Балом правит любовь

Бесспорно.
Дурацкой затеей?
Конечно.
Его насущной необходимостью?
Разумеется.
— Доброе утро, — поздоровался Эдвард, надеясь, что ему удалось скрыть несказанное облегчение, которое он испытал при виде Дженни. — Мне было скучно без вас вчера.
Заветные слова были произнесены. Он сказал их, не выдав пылкого восторга, который ощущал, но, вложив в них довольно эмоций, чтобы дать Диане почувствовать его искренность.
— Простите меня, я… не смогла приехать.
Не сожаление ли послышалось ему в ее голосе?
— Неважно. Главное, сейчас вы здесь.
— Да. Прекрасное утро, не правда ли?
Утро и впрямь было прекрасным. Эдварда так и тянуло сказать, что прекрасным его делает ее присутствие, но что-то ему подсказывало, что Дженни подобные заявления ни к чему. К тому же это признание выдало бы его с головой.
Они ехали бок о бок по направлению к озеру Серпантин. Впервые в своей жизни Эдвард не находил что сказать. Куда делось его искусство вести непринужденную светскую беседу? Отчего из его головы вдруг выветрились все легкие фразы, которыми он обычно занимал молодых женщин? Тех женщин, которых не заботило то, о чем он говорит, лишь бы он был в их обществе.
— Вы нынче неразговорчивы, — сказала Диана своим обольстительным низким голосом.
Странно. На сей раз ее голос показался Эдварду не таким хриплым, как раньше. Может быть, она просто была простужена в тот день, когда они впервые встретились? Но спрашивать об этом было неловко.
— На меня сейчас навалились заботы, о которых я постоянно думаю, — слукавил он. — Вы в Лондоне уже больше недели, Дженни. Чем вы развлекались все это время?
Диана устремила взгляд вдаль.
— Как и все, кто живет в Лондоне. Встречалась с подругами, делала визиты, бывала в магазинах.
— Ах да. Магазины. Средство от скуки для светской дамы.
— Вас послушать, так все женщины одинаковы, — возразила Диана. В ее голосе слышалось веселье. — Это все равно, что сказать, будто все мужчины пьют, играют и попусту тратят время в погоне за наслаждениями, лишь потому, что я знакома с одним из таких.
— А разве большинство женщин не любят ходить по магазинам?
— Но вы же не сказали «большинство женщин», — заметила Дженни. — Мне показалось, вы говорите о женщинах вообще.
Эдвард вынужден был признать правоту этого замечания.
— Скажите, что за негодяй опорочил в ваших глазах весь мужской род? Могу вас заверить: не все мужчины пьют, играют и даром тратят время.
— Да?
— У меня, к примеру, для этого нет возможностей.
— Ни один из названных мною пороков вам не знаком?
— Если уж на то пошло, могу сознаться лишь в одном — в пристрастии к игре. Тут, по крайней мере, нужна голова на плечах.
— А я думала, за игровым столом правит бал Госпожа Удача, которая либо возносит игроков к небесам, либо ввергает их в пучину отчаяния.
— Вы правы, бывает и так, — ответил Эдвард. — Но я предпочитаю игры, в которых важна стратегия, где многое зависит от самого игрока. Такие игры скорее развивают ум, нежели вызывают его леность — порождение праздности или излишества в вине, вы не согласны со мной?
— Я начинаю думать, что вам, Эдвард, следовало бы попробовать свои силы на политическом поприще, — со смехом отвечала Диана. — Вы говорите обо всем с такой убедительностью, что вам волей-неволей хочется верить.
— Это не для меня. Политика — дело грязное. Было бы лучше, если бы с помощью ораторского искусства я смог убеждать людей делать добро. — Эдвард запрокинул голову и посмотрел в небо. — Сейчас я доволен тем, что имею. Разговоры с вами доставляют мне большое удовольствие.
Диана промолчала. Эдвард, не ожидавший от нее ответа, тоже погрузился в молчание. Вскоре к нему вернулись не дававшие ему покоя мысли о Диане Хепворт, вызванные рассказом сэра Лоренса. Эдвард не любил, когда его что-то беспрестанно терзало.
— Не знаю, могу ли я спросить вашего совета, Дженни.
— Конечно, хотя вполне возможно, что ничего путного я вам не присоветую.
Эдвард улыбнулся.
— И все же я рискну. Мне нужно непременно женское объективное мнение. Вы в этом деле сторона незаинтересованная, а потому будете судить непредвзято.
— Извольте, спрашивайте.
Эдвард взял поводья в одну руку, а другую положил себе на колено.
— Недавно мне довелось узнать, что один мой знакомый имел несчастный опыт, связанный с женщиной, на которой собирался жениться. Говорят, она бросила его накануне свадьбы.
Диана похолодела, ей вдруг стало трудно дышать.
— Что вы говорите!
— Надобно отметить, что с этим человеком я никогда не был коротко знаком, а об этой женщине знаю и того меньше, — продолжал Эдвард. — Однако у него безупречная репутация в обществе, она тоже производит весьма положительное впечатление.
— Так… в чем же ваша проблема?
— Этот джентльмен помолвлен с моей сестрой. Но ни он сам, ни дама, которая бросила его, не упоминали мне об их прошлой связи.
Имитировать хриплый голос Диане больше не пришлось: голос ее вдруг сел, она с трудом выдавливала из себя слова.
— С чего вы взяли, будто эта дама должна была вам об этом рассказывать?
Эдвард с удивлением посмотрел на нее.
— Потому что она знакома с моей сестрой и знает, что та выходит замуж за человека, которого она оставила.
— Вас интересует, почему она отказалась выйти за него замуж?
— Да, пожалуй, я хотел бы об этом знать. Диана несколько раз глубоко вздохнула. Какое опасное положение! Ей нужно оставаться беспристрастной и делать вид, что она слышит об этой истории впервые!
— А что ж этот джентльмен? — спросила Диана, решив зайти с другого конца. — Вы спросили бы его об этом?
— Конечно. Это было бы справедливо. Эту историю мне рассказал человек, который узнал ее от покинутого жениха и потому судил предвзято. Но ведь у медали две стороны.
— Раз так, то почему бы вам не спросить об этом и у дамы?
— Если она отзовется об этом джентльмене дурно, как мне узнать, объясняется это ее недоброжелательством по отношению к нему или искренним желанием предостеречь?
— А вы думаете, тут может быть искреннее желание предостеречь?
Эдвард пожал плечами.
— Как я сказал, у медали две стороны. Даже плохо зная эту даму, я склонен думать, что она вовсе не легкомысленная или эгоистичная особа. Однако, если судить по ее поступку, выходит именно так.
— Но вы говорите, что слышали историю от приятеля этого жениха, а стало быть, его точка зрения необъективна, в этом нет сомнений.
— Когда мужчину бросает женщина, страдает его самолюбие, — сказал Эдвард. — Пытаясь дать случившемуся рациональное объяснение, он, возможно, мог обвинить женщину в том, чего не было на самом деле.
— А как вам объяснили поступок женщины?
— Очевидно, она сочла жениха недостаточно богатым и вздумала найти себе партию получше.
Диана натянула поводья и остановила Джульет.
— И что ж? Нашла?
— Простите?
— Нашла она богатого мужа? Эдвард тоже остановил Титана.
— Нет, она все еще не замужем.
— А сейчас она ищет себе жениха?
— Не думаю.
— Она живет в деревне?
— Да.
— Тогда она либо чрезвычайно ветрена, либо вообще не стремится к замужеству. Она не показалась вам охотницей за женихами?
Эдвард нахмурился.
— Ни в коей мере.
— Может быть, ее состояние является препятствием для замужества?
— Мне об этом ничего не известно.
— Тогда совершенно ясно: женихов она не ищет. Значит, обвинение в том, что она бросила жениха ради более выгодной партии, несостоятельно. Охотница за деньгами видит перед собой лишь одну цель. Она не принимает любовь в расчет, она оценивает лишь материальную выгоду или положение в обществе, которое может занять, и употребляет все средства, хладнокровно заманивая мужчину в ловушку. Женщина, о которой вы говорите, принадлежит к этому типу?
В вопросе прозвучала резкость, скрыть которую Диана не смогла, и Эдвард посмотрел на нее с недоумением.