Портрет (СИ)

— Откуда Вы узнали о картине?
Месье Моро не ответил. Он склонился над тумбочкой, достал откуда-то бутылку с коричневой жидкостью и два бокала. Поставил на стол и плеснул понемногу в каждый.
— Берите, нам предстоит долгий разговор, — кивнул он мне.
— Я не пью, — отозвалась я. — По крайней мере, крепкие напитки.
— Это не предложение, — мужчина взял свой бокал и отхлебнул, — и впредь давайте договоримся. Вы делаете все, что я скажу. Тогда мы избежим многих недоразумений.
Категоричность тона пугала. Хозяин особняка явно не терпел любого, даже крошечного неповиновения. В итоге решив, что не умру от ста грамм коньяка, я встала, подошла к столу и взяла свой стакан.
— Садитесь рядом, — Рок кивнул на ближайшее к столу кресло. Я послушно села, обхватив ладонями напиток. Потом немного пригубила, стараясь не закашляться. Рок смотрел на меня пристально, завороженно, мечтательно улыбаясь, каким-то своим неизвестным мыслям. Я чувствовала себя неуютно под его взглядом.
— Признаться, я до последнего сомневался, что это возможно… — произнес тихо он, — это как абстрактная теория. Ты ее холишь, лелеешь, много лет планируешь осуществить. И потом — бац! Кто-то ее уже осуществил без тебя. А ты уже видишь результат. Да еще какой!
Я ничего не понимала из его странных рассуждений. Молча слушала и крутила стакан. Пока непонятно, чего старик от меня хочет. Он не спешил. Ни пить, ни объяснять. Ну что ж. Я училась терпению пятьсот лет. Несколько лишних часов — не проблема.
— Я искал подобные полотна всю жизнь, — наконец произнес он через пару минут.
— Их несколько?! — удивленно переспросила я.
— По крайней мере, о двух я знаю точно, — по-деловому кивнул Рок, — одно мне попало в руки, когда я был подростком. А второе через шестьдесят лет. И оно Ваше.
— Расскажите, — я подалась вперед.
Я даже не обратила внимание на его последнюю фразу. Меня безумно интересовало все, что касалось картины. Как я родилась, из-за чего это произошло. Оказывается, есть еще холст? Значит, их много? Мне не терпелось узнать больше. Открыть тайну своего рождения.
Старик допил коньяк, налил еще. Откинулся на спинку кресла и задумчиво уставился в пустоту, вспоминая. Я обратилась в слух.
— Это случилось сразу после войны… — начал он невыразительно, делая огромные паузы между фразами. — Мне было около десяти. Брату пять. Помню, нам постоянно хотелось есть. В наш дом попал снаряд, и всех жителей выселили на улицу. Мы поселились в каком-то подвале. Кругом свирепствовали разруха, голод, нищета. Отец погиб на фронте почти в самом начале войны. Мать кормила нас чем придется, а потом и вовсе сбежала, сказав, что за едой. До сих пор не знаю, убили ее или она ушла сама. Если бы она собиралась вернуться, тогда зачем взяла с собой чемодан?.. Мне было страшно и одиноко. Маленький Жорж плакал, прося хлеба. Я воровал, что придется, еду, вещи, украшения. Продавал, менял. Иногда меня ловили, иногда избивали конкуренты. А однажды я попался. Залез в дом одного богача, барона Симона. Говорили, он помогал немцам и у него водились драгоценности... Дом, действительно, производил впечатление. Я был молод и глуп, поэтому поддался жадности. Греб все без разбору и, конечно же, меня схватили. Бросили в подвал, где я провел почти неделю.
Голос старика дрогнул, он замолчал. Я тихонько сидела и смотрела на хозяина сквозь ресницы. Первое отрицательное впечатление прошло, сейчас он казался мне обычным несчастным дедушкой со сложной трагической судьбой. Я сама много всего повидала во времена войн и революций. Когда висела в домах купцов и вельмож. Когда меня перепродавали, дарили, воровали, забирали за долги. Разрушенные судьбы, самоубийства, разорения, погромы. Все было в моей долгой жизни. Я старалась не носить эту боль в себе. Иначе сошла бы с ума. Сейчас я думаю, что лучше бы меня спрятали в футляр, как сделали перед второй мировой войной. И я бы не видела тех ужасов.
Через некоторое время месье Моро быстро взял себя в руки. Вытер тыльной стороной ладони влагу со щек, прокашлялся и хлебнул коньяку.
— Ты хорошая собеседница, — вдруг сказал он хрипло, — молчишь и терпеливо слушаешь.
— Привычка, — пожала плечами я, — я молчала почти пятьсот лет.
— Да… — Рок криво улыбнулся.
В голубоватом свете люстры он выглядел, словно выходец с того света — бледный, с запавшими глазами. Пергаментная кожа обтягивала кости скул, делая лицо похожим на высохший череп.
— Ничего, что мы на ты? — немного поздновато поинтересовался он. Я согласно кивнула головой. Условности для меня ничего не значили.
— Так вот, — продолжал хозяин, — я просидел в подвале неделю. Меня кормили, поили, но не выпускали. То ли ждали барона (он в это время был в отъезде), то ли еще что. Я каждый день умолял выпустить меня. Плакал, что пятилетний брат ждет дома. Я приказал ему никуда не выходить, так как на улицах опасно, а есть у него было нечего. Я беспокоился, что он умрет от голода. Наконец, приехал Симон, и сразу же вызвал меня к себе. Не знаю, чем я его расположил, но он предложил мне вступить в его банду. Конечно, я согласился. Я согласился бы на все, что угодно, даже убить Черчилля, если будет нужно, только бы меня отпустили к брату.
Рок опять замолчал. Я уже поняла, чем закончится рассказ, но пока не понимала, причем здесь картина.
— Я вернулся домой, в наш убогий холодный подвал, — через длительное время произнес Рок сиплым голосом, — но конечно не застал Жоржа. Он пропал. Я искал его. Долго искал. Так как я состоял теперь в банде, одной из самых влиятельных и могущественных в Париже, у меня были связи. Куда он пошел? Когда? Ему было пять лет, он был простужен и слаб. Ладно. Не буду утомлять тебя подробностями, — старик тяжело вздохнул и распрямился в кресле. — Через пару недель я нашел в одном из моргов Парижа упоминание об утонувшем ребенке четырех-шести лет. Его похоронили в общей могиле вместе с другими бедняками. Я до сих пор не знаю, был ли это Жорж или другой мальчик.
На этот раз Рок замолчал надолго. Я бросила взгляд на часы — половина двенадцатого. Значит, здесь я уже три часа. Интересно, Мартин позвонила в полицию, или Альберто ее отговорил? Я обещала позвонить ей, но до сих пор не понимала, чем все кончится. Понятно, что месье Моро — бандит. Причем, бандит влиятельный, очень богатый и жестокий. Кто его таким сделал — смерть брата или тяжелая жизнь? Неизвестно. Мне от этого не легче. Но почему-то я не опасалась за свою жизнь. Возможно, эту уверенность мне дал он сам. Его жадный, восхищенный взгляд. Так смотрят на что-то ценное, дорогое, на то, что боятся потерять.
— Я быстро поднялся наверх, — произнес Рок хрипло. — Я был жесток и умен. А благодаря щуплому телосложению, даже в четырнадцать лет мне давали не больше десяти. Я мог прикидываться ребенком, если нужно, мог убивать, пытать, хладнокровно и безжалостно.
Я поежилась от его слов и неосознанно глотнула из стакана. Поперхнулась и закашлялась, но приятное тепло разлилось внутри. Защипало кончики пальцев. А коньяк, оказывается, недурен. Не такой вкусный, как шампанское, немного горчит, но эффект гораздо интереснее. Я до сих пор не могла привыкнуть к ощущениям тела к тому или иному раздражителю. Радовалась и удивлялась, когда испытывала что-то новое. А сколько еще всего неопробованного? Нет, я не хочу умирать. Я только-только начала жить.
В голове зашумело с непривычки. Старичок становился все приветливее и дружелюбнее.
— Я не мог простить барону смерть своего брата. Поэтому, вскоре, как только набрался сил и опыта, ночью пробрался в дом и перерезал ему горло, когда он спал.
Я удивленно подняла брови. При чем здесь барон? Разве он убил его брата? Моро же сам влез в его дом.
— Да-да, — криво ухмыльнулся старикан, его глаза хищно блестели, — зарезал, как свинью. И никаких угрызений совести не испытал, что исподтишка. Я не благородный рыцарь, — добавил он самодовольно. — Когда нужно убить, я убиваю без колебаний и с наименьшим количеством проблем.