Путешествие восьми бессмертных (Собрание сочинений. Т. II)

Пораженная Сучжэнь сделала движение.
— Не бойся, — улыбнулся Фахай, — прежнего твоего врага давно нет: теперь — я только монах.
После того, — продолжал священник, — когда наводнение, о котором говорила Белая Змея, прекратилось и почти все змеи погибли, я торжествовал победу, думая, что и мой главный враг — царица змей — погибла. Это было для меня единственное утешение при виде смерти той массы людей и животных, которых я погубил…
Но вот воды вошли в свои берега; змеи стали быстро размножаться на оставленных людьми местах, и я посредством моей волшебной силы узнал, что мой враг — Белая Змея — жива.
Тогда раскаяние и сожаление о загубленных мной жизнях так овладели мной, что я решил уйти из области Да-цзяна и отправился путешествовать.
Много-много лет я, в виде лягушки, бродил из страны в страну, гонимый роком, не находя себе ни смерти, ни покоя.
Однажды я отдыхал в тени большого дерева около дороги. Это было далеко отсюда, в иной стране. Вдруг на дороге показалась группа людей, которые шли прямо ко мне. Я хотел было убежать, но шедший впереди всех человек так поразил меня своим видом, что я остался на месте. С помощью моего волшебного зрения я увидел сияние вокруг его чела; я увидел бесконечную любовь и жалость его сердца; я увидел, как демоны зависти, коварства и зла в ужасе бежали от него…
Люди сели в тени того же дерева, под которым был и я, а Он стал их учить. Святые слова то огнем падали мне на сердце и жгли его, то как роса и благоухающий елей врачевали его…
«Ни в воздушном пространстве, ни посередине моря, ни если ты поднимешься на горные вершины, — ты не найдешь места на земле, где бы ты мог избежать плодов твоего злого дела», — говорил Он.
Меня объял ужас — я понял, что Он говорит мне.
«Пламя нашего существования при переселении душ блуждает по отдаленным странам от неба к аду и от ада к небу. И, в зависимости от дел, ты переродишься в адское существо и будешь мучиться в огне; или в прет — и будешь мучиться от голода и жажды; или в животное — и будешь попадать в капканы; или в человека — и будешь страдать от людских пороков; или в тенгри — и будешь страдать от гордости… Но если ты всегда будешь избегать зла, т. е. страданий, то сможешь, наконец, слиться с Нирваной-первоисточником, будешь частью мировой души…»56
 
 
«Очам неспящим ночь долга,
 
Стопам усталым долог путь,
 
Долга и возрожденья скорбь,
 
Кому неведом правды свет…
 
 
 
Как озеро зеркальных вод
 
Спокойно, чисто, глубоко,
 
Находит сердце мудреца
 
В ученьи истинный покой.
 
 
 
Ты жизни ток затормози,
 
Из сердца похоть изгони;
 
Кто знает созданного тлен,
 
Несозданного видит мир.
 
 
 
Напрасно вечно я блуждал
 
Перерождения путем,
 
Ища владельца бытия;
 
Несчастен всех рождений рок.
 
Строитель дома! Ты открыт.
 
 
 
Уж дома не построишь впредь!
 
Разбиты балки все твои,
 
И крыша дома снесена.
 
Дух, все земное позабыв,
 
Достиг конца желаний всех»57.
 
 
Так говорил Готама, и мое сердце переполнилось такой сладкой болью, любовью ко всему живущему и сокрушением о моих злодеяниях, что я мысленно воскликнул: «О, Великий! Если бы я мог самыми страшными муками заплатить за миллионную долю того зла, которое я причинил ничтожнейшему из живых существ, — я с радостью пошел бы в костер или дал бы себя растерзать на тысячу кусков!»
В это время к нам подошел пастух со своим стадом. Увидев группу учеников и посреди них проповедовавшего Святого, он подошел ближе, чтобы послушать слова Готамы. Пастух оперся на свой длинный посох — и конец посоха уперся как раз в меня…
Страшная боль едва не лишила меня сознания. Но я помнил, что, закричи я — я прервал бы святые слова поучения…
А Будда продолжал проникновенным голосом:
 
 
«В ад попавши, знать не будешь
 
Ты стремлений к жизни лучшей;
 
Средь мучений позабудешь
 
Звук небесных всех созвучий».
 
 
Посох все сильнее давил меня, а божественная речь лилась:
 
 
«Если раз хоть в жизни низкой
 
Пред святынею смиришься,
 
То, ввиду кончины близкой,
 
Помни: претом возродишься».
 
 
Кости мои трещали и я понял, что умру, если пастух сейчас не поднимет своего ужасного посоха. Но пастух внимательно слушал, устремив взоры на Учителя…
 
 
«Но, когда средь злодеяний
 
Красоту добра поймешь,
 
После долгих лет скитаний
 
Вновь животным жизнь начнешь».
 
 
Тело мое было совсем расплющено. Посох пронизал меня и пригвоздил к земле. Я решил умереть, но не издать ни одного звука. Казалось, не уши мои, а сердце ловило святые слова:
 
 
«Коль душа твоя двоится
 
Между злом и меж добром,
 
Человеком возродиться
 
Суждено тебе потом.
 
 
 
Но, когда в земной юдоли
 
Не забудешь божество,
 
То в награду доброй воле
 
Узришь тенгри торжество.
 
 
 
Если ты не вознесешься,
 
Гордый дух смиряя вновь,
 
С Безначальным ты сольешься:
 
Нирвана — Свет, Душа, Любовь»…
 
 
Это были последние слова, которые уловило мое ухо среди мук агонии…
И — следующие мои воспоминания относятся уже к тому времени, когда я, мальчик, играю на коленях у матери; я возродился в человека.
С тех пор я еще смутно помню несколько перерождений в человеческом мире; помню только, что я никогда не был счастлив и не испытал любви. Теперь — я служитель великого Фо и понял, что моя жизнь в этом перерождении подошла к концу. Две чаши наполнены доверху: сбылось уже предопределенное мне и Белой Змее…
Немая толпа внимала монаху. Вместо прежнего выражения страха и ненависти к нему, на многих лицах отражалось почтение и благоговение к этому могучему волшебнику, но несчастному человеку, к этому избранному сосуду вышней воли…
— Сучжэнь, — обратился Фахай к прекрасной женщине, — кончились наши земные странствования, — простись с сыном.
Сюй упал в ноги матери.
— Дитя мое! — сказала она, и голос ее задрожал и прозвенел, как металлическая струна, готовая оборваться. — Дитя мое! Что же я тебе скажу перед вечной разлукой? Ты думаешь, у тебя нет семьи, дома, отца? Твой дом — от востока и до запада, от севера и до юга, а крыша — посмотри, какая она высокая и какая голубая!..
Ты думаешь, у тебя семьи нет? Оглянись кругом, сколько старых дядей, взрослых братьев и малых детей, больных, измученных, несчастных не по своей вине, без вины виноватых окружают тебя?! Матери у тебя нет? А наука! Ты — ее любимое детище; недавно она тебя всенародно усыновила… Отца нет? Есть отец, отец всей твоей семьи, всего твоего народа, Император. Сын мой, завещаю тебе — храни ему верность и любовь; оправдай честь и доверие, оказанные тебе родиной, оправдай возложенные на тебя надежды. Прощай, родной, — дух мой будет с тобой!