Гранаты, вороны и тени (СИ)

«Надо обернуться».
Скрип.
В ушах как-то неприятно загудело.
Он с трудом заставил себя сдвинуть ногу на пару сантиметров. Колени дрожали, точно после марафона. Мысли снова стали вязкими и волнообразными.
Выдох.
Не выдержав, Оскар резко развернулся с такой силой, что у него немного потемнело в глазах.
Перед ним было что-то.
Комментарий к 2.3
песни: Muse - Endlessly, Помни имя своё - Птицы, Meg Myers - Funeral, Mattew Perryyman Jones - Living in the Shadows
========== Гранаты. 3.1 ==========
Мне привиделось обращенье к добру и счастью: спасенье. Могу ли описать я то, что увидел? Воздух ада не терпит гимнов. <…>
И это все-таки — жизнь. Если бы только проклятие стало вечным! Проклят человек, который хочет себя искалечить, не так ли? Я думаю, что оказался в аду, Значит, я в самом деле в аду. Все получилось по катехизису. Я раб своего крещения. <…>
Там, вдали, разве не находятся души, желающие мне добра? Придите! Подушка у меня на лице, и они не слышат мой голос, они — только фантомы. А потом, никто не думает о своем ближнем. Не приближайтесь ко мне. От меня исходит запах паленого!
Артюр Рембо «Одно лето в аду»
Громко вздохнув, даже ещё толком не понимая, что происходит и где он, Оскар попытался улечься насколько возможно удобно. Он даже не открывал глаз, и без того зная, что единственное, что он встретит в реальности — его пустая и облезлая квартира и головная боль. Неожиданно он услышал ещё чей-то тихий вздох, такой близкий, такой знакомый. «Конечно же, это сон», — с улыбкой подумал Оскар: это был, наверное, первый раз, когда сон про Юджина не причинял ему боли. Однако что-то всё же было неправильным. Оскар толком не мог понять, что именно. То ли это было из-за приятной тишины, что сменила шумную погоню, то ли из-за того, что всё казалось чуть более реальным.
В голове всё ещё витали остатки начала сна. Он помнил, что там было что-то мерзкое. И Ниджелия. Кажется, выяснилось, что её похоронили заживо, каким-то образом она выбралась, но посчитала, что виноват был именно Оскар. Остальные события восстанавливались смутно: вот он вдруг оказался в гробу, а она начала заколачивать гвозди. В гробу было душно, пахло сырой землёй и плесенью.
Но сейчас, сейчас он чувствовал лишь какое-то успокоительное тепло под щекой; так и хотелось неподвижно лежать, пусть и в таком каком-то неправильном сне. Только когда Оскар расслышал приглушённый звон часов, пробивших восемь ударов, он понял, что это не сон. Медленно, точно боясь, что в любой момент всё это рассыплется на кусочки, он открыл глаза и осмотрелся.
«Итак, это не сон, и я действительно заснул у него на коленях», — на его губах появилась лёгкая улыбка, тут же сменившаяся горькой ухмылкой. Оскар, осторожно приподнявшись, ухватился рукой за спинку дивана, стараясь держаться как можно крепче, несмотря на то, что руки дрожали после вчерашнего. «Чёрт возьми тебя, Юджин Кэдоган, зачем я тебя только встретил?» — подумал он, пристально изучая лицо Юджина, такое умиротворённо-спокойное и безмятежное, что он невольно задерживал дыханье. Оскар осторожно сел, поджав ноги, боясь его разбудить.
«Но найти нормальное оправдание не составит труда», — он не мог оторвать взгляда. Ещё один до отчаянья глупый вздох растворился в утреннем молчании дома. Казалось, точно он пытается запомнить каждый дюйм его лица, будто в любой момент оно исчезнет. Эти длинные ресницы, что сияли золотом в приглушённых рассветных лучах, пронизывающих комнату, этот слегка приоткрытый рот, едва заметно пульсирующая голубая венка над глазом — все эти крошечные детали он знал так хорошо, что уже сотню раз видел во снах. Оскар так отчаянно хотел коснуться его лица, но он прекрасно понимал, что тут уже не найти оправданий.
«И без того сейчас всё стало ещё сложнее, — подумал он, наблюдая за игрой света на волосах Юджина, отблёскивавших бронзой в ярком утреннем свете. — Казалось бы, я должен быть раздавлен горем, не в состоянии думать ни о чём, кроме гробов, кладбищ и смерти. Но где эта пустота? Я чувствовал её, но буквально пару часов, пока не пришёл он и не сделал всё ещё хуже. Нет, так не должно быть. Никогда. Разве кто-то мог оказаться в насколько омерзительной ситуации, когда ты стоишь у могилы той, которую, пусть и крайне условно, называл «своей девушкой», хочешь поцеловать своего отчаянно-до-чёртиков преданного друга, который даже никогда не понимал тебя, и единственное, что ты можешь сделать — это напиться, чтобы приглушить все чувства и только орать на тебя, несчастного тебя», — мысли Оскара окончательно запутались узлом, уже ничего нельзя было разобрать, кроме бесконечного отчаянья и ненависти к самому себе.
«Может, мне стоило признаться ему, и ничего бы не произошло. Я единственный, кто виновен во всём этом. Не встреть я Нидж — она бы не умерла из-за меня. И нет никакой разницы, умерла она от болезни или в каком-то инциденте: всё это случилось лишь из-за моей непростительной одержимости. Именно так, какое правильное слово. Одержимость. Чёрт, мог ли ты хотя бы представить, что кто-то будет думать о тебе с такой болью, что каждая минута рядом с тобой убивает, но каждая секунда без тебя — закапывает на три метра под землю?» — он нервно посмотрел на Юджина, веки которого слегка задрожали. Один взгляд на него гипнотизировал, даже украдкой смотреть невозможно.
Голова гудела из-за похмелья, глаза то и дело закрывались, отправляя Оскара в пугающую темноту. Он даже не сразу понял, что рука предательски соскользнула со спинки дивана. Буквально в последнее мгновение он смог поймать равновесие, уткнувшись плечом в подушку, и теперь замер прямо над лицом Юджина, едва не касаясь его. Он, задержав дыхание, с трудом контролировал себя, не позволяя его поцеловать. Он чувствовал тепло, исходящее от кожи, слышал это прерывистое дыхание, что буквально сводило с ума и от которого голова начинала кружиться с удвоенной силой. Оскар больно закусил губу, пытаясь избавиться от мучительных мыслей, и отстранился, чувствуя тошнотворный вкус крови на своих губах.
«Тебе было бы лучше без меня, без моего присутствия в твоей жизни. Ты заслуживаешь лучшего», — горько подумал он.
Внезапно он вспомнил прошлую зиму, ветреную, какую-то на редкость мерзкую и полную ненависти. Ненависти к нему. Тогда ему казалось, что он уже просто не в состоянии молчать и просто терпеть его общество. Каждое слово вызывало желание ответить колкостью, каждое движение — оттолкнуть и убежать прочь. Оскар ненавидел его по утрам, когда просыпался от болезненно-красивых снов, тошнотворных в своей идеальности, ненавидел целыми днями, хмуро бормоча себе что-то под нос во время ставших редкими тогда встреч. Ему казалось, что ещё немного — и он свихнётся или сорвётся — третьего не дано. После нескольких бессонных ночей, полных кофеина и алкоголя, он даже написал, впервые за многие годы, что-то про себя. У ещё не совсем трезвого Оскара был план просто молчаливо бросить в Юджина этими стихами и ждать, что будет; протрезвев, он перечитал их, испугался и спрятал в коробку. Стихотворения были по-настоящему больными, пугающими, пусть и чертовски хорошими. Чего стоили строки, в которых он, отравленный ревностью, клялся убить его, закопать труп под любимой ивой в парке, а череп оставить себе. Оскар с трудом мог вспомнить стихотворение дословно, но всё равно возникло лёгкое чувство тошноты.