Бесконечное лето: Второй шанс (СИ)

…лживые видения варпа снова накрыли меня. Я вроде и оставался в этом домике, но передо мной возникло одно из тех зеркал, которые я видел во сне. И в нём отражались заметно повзрослевшие, уже лет под сорок, я и… Два Че? Я не сразу узнал её, настолько глупым было лицо женщины в зеркале. Она сидела перед трюмо и мучилась с выбором: Какое колье надеть на приём? Золото или платина? Я, в строгом дорогом костюме стоял у неё за спиной. Время у нас ещё есть, да и выбор не принципиален. И вообще, если Алиса так хочет именно моего совета… Но чудовище в моём облике делает ставший мне столь привычным за вчерашний поход жест, указывая на Алису ладонью, и мысленно произносит: "Империо!". Повинуясь мысленной команде, та, что когда-то была Два Че, выбирает золото. А меня словно оглушает ощущение правильности того, что я делаю, всесокрушающая уверенность, наслаждение собственным величием от того, как хорошо и незаметно я забочусь об Алисе… И ещё, осознание: то, что обрушилось на меня — лишь малая толика того, что переваривает сейчас чудовище в зеркале… Яростным ударом я разнёс проклятое зеркало на мелкие осколки, которые разлетелись со злорадным хохотом. А ещё я понял, в чём подстава. Это ощущение правоты само по себе может быть сильнейшим наркотиком. Но добавьте к нему простое средство, которое не только позволяет утверждать эту правоту без особых затрат и усилий, но ещё и усиливает эти ощущения, и вот вам наркотик, по сравнению с которым любые вещества — так, детский лепет. Наркотик, на который будут в раз садиться люди совестливые, ответственные, ищущие Правду. Ну а если вдруг окажется, что кто-то близкий и дорогой заблуждается? Ты точно знаешь как для неё… или для него… будет лучше, а он не слушает твои аргументы? Ведь не уберечь, не направить, особенно когда ты можешь вот так просто исправить ложное мнение, это же преступление, правда? И если первый шаг ещё сопряжён с какими-то сомнениями, то дальше будет всё проще и проще… идти к тому финалу, который я только что видел…
— Опять белочка… — пробился словно сквозь вату голос Алисы.
— Привыкай. Писарь Книги Судеб всегда отмечен проклятием пророческого дара… Однако же… С чего так плющит человека? Даже мой негатор пробил…
Некоторое время тупо смотрю как гомонукла лихорадочно тычет пальцами в кнопки на надетой на руку Алисы шине. А та просто переливается разноцветными огнями, словно новогодняя ёлка. Перевожу взгляд на выбитые стёкла и висящую наперекосяк дверцу шкафа.
— Я… не навредил? — спрашиваю я, проводя рукой по лицу.
— В Комморраге хорошо делают… — сквозь зубы говорит гомункула. — Правда теперь ей придётся таскать эту хрень до завтра… так что ты уж сдерживай себя, чтобы снова чего не попортить.
А я смотрю на Два Че и понимаю: я, наконец, нашёл то, ради чего стоит жить. И я должен её оставить. Держаться как можно дальше. Потому что главное зло и главная опасность для неё, это я.
Встаю, беру умывальные принадлежности и бреду к выходу. На ходу бросаю:
— Знаешь, Два Че, держись от меня по дальше…
— Ты бы домик поправил, — ехидным голосом говорит мне в спину гомунукла. — А то вопросы пойдут всякие, ненужные…
Отмахиваюсь, не то выхрипнув, не то подумав: "Репаро". В ответ раздаётся хруст, скрип, звон, треск и домик возвращается в пригодное для жизни состояние, а я продолжаю свой путь. У двери меня снова настигает голос гомунуклы:
— Так, на всякий случай. если с тобой что-то случится…
Останавливаюсь и смотрю через плечо.
— …если ты вдруг упадёшь в воду с пристани, или на суку повиснешь, я тебя всё равно откачаю. А если вдруг тебя где покрошит… под поезд, например, попадёшь, или на ящик с динамитом в этих катакомбах сядешь, я тебя соберу и сошью. Грубыми стежками. И будешь ты ходить весь в рубчик, как франкенштейн. А чего мне не хватит для процесса, Алиса поделится. Ведь правда?
Я задохнулся, от ужаса и возмущения, а Алиса, очень быстро и решительно ответила; "Да!".
— И пиши потом что хочешь про меня в своей книжке! — решительно завершила свою мысль Виола.
— Я настолько ценен для мироздания? — уточнил я, сдерживая желание садануть по гомонукле Авадой, понимая, что для княгини демонов такого уровня Авада, если и не как с гуся вода, то где-то около.
— Вообще-то меня больше волнует Алиса. Но если уж она на тебя запала… да и в катакомбах ты вёл себя прилично… Так что за тебя, пожалуй, тоже стоит по бороться.
Я со вздохом повернулся к двери и услышал за спиной:
— Твоя проблема решается элементарно. Надо просто запретить себе использовать некоторые средства. Несмотря ни на что. Знаешь, обозначить такой рубеж, который не принято пересекать.
— Знаешь, сколько таких рубежей я уже сдал? — ответил я неожиданно охрипшим голосом.
— Значит за ними не было ничего, что стоило бы защищать… — выкрикнула мне в спину Виола, но я уже закрыл дверь, пресекая дискуссию.
И солнечный свет не нёс в себе света, птичий гомон сливался в сплошной шум, а цветы и листья стали серыми. А я брёл по привычке к умывальникам и думал. Думал о том, что напишу в этой проклятой Книге такое будущее, в котором Алиса будет счастлива, а сам я вернусь в свою постылую квартиру, к недоеденным пельменям. В свои законные сорок лет. И у меня будет на целых тридцать с небольшим лет меньше бессмысленного и никому ненужного существования. И от этой мысли мне стало немного легче.
Я умылся, подумал, что после вчерашнего имеет смысл ополоснуться чуть тщательнее, снял рубашку и умылся по пояс. А когда одевался, услышал со стороны дорожки голоса…
Видеть Два Че, общаться с ней, было сейчас выше моих сил и я отступил в ближайшие кусты. А когда она подошла к умывальникам, сопровождаемая Ульяной, я понял, что не смогу повернуться и уйти отсюда. Сейчас я вижу её так близко в последний раз. После я сделаю всё, чтобы этого больше не случилось, чтобы мы больше никогда не пересеклись… Но сейчас я не мог прервать эту пытку. Не мог развернуться и уйти. Я впитывал её образ, её движения, выражение лица, её белую прядку над правым глазом…
А Алиса тем временем решала ту же задачу, что и я: сняв рубашку, она попросила Ульяну протереть себя полотенцем. Удивительно, но Мелкая Пакость не шутила, не хулиганила, похоже, понимала всю серьёзность состояния своей старшей подруги.
Девочки закончили туалет и ушли, а я снова вышел к умывальникам, опёрся о раковину, успокаивая взбесившееся сердце и…
— Так и будешь всю жизнь подглядывать издали? — раздался сбоку очень серьёзный голос Алисы.
— Алиса! — выдохнул я, поворачивая голову. — Я же сказал тебе…
— И что такое страшное тебе прибредилось?
— Ты не понимаешь…
— Виола мне объяснила, так что кое-что я понимаю.
— Я опасен для тебя!
— Прежде всего ты опасен для себя. И кто-то должен за тобой присматривать, — на лице Даа Че проступило её обычное ехидство. — Ну говори, что там тебе прибредилось такого страшного?
— Я видел будущее… как я… превращаю тебя в бездушную куклу…
— Возможное будущее! Но ты можешь сделать и по другому!
— Я боюсь…
— Я в тебя верю!
— Я сам в себя не верю!
— А этого и не требуется!
Мы смотрели друг другу в глаза. Я, сломленный и потерянный, и Алиса, решительная и уверенная.
— Если ты меня сейчас прогонишь, — сказала она тихо, — я пойду и утоплюсь.
И я видел, что это не просто угроза. Она сделает.
— Зачем? — спросил я в отчаянии.
— Потому что тогда жить не за чем. И Виола не будет меня откачивать. Она так сказала.
Я тихо скрипнул зубами. Алиса на это усмехнулась и продолжила злым голосом:
— А может, ты сейчас ко мне это заклинание применишь? Чтобы я, такая дура, поняла, что так правильно. Чтобы была тебе благодарна. Ведь всё ради меня. Ведь ты знаешь лучше! Давай! Попробуй ещё раз! Негатор выключен! У тебя всё получится! Давай же!… Или… проводи меня до лодочной станции…
И тут я понял, что именно сейчас стою в самом начале пути, финалом которого станет та сцена в зеркале. Вторым вариантом было вылавливать мёртвую Алису из-под дебаркадера. Но был и ещё путь. Путь вопреки всем сомнениям. Сделать то, что требовало от меня моё сердце. Я оторвался от раковины и шагнул к Алисе. В ответ она стремительно бросилась ко мне и с рыданиями повисла у меня на шее.