Львы и Сефарды (СИ)

Малкольм обнимает меня. Прикасается губами к моему виску. Мы наконец-то стоим прямо. А темнота вдруг исчезает — свет снова загорается.
И я вспоминаю факелы в том коридоре.
  
Глава четырнадцатая. Не оставляй меня в темноте
 
Так проходит еще два дня. Всенародное собрание еще не состоялось, но мы с Малкольмом уже считаем себя здесь своими. Я не говорю ему о факелах. Не говорю о той любви, заключенной во всплесках пламени. Я понимаю: для откровений должно прийти время. И мне так интересно знать, что он сам думает об Аделаре. Но Мэл молчит. Молчит и по-прежнему избегает своего друга. Да и тот старается лишний раз не попадаться на глаза.
— Ты и Деверро… — говорю я Малкольму, когда мы пробираемся окольными путями к хранилищам, в которых мы берем еду. — Ты знаешь? Вы похожи. Не знаю чем, но это так.
— Да оба мы упрямые, как вьючные ослы, — хмыкает он. — И гордые до невозможности. Что дальше? Вопрос снят, надеюсь?
— Я просто рассказала то, что вижу, — объясняю я примирительно, уже поняв, что разговора не получится. — Не надо на меня кидаться. Я львица, сам сказал.
— Вот и не лезь куда не надо, — подытоживает он совсем нелогично и направляется вперед.
Мне не нравится этот разлад. Не нравится, что из-за Аделара мы не можем быть предельно честными друг с другом. Я не виновата в их ссоре. Я даже не знаю, из-за чего она случилась. И я действительно не понимаю, что тут происходит. То Деверро бросает в сторону друга презрительные взгляды, то осматривает его плечо и говорит, что хочет помочь, то говорит, что Малкольм безнадежен, то в отчаянии лупит кулаками по стеклу, понимая, что тот может погибнуть. И Мэл — то обвиняет Аделара во всех смертных грехах, то шепчет «спасибо». Эта черная дыра затягивает их обоих. И меня, похоже, вместе с ними.
В хранилищах столько всего, что, кажется, можно выдержать столетнюю осаду. Я не знаю, откуда все это берется, но видно, что у эшри все хорошо организовано. Мы бродим между полками, каморками и ящиками.
— Скорей бы это их собрание, — говорю я. — Хочу хоть что-нибудь узнать. Хочу еще кого-нибудь узнать. А то с вами двумя порой убиться хочется.
— Опять будешь разбрасываться обещаниями? — спрашивает Малкольм недовольно и ставит ногу на полку, чтобы подтянуться и достать до верхней. — На этот раз — что на кону? Чья жизнь на этот раз?
— Мэл, я не разбрасываюсь, — вздыхаю я. — Мне нужно знание. Я хочу сохранить две жизни. Твою — и Вика. Разве этого нам мало?
— Две жизни… — повторяет он. — Две жизни… Ай-й! — Спрыгивает с полки, неловко приземляется на еще не зажившую ногу. — Скажи мне вот что, — Его серые глаза направлены на меня, как два острия. — Что, если бы там был не я? Там, в том регенераторе?
— А кто тогда? — Я подступаю ближе. — Вик?
— Нет, почему же он… — Мэл задумчиво смотрит куда-то сквозь меня, но я чувствую: для него это вопрос жизни и смерти. — Что, если б кто-нибудь другой? Допустим…
— Аделар.
Мы произносим это одновременно и замолкаем, словно испугавшись. Пламя светильника в его руке нервно подрагивает.
— Так, значит, Аделар, — повторяю я медленно. — Ты правда хочешь это знать? Или ты хочешь услышать то, как поступил бы ты?
— Не знаю, что бы я с ним сделал…
— Знаешь! — отрезаю я. — Все ты прекрасно знаешь, Малкольм Росс. И, хочешь, я скажу тебе? Вот что ты сделал бы, — Я придвигаюсь совсем вплотную, так, что чувствую его дыхание на коже. — Да ты взорвал бы мир ко всем сефардам. Ты вытащил бы его откуда угодно, из какой угодно беды. Ты бы послал к чертям все ваши ссоры и отбил бы его даже у смерти. Ты поступил бы с ним точно так, как он поступил с тобой, как я поступила тогда. Ты бы не смог его оставить. Ты — его друг. И это истина. Я знаю.
Еще с минуту Мэл молчит.
— Он… благороднее меня, — говорит он наконец. — Он смог спасти предателя. Но я — не он.
Я подхожу к нему и кладу руку на плечо.
— Помнишь, как оно болело? — спрашиваю тихо. — Когда мы с Виком не могли придумать, чем тебя еще напоить? — Он снова ничего не отвечает. — А помнишь то крушение состава? Ты здорово тогда позлил меня своим упрямством. Но вскоре все это забылось и превратилось в пыль. Когда я увидела, что ты лежишь у стены и тебе больно, все остальное стало чушью. Вот как это работает, Мэл Росс.
Его пальцы ложатся мне на виски. Перебирают волосы, требовательно ощупывают кожу. Он закрывает глаза, я тоже. Я не знаю, что последует за этим. Я даже боюсь представлять. Дыхание — такое близкое и хриплое.
— Убирайся из моих мыслей, — произносит он вдруг жестко и сжимает мою голову.
Хватка ослабевает.
Хлопок — и дверь закрывается.
Я в темноте.
Одна.
— Эй!
Тишина.
— Эй! Малкольм!
Нет ответа.
— Выпусти меня отсюда!..
Но бесполезно: кричи, не кричи — в хранилище темно и пусто. Дверь тяжелая и плотная: с той стороны никто не услышит. Я прижимаюсь к ней грудью и слушаю, как колотится мое сердце. Зачем? Зачем? Зачем он так со мной? Кому он приказал убраться прочь? Пальцы вжимаются в дверное полотно. Я прикасаюсь к нему лбом. Дверь пахнет красным деревом, смолой и мятой. Здесь все пропахло смолой и мятой. Кусаю губы, чтобы не заплакать. Оглядываюсь в темноту. Темнота пуста и наполнена вязкой тишиной, и только иногда до моих ушей долетают еле слышные скрипы и шорохи. Я не боюсь. Я почти ничего уже не боюсь. Я вспоминаю, как сказала адмиралу о темноте и о том, что я соткана из нее. Но одиночества я не люблю. Не люблю, когда темнота внутри сливается с темнотой снаружи. Мне нужен свет. Я просто не смогу остаться здесь без света. Вот почему меня так тянет к Аделару.
«Не оставляй меня одну, не отпускай меня во тьму…»
С той стороны доносятся шаги. Я на всякий случай отступаю на несколько шагов и налетаю спиной на ящик. На ощупь вынимаю из петель тонкий железный прут, который служит вместо замка. В двери поворачивается ключ. Щеколда где-то сверху со скрипом подается.
На пороге стоит Аделар.
— Ты? — спрашивает он с изумлением.
Прут выпадает у меня из рук.
— Адмирал! — Я вскакиваю с места. — Как вы меня нашли?
— Прости, конечно, но я тебя не искал, — говорит он, все еще не понимая, что происходит. Заходит в хранилище, осматривается. — Да-а, давно я говорил, что надо Уэллсам дать по шее, чтобы лампу наконец-то починили… Сколько ты здесь сидишь?
— Не знаю… — лепечу я.
— А Малкольм где?
Ох-х. Коварный вопрос. Я на нем сверну себе шею. Подхожу к Деверро совсем близко и, глядя прямо в глаза, говорю всю правду:
— Он… запер меня здесь. Захлопнул двери. И… ушел.
— Вот как… — Аделар перекладывает светильник из одной руки в другую. — Оставил тебя здесь? Во тьме?
— Так получилось… — вздыхаю я. — Здесь вы правы. Он не прост.
— А я, ты думаешь, каков? — вдруг спрашивает он. — Мы оба. Оба одинаковы. У всех свои скелеты. Свои шрамы…
— Так расскажите! — Я хватаю его за руки. — Расскажите о них! О кругах на воде! О следах между звезд! О черных дырах!..
Кричу — и вдруг сама пугаюсь своего запала. Замолкаю, продолжая крепко держать его руки. Руки, совершенно не похожие на руки Мэла.
— О черных дырах, говоришь…
Аделар подступает ближе, берет мою ладонь и кладет ее себе на грудь.
— Вот — одна из них, — произносит он еле слышно. — Вот он — мой горизонт событий. Под охраной моих ребер. Прямо здесь.
Я делаю глубокий вдох и задерживаю дыхание. Его сердце бьется так быстро. Интересно, как оно до сих пор не износилось.
— Еще немного, — шепчет Аделар. — И мы взорвемся.
Закрыв глаза, я представляю этот взрыв.
— Мэл стал жесток с тобой, — Голос адмирала раздается прямо надо мной. — Так, как и со всеми. За ним — вереница пострадавших душ. А он любит лишь одну из них. Ту, кто еще суровее и жестче, чем он сам. Седую Госпожу.
Молчание.
— Сарцину Росс.
Я открываю глаза. Передо мной еще стоит высокое и обжигающее пламя. Зарево великого пожара. Давай взорвемся, Малкольм Росс, думаю я мимоходом. Давай взорвемся. Покажи мне свои темные секреты. Только это — путь к спасению. Уже не к искуплению и не к прощению. К спасению.