Zero (СИ)
— Не знаю, — впервые вживую столкнувшись с тем, кому по долгу будущей профессии должен был оказывать моральную поддержку, и обнаружив себя к такому столкновению совершенно не готовым, ответил Саша. — Я просто живу. Мне нравится жить. Я как-то… не ищу причин. По-моему, это само по себе здорово. Встаешь утром, а за окном у тебя — вот прямо как сегодня, — такая мрачная осень, всё водой блестит, но ветер теплый и дождь моросит редко-редко.
— Ну-ну, — подхватил издевающийся голос. — Еще давай про летнее солнышко мне расскажи, как оно, сука, ласково с неба припекает, что аж дышать в этом сраном пекле нечем, особенно когда пробки на кольце.
— Я про зиму рассказать хотел, — испуганно возразил Саша. — Я ее больше люблю, чем лето…
— Слушай, вот серьезно: тебе не похуй, сдохну я или нет? — с легкой ноткой обиды спросил человек. — Тем более раз уж тебя за это никто не уволит.
— Не похуй, — одеревенело возразил Саша, который даже не успел уяснить за свой короткий рабочий вечер, подкарауливший после длинного университетского дня, позволительно ли ему выражаться в разговоре с клиентами-суицидниками или же строго-настрого запрещено. Осенняя темень густела за окнами, люминесцентные лампы жужжали под потолком, невротически подмаргивали, провоцируя мигрень, отражение света плясало в стеклах, ветер трепал по ту сторону ржавые листья тополей и хлестал голыми гибкими ветками по стеклу.
— Ну, раз не похуй, продолжай. Расскажи, как прекрасен день сурка.
— Почему обязательно — «сурка»? — разозлился Саша, которого задевали чужие насмешки. — Каждый день что-то да случается или может случиться, если чуточку изменить привычные поступки и привычный маршрут.
— Положим, я пытался, — произнес человек. — Всё, что я мог попытаться сделать, я уже попытался и сделал. Ничего не поменялось. Дальше что ты мне предлагаешь?
— В каждом дне есть какие-то маленькие простые радости… — напомнил прописную истину Саша, в ужасе подхватывая стекающий со стола чай опустевшей кружкой и вкушая отчаяние ничуть не меньшее, чем недосуицидник по ту сторону провода, когда важные документы расползались под пальцами использованной промокашкой. — Хоть любимая музыка в плеере, хоть новый фильм, хоть… да хоть тот же бургер с колой из «Макдака».
— Бургер с колой? — переспросили с другого конца линии, точно не вполне понимали, глумится над ними блаженный мальчик-психолог или же всерьез несет всю эту чепуху, и Саша почти воочию увидел, как говорящий с ним безликий человек скептически приподнимает одну бровь.
— Или кофе и картошку-фри, — поправился он, уперто игнорируя сочащийся из трубки сарказм. — Утром лучше кофе. А вечером можно… ну, не знаю… хоть с друзьями куда-нибудь пойти…
— У тебя самого друзья-то есть? — уточнил чересчур эмпатичный клиент-самоубийца. — Почему мне кажется, что их и нету?
— Ну и что? — резко и по-дилетантски среагировал Саша. — Я же вот не иду из-за этого убиваться! И вообще не вижу в этом никакой катастрофы. Я ведь есть, а это самое главное!
— И что же ты один, такой распрекрасный, с жизнью своей делать будешь? Вот представь себе, что ты вечно один, а окружающие тебя люди — что-то вроде телевизионных помех, с каждым днем они становятся всё дальше и дальше, и однажды ты обнаруживаешь себя в вакуумном коконе. Что бы ты стал делать в такой ситуации?
— Я нашел бы себе занятие или увлечение, — убежденно ответил Саша. — И рано или поздно появился бы человек, который захотел бы разделить со мной мои интересы. Ваша проблема в одиночестве? Скажите, вы увлекаетесь чем-нибудь? Есть у вас хобби?
— Не совсем, — осторожно и уклончиво произнес клиент, избегая прямого ответа на первый вопрос. — И конечно же, увлекаюсь. Как и почти любой из нас. Только это в моем случае не спасает. Это всё сублимация. Учили вас такому?
— Учили, — сердито огрызнулся Саша, у которого первый опыт психологической консультации с треском и грохотом проваливался в тартарары. — Но у каждого в жизни иногда начинается черная полоса, и тогда сублимация порой становится единственным средством, чтобы без потерь преодолеть этот кризис.
Человек хохотнул; в трубке что-то звякнуло — как будто бы пепельница, — прошуршали газеты, послышался приглушенный звук глотка и стук отставленного на столешницу стакана.
— Знаешь, — вдруг сказал он неожиданно развеселившимся голосом. — Не понимаю, как это работает: ты вроде и чушь наболтал, а полегчало. Я же сюда так, от безнадеги позвонил. Доставал мусор из почтового ящика, а там газета была с вашим номером. Я-то сам не верю в психологов.
— Я тоже не верю, — признался ему как на духу окончательно разбитый и вывернутый наизнанку своим боевым крещением Саша. — Но кто-то же должен говорить с людьми, когда им не с кем больше поговорить. — И торопливо прибавил, пока незнакомый человек не успел нажать кнопку и разъединить сбоящую связь: — Вы только, пожалуйста, берегите себя и не делайте глупостей. Если вдруг что — всегда можете позвонить сюда.
— Спасибо, что ли, — с задавленной искренностью поблагодарил человек. — Не переживай, не убьюсь. Хотел бы по-настоящему — и звонить бы не стал. Сам будто не знаешь.
— Знаю, — с облегчением кивнул Саша. И, дождавшись в трубке ровных гудков, бросился приводить в порядок свой стол после чайного наводнения.
========== Вечер поэзии ==========
— Пришлось пять раз набирать, прежде чем до тебя дозвонился. Всё какие-то тёлки попадались. Твои коллеги? У вас бабы одни, что ли, работают? Ты один там такой особенный?
Саша чуть с места не подскочил, когда услышал знакомый голос, и по старой памяти ухватился за чашку, но на сей раз не пролил, а лишь слегка расплескал через край мутный кофейный настой. Сразу резко запахло растворимой жжёнкой, и он принялся воровато выдергивать из пачки офисной бумаги листы один за другим, сминая их и с усилием вдавливая в образовавшуюся возле телефонного аппарата лужу.
— Я… да, — приходя в себя, чуточку успокаиваясь и принимая тот неутешительный факт, что клиенты иногда имеют свойство из временных становиться постоянными, ответил он.
— Ты меня, наверное, не узнал даже, — предположил человек.
— Узнал я вас, — мотнул головой Саша, косясь на Марью Владиславовну и яростно промакая кофе, пока то не успело добраться до пачки свежераспечатанных отчетов, которые за неимением другого места складировались у него на столе. — Просто не ожидал, что еще раз позвоните.
— А ты полагал, у меня всё желание сдохнуть после разговора с тобой волшебным образом испарилось? Если бы это так работало: поговорил с феей из телефона доверия, и жизнь твоя забила ключом… Нет, представь себе, я всё еще подумываю самоубиться, чаще слишком лениво, но порой, когда с машиной что-нибудь приключается и приходится пользоваться метро, с каким-то поганым восторгом накатывает эта мысль, что, может, просто шагнуть под поезд… Размажет по рельсам. Интересно, это больно, когда тебя сшибает поездом?
— Еще как больно! — зло огрызнулся Саша. За минувшие дни ему пришлось общаться с самыми разными людьми, он наловчился и старался со всеми держаться строго в пределах компетенции штатного консультанта службы психологической помощи гражданам, но с этим конкретным индивидом изначально всё было испорчено и в стандартную схему при всём желании уже никак не вписывалось. — И я же сказал вам, что можно звонить сюда, если посещают мысли…
— А они каждый день посещают, — охотно отозвался человек. — Ну и что же, по-твоему, я каждый день тебе названивать должен?
— Почему непременно мне? — не понял Саша. — Вы можете поговорить с кем угодно, не обязательно со мной.
— Не хочу… не буду я говорить «с кем угодно». Я же сказал, что одни бабы работают. Чем они мне помогут, когда даже меня не понимают, когда им класть на мои проблемы, когда мы с ними разные классы, виды, миры?
— Только потому, что я — парень?..
— Только потому, что ты — парень и, быть может, хоть по этой причине меня поймешь. Не могу я женщине раскрыть душу. Пробовал пару раз, когда наивным идиотом был, но с тех пор навсегда зарекся. Что бы ты ей ни сказал, она через свою призму пропускать и воспринимать это будет. С твоей стороны посмотреть даже и не попытается. Я не говорю про всех, но вряд ли у вас там таланты работают…