гибели: и, таким образом, ушло в огромные леса, направляясь на север. Оно поделилось на две части: одни пошли через дикую тайгу, полную зверей, другие — вдоль Абакана, к широким степям, где сегодня находится Таштып.
В самом конце племени шёл вождь со своей женой. Остановившись на берегу бурного Абакана, супруги начали так сильно горевать об утраченной родине, что Бог сжалился над ними и превратил их в каменные статуи. И это они до сегодняшнего дня стоят у входа на родину, заговорённые в каменные тела, ожидая мгновения возвращения на свою землю».
С какого времени происходят каменные фигуры, стоящие у Абакана, не знаю, видел, однако, очень похожие памятники в развалинах Карокорума, изуродованные всё же руками ламаистских духовных. Слышал я также интересное повествование об озере Тэри-нур, на котором я находился какое-то время. Не только туземцы с Урянхая, но и российские колонисты говорят, что это озеро, волнуясь, выбрасывает на берег человеческие кости, обломки досок и брёвен. Говорят также, что связано оно с морем, доказательством чего мог быть тот факт, что часто воды озера выбрасывают на песок неизвестные в Урянхае виды рыб. Озеро это волнуется внезапно, без всяких видимых для глаза причин, и поэтому становится понятно, почему туземцы охвачены суеверным страхом. Рассказывали мне также об одном очень интересном окаменелом плоте, находящемся на одной из вершин Гор Танну-Ола. Плот этот, имеющий поверхность в несколько десятков квадратных метров, построен из могучих древесных стволов, вид которых неизвестен в окрестностях Урянхая и Монголии. Стволы эти, как и потребные средства для связи плота, совершенно окаменели. Я лично никогда не видел этот окаменевший плот, но российские охотники и сойоты говорили мне о его существовании, как о вещи совершенно реальной, тоном, не допускающим сомнений.
В Минусинской тайге, на полянах, встречал я высокие курганы, а также места, вид которых свидетельствовал, что очень давно были они местом пребывания людей. На вершине одной горы нашёл я кварцевую прямоугольную плиту, которая на верхней поверхности имела вырубленное закругление в форме ванны. Заинтересованный этим открытием, я добросовестно обшарил окрестность упомянутой горы. Об этом открытии я рассказал моим лесным товарищам, которые также со своей стороны указали мне несколько мест, где во время своих охотничьих вылазок находили подобные камни, бывшие, по их мнению, очень старыми жертвенными алтарями каких-то неизвестных нам народов из давно минувшего прошлого.
Неоднократно в этом путешествии видел я старые могилы. Одна была окружена камнями в форме круга, другие же были прямоугольными или квадратными. Иногда камни в таком круге были уложены, как если бы это был какой-то непонятный план города или местности.
Улачены ручались, что никто не может безнаказанно раскапывать эти могилы, потому что духи мстят за это ужасно [18].
Один из монгольских князей рассказывал, что тяжёлую болезнь навлекли на него два жаждущих богатств монгола, которые, забравшись в старую пещеру, представляющую собой, согласно легенде, могилу какого-то великолепного хана, повытаскивали оттуда диковинные кости и плиты. Ламы, однако, обнаружили виновных, и после немедленного суда, совершённым над неуполномоченными археологами, князю вернулось здоровье.
Благодаря опеке Ачиту-вана, мой поход, неимоверно быстрый, имел ту добрую сторону, что давали мне в уртонах самых лучших коней, а также угождали на каждом шагу.
Прибыв на место весеннего кочевья князя, я гостил у него в течение двух дней. С сожалением покидал я резиденцию Ачиту-Вана, который вместе с семьёй оказывал мне много доброжелательности.
Дальнейшую дорогу я совершал не уртонам, а ургой, от табуна к табуну. Эта поездка позволила мне изучить окрестность с точки зрения наличия минералов, а также охотиться на дзеренов и волков.
Миновав большие озёра Хара-нур и Цаган-нур, ехал я местностью, изборождённой невысокими горами.
Улясутай, цель моей поездки, был всё ближе, и потому с нетерпением погонял я коня, чтобы спокойно отдохнуть после 600 км дороги.
Проезжая около речек и озёр, видел я стаи диких гусей и различных птиц, часто тоже я убивал неизвестные мне виды водоплавающих и голенастых птиц.