Альбинос (СИ)

— Хорошо, — я вздохнул, — Если тебя это так «тревожит», забудем, нашим легче, как говорится. Но дружбы не будет, понимаешь? То, что мы бухаем тут — это случайность, причуда судьбы, не больше.
Он смотрел секунд пять на меня, без понятия, что там в голове у него творилось, но улыбнулся, поднял кружку с виски вверх, а потом выпил, хотя мои слова не были тостом. Но пришлось тоже выпить, солидарность же.
— Соседи нормальные на этот раз? — молодец, тему перевел, не тупой.
— Слава богу, без ёбнутых бабок. — усмехнулся я.
— Водичка есть у тебя? — попросил он. Я встал за фильтром и налил ему в третий стакан воды. — Что-то виски крепковат, я обычно пью пятилетний.
— Там разницы-то — никакой, — прокомментировал я. — Слушай, а почему у твоей бабки так крышу сносило? Она родная тебе?
— Оооооо, это такая история! — он пьяно округлил глаза и развел руки.
— Рассказывай, — я налил нам ещё виски, а он выпил воду, вот смехота-то…
— В общем, это мама моей мамы, то есть бабушка. — он начал рассказ и сразу ободрился. — Когда-то давно-давно, когда мне было три года, моя мама умерла. И в детстве я часто жил у бабушки, в той самой квартире, там мое детство и прошло, любил её очень. Они с дедом жили хорошо, без всего этого говна, которое было в других семьях, никто не пил, никто никого не материл, не бил, короче, всё классно.
Он передохнул, выпил ещё воды и продолжил.
— Потом, когда мне было лет десять, мой отец стал всё реже и реже меня к ним приводить. Я не знал, почему, всё спрашивал его, а он отмалчивался. Я психовал, злился, но делать ничего не мог, папу-то я тоже любил. Однажды я таки выпросил у отца погостить у бабушки, день матери был, и он пошел мне на уступки. — он глянул на меня, — Знаешь, никому не пожелаю этого увидеть… У неё случился какой-то припадок, на нервной почве, я тогда тоже мало что понимал, но она тяжело переживала смерть мамы, даже спустя годы. Год-другой она мучилась такими припадками.
Лицо его скривилось в воспоминаниях. Я молчал.
— Меня эти припадки пугали, крики её, судороги, чуть ли не пена у рта…
— Пиздец… — я не смог сдержаться.
— Да, да, так и папа думал, поэтому я больше не приезжал. Потом умер дедушка, и стал решаться вопрос с пансионатом. Вот только никак не решился. Она наотрез отказывалась уезжать. Мы уже тогда очень хорошо жили, элитная квартира, мерседес чуть ли не единственный в городе, в школу ходил самую лучшую, а ей всё казалось, что мой отец хочет у неё квартиру отобрать.
— Ууу….
— Ага, совсем «того», — он крутанул у виска, — Как-то я приехал, она меня чуть не заколола, не узнала даже, настолько ей было уже плохо. Сначала хотели её в больницу сдать… Потом стало жалко. Соседи, вроде, ничего такого не замечали…
— Понял, решили не трогать, чтоб не воняло, — резюмировал я.
— Не то что, «чтобы не воняло», просто она уже меня не помнила, всё думала, что я за квартирой пришел, а если не трогать — жила спокойно. — очень четко пытался говорить он, но вид был просто комичный.
— То есть, вам никто не жаловался? Жильцы через стенку, например?
— Та квартира, которую ты купил, пустовала лет пятнадцать! — он шумно выдохнул. — Не знаю, что там было, но купили её в том году… Потом сразу продали тебе. Я ж не экстрасенс, чтоб всё знать?!
— А ты что, пробивал эту тему?
— Конечно, пробивал! — абсолютно искренне выпалил он, уже почти шатаясь на своем стуле.
— Зачем?
— Чтоб понять, что я тебе такого сделал… Ты ж драться лез… — его глаза плыли всё сильнее и сильнее с каждой минутой.
— Ясно. Домой тебе не пора? — нужно было заканчивать эти «московские» вечера.
— А у тебя?
— Что у меня?
— Родители? Братья? Сё… стры…– он мусолил слова, как вяленую рыбу, иной раз даже не понятно было, что он говорит.
— В следующий раз расскажу.
Он как-то странно посмотрел, положил руки на коленки со словами: «Что ж…» и попытался встать. Нихуя у него не получилось, он только руками воздух хватал, благо рядом был стол.
— Пьянь. — констатировал я. — Зачем нажираться?
— Без нотаций, пожалуйста…. — махал он рукой, чтобы я не продолжал.
— Водила твой где? — он вдруг сел, склонив голову, поэтому я наклонился к нему проверить, не стало ли ему плохо.
— Там… — он пьяно дернул рукой в сторону коридора.
— Где там?
— Там где… ну дорога там… что ещё… рядом с… справа у парк…овки….
— Набери ему, пусть поднимется заберет тебя.
— Тело? — с усилием он поднял голову.
— Тебя, пусть заберет говорю! Тебя!
— Ааааа… — он начал шарить по карманам с растерянным видом.
Через минуту рысканья и борьбы с карманом брюк он вытащил телефон и начал тыкать в него пальцами, промахиваясь каждый раз. Я просто наблюдал. Было что-то такое странное в нем. То, что он голубизна — это понятно. Было что-то детское, наивное, видимое в движениях, действиях, даже в выражениях. Ещё через минуту в дверь позвонили. Его водитель. Мужик старался как мог не выдать удивления, но я видел. Не часто его начальник так надирался. Уже в дверях, обуваясь, он хотел что-то сказать, но передумал.
— Всё, пока! Надеюсь, тебя больше не увижу. — я, конечно, говорил с сарказмом, и мой гость ничего не ответил, да и слава богу! Когда он ушел, уводя за собой высокоградусное амбре, я облегченно выдохнул.
Честно говоря, никакого «особого» значения этому вечеру я не придавал, вообще никакого значения. Все мысли занимала Маша, которая пришлась бы очень кстати сегодня. Но на телефон она мне не ответила… Видимо, поздно звонил.
========== Глава 8. Саша ==========
POV Саша
Сам не знаю, почему, но утром я был счастливее, чем обычно. Гораздо счастливее. Оно было свежее, весеннее, я не пошел на работу, солнце, как в детстве, врывалось в комнату и будило даже такого соню, как я. А воспоминания о том, что было вчера, ещё больше меня пробуждали, хотелось вспомнить это, пережить сто раз, нет, двести раз, вернуться в прошлое и снова ощутить всё.
Хотя, казалось бы, что такого произошло? Да, ничего особого, ну посидели, выпили, пообщались. Но это как вырваться вперед, срезав большой угол на дороге, дрифтануть так виртуозно, что от собственного маневра стало тошнить. Конечно, не в прямом смысле. Но это было уже что-то. От ненависти и лютой неприязни отношения сменились до терпимого.
Я всё так же лежал в рубашке и брюках на спине в своей постели, ещё не вставал, не умывался, но уже лихорадочно напрягал мозги воспоминаниями. Какой он был, как он смотрел, говорил, что делал. Всё было просто до одури завораживающе.
По мере того, как я возвращал в чувство свое тело утренними процедурами, мои воспоминания становились более и более ясными и адекватными. Это были уже не обрывки слов, какие-то чувства или отдельные образы. Это было такое сильное и мощное воспоминание. И мне в этом чувстве дико нравилось — я им упивался.
Что в нем казалось такого завораживающего? Для меня всё. И это было очень необычно, таких ощущений не удавалось испытывать раньше. Когда я был с очередным парнем, и он в первые часы казался мне привлекательным, то позднее этот образ разрушался. То я замечал, что глаза были слишком широкие, то губы казались нарочито несимметричными, то брови были слишком густы, то оттопыривались уши, то некрасивая кожа, то бородавка не в лучшем месте. Всякий раз при детальном рассмотрении я мог найти в лице или на теле что-то, что мне не нравилось, что портило тот прекрасный образ, который создавался в начале. И чем больше я вглядывался в человека, тем сильнее эти мелкие изъяны казались больше. Как будто тот недосягаемый идеал ускользал от меня с каждой новой минутой, и я никак не мог его остановить.
А в нем всё было так, как нужно, так, как я хотел это видеть. Начиная от формы ногтей, заканчивая редкими волосками на щеках и разбросанными белесыми родинками. Более того, его поведение отличалось от того, что я привык ожидать, он был непредсказуем для меня, и каждое слово я старался ловить. Пока был трезв. В нем было самое настоящее обаяние человека, который уверен в своих действиях, сила духа, если можно так выразится. Это и хорошо, и плохо одновременно, но это то, чего не было у меня и что так привлекало.