Через Урянхай и Монголию (Воспоминания из 1920-1921 гг.)
Птицы, не распугиваемые монголами, приближались к нам на такое расстояние, что я мог в них стрелять из пистолета браунинга.
XIV. В УЛЯСУТАЕ
Вскоре степь закончилась огромной котловиной, обрамлённой скалистыми взгорьями. Серединой котловины вилась серебряная лента небольшой, быстрой речки Богдын-гол, создавая кое-где болотистые лужи. Тут же под скалами показались длинные глиняные домики, а также небольшие квадраты возделываемых полей. Были это усадьбы китайских огородников, которые на каменистом неурожайном грунте раскидали толстый, в несколько десятков сантиметров, слой земли и компоста, получив таким образом поля, родящие прекрасные экземпляры овощей.
Наконец за поворотом показались высокие тёмные стены строений и, спустя несколько минут, я проехал через оригинальные ворота города, а после езды по длинной улице, застроенной рядами невысоких домиков, остановился перед воротами, над которыми трепетала на ветру жёлтая шёлковая хоругвь с вышитой на ней серебряной аббревиатурой OUKO (Отдельный Урянхайский Конный Отряд).
Это была главная квартира штаба командующего гарнизона.
Принял меня невысокий широкоплечий мужчина средних лет, в казачьем мундире, с эполетами рядового. Был это атаман Казанцев, назначенный генералом Унгерном главнокомандующим над всеми отрядами, формирующимися на территории Улясутая и Западной Монголии. Я отдал ему удостоверяющие письма, а также рапорты, после чего атаман принялся у меня выпытывать о взаимоотношениях в Улангоме и Урянхае. Во время разговора подошёл атаман Урянхайских казачьих войск, инженер Серпас, и с немалым удивлением я узнал о плане захвата Урянхая с помощью отряда, состоящего из 500 человек.
Напрасно я указывал на численное преимущество большевистских войск, напрасно свидетельствовал об изменении симпатий сойотов, которые подкуплены большевистскими комиссарам и теперь враждебно относятся к белогвардейцам — атаман Серпас утверждал, что Урянхай захватит без выстрела, «потому что всё население, при известии о вступлении его войск в границы Урянхая, поднимется с оружием в руках и выбросит большевиков».
В предназначенной мне квартире познакомился я вскоре почти со всем офицерским составом, а также узнал о событиях Улясутая последних недель.
Как во всех больших поселениях, так и в Улясутае, останавливались бегущие из России белогвардейцы, ожидающие возможности возвращения на родину или при представившейся возможности убегающие далее через Ургу в Китай.
Китайские губернаторы смотрели на это вначале сквозь пальцы, позднее, однако, начали преследовать беглецов, сажать в тюрьмы и даже исподтишка убивать. Посвящённые люди говорили, что причиной этого должен быть тайный договор, заключённый между большевистскими шпиками (которыми кишела Монголия) и китайскими властями.
Неожиданно пробежала по степям весть, что российский генерал, барон Унгерн, захватывая Ургу, дал уже первый бой под столицей, но был отброшен китайскими войсками. Одновременно с получением этого известия, Улясутайский губернатор мобилизовал кулисов [19], а также издал распоряжение, запрещающее хождение через границы с Монголией.
Не привыкшие к дисциплине кулисы, под командованием гаминов [20], нападали на маленькие поселения российских колонистов, а также на монгольские караваны, грабили их, а монголов, схваченных с караванами, истязали варварским способом.
Ситуация в Улясутае становилась угрожающей, потому что со дня на день ожидались погромы европейцев пьяными бандами кулисов; россияне вооружались втайне, устанавливали ночные дежурства, пока внезапно не пришла весть, что Ургу захватили российские и монгольские войска. Монголия стала независимым государством, а остатки разбитых китайских войск бегут из столицы в Калган.
Вид Улясутая изменился как по мановению волшебной палочки. Спесивые кулисы исчезли с улиц, а неприступные до сих пор китайские чиновники старались всяческим возможным способом наладить отношения с комендантом только что сформированного российского отряда, полковником Михайловым, который сразу же после взятия власти, приказал арестовать нескольких колонистов, подозреваемых в шпионаже в пользу Советов, а также подписал приговор смерти для нескольких бандитов, которые убили семью старого колониста с Тэсин-гола.
Китайский губернатор решил покинуть Улясутайскую крепость со своей свитой, и намерение это было одобрено Монгольским Наместником сайтом Чултун-Бейлги, а также несколькими особами из иностранной колонии, между прочим, и профессором Оссендовским, который в это время пребывал в Улясутае.
Однако же несколько молодых торговых помощников, россиян, вместе с монгольскими пастухами увели табуны коней, и только после долгих переговоров китайцы согласились уехать, имея гарантию безопасности от представителя монгольской власти в Улясутае. К сожалению, банда Михайлова не отнеслась с почтением к обещаниям сайта Чултун-Бейлги и напала на отъезжающего губернатора у развалин Эбуген-хурэ (6 км от Улясутая), ограбив его караван, а также убив нескольких людей из свиты. Этот поступок вызвал сильное напряжение отношений между Михайловым и Монгольским Наместником, на сторону которого встали все самые значительные колонисты и беглецы. В довершение плохого начала в Улясутай приехал полковник Доможиров, посланный из Урги генералом Унгерном с целью установления отношений с генералом Бакичем в Джунгарии. Доможиров не только не выполнил своего задания, но с горсткой своих солдат начал нападать на китайские дугуны [21] и накладывать на них контрибуцию.
Почти в то же самое время из Хангельцика прибыли четверо братьев Филипповых и полковник Полетика, привезя с собой множество документов и планов «офицерской белогвардейской организации в Сибири» [22]22, и начали собственноручно организовывать штаб и партизанский отряд.
В результате солдаты не знали, кого должны слушать, а полковники, вместо того, чтобы беспокоиться о дисциплине, беспокоились о власти. В городе воцарилась полная анархия, начали шириться грабежи, и только приезд атамана Казанцева положил конец всему этому.
Полковники Михайлов, Полетика, а также Филиппов, не желая подчиняться распоряжениям нового начальника, выехали в Заин-Шаба, а часть чужеземцев разъехалась в разные стороны. Доможиров был отозван в Ургу, где Унгерн приказал вначале расстрелять его, но заменил смертное наказание понижением в офицерском звании и переводом в строевые части, что в кавалерийской азиатской дивизии было равносильно бесчестью.
Во время моего приезда в Улясутай, в гарнизоне уже воцарилась дисциплина, осуществляемая суровой рукой Казанцева, отряд был поделён на эскадроны, его разместили в бараках, откуда он после Пасхи должен был выдвинуться в Самгалатай, расположенный на границе с Урянхаем, и начать военные действия.
Ежедневно проходили военные учения, пригоняли коней экипировали отряды, высылали караваны верблюдов с провиантом, амуницией и мануфактурой в сторону Тэсин-гол, где собирались заложить интендантскую базу для войск, собирающихся действовать на территории Урянхая.
Я был направлен в помощь атаману Серпасу, который должен был управлять администрацией Западной Монголии, а в случае победы — и Урянхаем.
Атаман Казанцев подготовился к выезду в Кобдо в целях соглашения с есаулом Кайгородовым, что касалось планов нападения на Кош-Агач, а затем должен был ехать в Улангом и на Джедан, чтобы лично разговаривать с Хун-нойоном в отношении вероятной мобилизации сойотов и их участия в войне с большевиками.
XV. КРЕПОСТЬ И ГОРОД
Имея много свободного времени, я устраивал прогулки по городу и его окрестностям, желая получше узнать этот оригинальный город, один из трёх, какими обладает Монголия.