Там, где любовь
— Почему нельзя было перенести эти чертовы курсы на более поздний период?
Она уставилась на Дона почти с ненавистью.
— Потому! Потому, что у меня нет времени! У меня растет сын, уже вырос, и ему нужно учиться сейчас, а не когда-то потом. Мне нужны деньги, чтобы его содержать, и тоже сейчас, ты будешь смеяться! И вообще, я была бы тебе крайне признательна, если бы ты отстал от меня и занялся собственными делами!
Она хотела вскочить, но Дон удержал ее за руки. Он не признался бы в этом никому на свете, но в его душе сейчас поднималась волной злость и досада. Какого дьявола эта маленькая ослица не хочет принять помощь?!
— Почему ты это делаешь, Морин Аттертон? Я просто пытаюсь тебе помочь. Что в этом ужасного? Постыдного? Почему ты видишь во мне врага?
— Отпусти меня.
Она ТАК это сказала, что он отпустил ее. Некоторое время они просто смотрели друг на друга, потом Дон очень тихо и осторожно произнес:
— Мори, я тебе не враг.
Она вздрогнула всем телом и шепнула:
— Я знаю.
— Морин…
— Пожалуйста, не надо. Прошу тебя, оставь меня в покое.
Морин Аттертон встала и пошла к двери. Дон О'Брайен не шелохнулся, чтобы задержать ее.
Он не сделал ничего из того, что хотел на самом деле. Не обнял ее, не покрыл поцелуями бледное личико, не прижал к себе, не спас, не защитил.
Дон застонал.
Однажды он уже не спас одну женщину. Потом были другие. Красивые, умные и не очень. Богатые, амбициозные, равнодушные, легкие на любовь и разлуку. Его это устраивало. После того, что он пережил, только ЭТО его и устраивало.
И вот теперь маленькая женщина с черными волосами и отчаянными глазами перевернула ему душу.
Он этого не хотел.
Он этого не хотел?
Морин повалилась на постель и привычно вцепилась в подушку.
Он ей не нравится. Ее раздражают его смеющиеся глаза, его уверенные манеры, его сила, его всепобеждающая мужественность.
Он взорвал ее тихий мирок, перевернул ее жизнь, и она ненавидела его за это.
Морин содрала через голову футболку, с яростью сбросила сандалии и снова растянулась на постели. Невыплаканные слезы горьким коктейлем клубились в горле.
Лусия скажет, что это любовь. У нее все любовь.
А что это на самом деле? Морин до крови закусила губу.
Она практически не знала мужчин. Не испытывала ничего, похожего на влечение и возбуждение. Да, в Гаэтано она была влюблена, но, если бы они не поженились, она бы просто пережила это чувство.
Лусия пожмет плечами и скажет: он ведь все равно уедет осенью. Так в чем же дело? Получи немного удовольствия и не зацикливайся.
Удовольствие, как же. Дон О'Брайен начнет влиять на нее, указывать, что ей стоит, а что не стоит делать, управлять ее жизнью.
Морин Аттертон поклялась, что больше ни один мужчина не будет этого с ней делать.
Морин Аттертон выполнит клятву.
Чтобы преуспеть в этом, надо завтра с утра написать прямо на стене масляной краской: РУКИ ПРОЧЬ ОТ ДОНА О'БРАЙЕНА!
Выполнить намеченное оказалось очень трудно, особенно после того, как утром следующего дня прямо у входа в магазинчик деда остановился фургон и симпатичный рассыльный торжественно вынес из него огромный букет.
— Морин Аттертои?
— Д-да…я…
— Ничего, если я это здесь поставлю? Распишитесь.
Фургон давно уехал, а Морин вместе с хохотушкой Идой ошеломленно пялились на душистое великолепие. Лилии, розы, гвоздики, колокольчики, орхидеи, фуксии, астры — абсолютно несочетаемые, но оттого лишь более прекрасные. И маленькая белая карточка, приколотая к корзине.
«Я думал о тебе сегодня утром. Пусть этот букет напомнит тебе о том, что в мире много прекрасных и приносящих радость вещей. Дон».
Разумеется, она не работала в этот день. Она просто сидела и смотрела на нежные лепестки всех оттенков радуги, вдыхала нежный и терпкий аромат и думала о том, чего никогда в жизни не видела и не знала, а может, просто подзабыла.
О звездных ночах. О рокоте прибоя. О росе на босых ногах. О песнях цикад. О древних развалинах. О пальмах, увитых лианами и дикими орхидеями.
И еще о Доне. И о себе. О том, как они лежат рядом на горячем песке и волны шепчут им песню, древнюю и вечную, как сам океан.
Смешно? Глупо?
Прекрасно.
Он работал так, что к вечеру все мышцы у него ныли и молили о пощаде. Песок скрипел на зубах, раздражал в волосах, натирал ноги. Дон чувствовал себя грязным, потным и разбитым, но отчего-то счастливым.
Он хорошо поработал сегодня. Дом подрос еще на несколько, сантиметров.
Сейчас душ и кофе. Или чай. Может быть, матэ. Не сказать, что вкусно, недействительно возвращает силы.
Интересно, понравились ей цветы? Разозлилась? Обрадовалась? Смутилась? Выкинула за дверь? С Морин Аттертон станется.
На самом деле уже с утра в голове его крутилась одна безумная идея. Безумная, потому что шансов на провал у нее было процентов девяносто девять, а жизнь Дона в этом случае обесценивалась до минусовой отметки.
Должна она купиться на это! Она женщина, да еще какая. Он же помнит, как она отреагировала на его поцелуи…
Морин вскинула глаза. Дон стоял на пороге кухни, и сердце привычно зашлось в чечетке. Она откашлялась и стала строгой и спокойной, То есть ей хотелось верить, что она такой стала.
— Спасибо за цветы. Они великолепны.
— Я рад, что тебе понравилось. Надеюсь, они действительно напомнили тебе о чем-то хорошем.
— По крайней мере, было приятно смотреть на такую красоту.
— Камень с плеч. Может, вина? День был жарким.
— Нет. Я готовлюсь к экзаменам.
Дон ничего не сказал, просто очень выразительно посмотрел на нее. Морин немедленно ощетинилась.
— Почему ты так за меня переживаешь, Дон? Почему бы тебе просто не оставить меня в покое?
— Потому что мне не нравится видеть тебя такой вымотанной. Со мной было такое… несколько лет назад. Это было ужасно, я помню. Кроме того…
— Что?
— Кроме того, только не обижайся, по мне нравится тебя опекать.
— Ага, надеешься, что если я буду меньше заниматься, то у меня появится время на то, чтобы ты меня соблазнил?
Дол рассмеялся.
— Мне нравится ход ваших мыслей, мэм. В принципе я действительно не против приударить за тобой.
— Тогда заруби себе на носу: я не собираюсь с тобой флиртовать, а уж заводить роман — тем более.
— Может, ты просто не понимаешь, как это было бы здорово?
— Почему это? Ты весьма привлекательный и сексуальный мужчина, наверняка опытен в общении с женщинами, и мы могли бы неплохо провести время, но вот только в МОЮ программу это не входит.
Дон серьезно кивнул.
— Понимаю. У тебя нет на это времени.
— Точно.
— Знаешь, иногда с нами происходят вещи, которые мы, вроде бы, не планировали. В бизнесе это называется красивым словом форс-мажор.
Он стоял слишком близко, он смотрел слишком пристально, он был опасен, потому что у Морин почти не осталось сил на сопротивление. И потому в свои слова она вложила максимум цинизма.
— Я не сомневаюсь и в этом тоже. Я вообще не спорю с тобой, О'Брайен. Я просто опасаюсь, что за все это — ночи со звездами и цикадами, пляж и дикую любовь по уши в росе — придется заплатить слишком высокую цену.
Разбитое сердце, если быть точной, но этого тебе знать необязательно.
Дон слегка нахмурился. Тон его был небрежен, но слова Морин его явно задели за живое.
— Звучит так, словно мы на рынке. Я ведь не сделку тебе предлагаю, Морин. Мы могли бы просто узнать друг друга лучше, проводить время вместе, повеселиться…
— Я понимаю, КАКОЕ веселье ты имеешь в виду!
В следующую секунду он ее поцеловал, и мир вновь потерял четкие очертания и границы.
Руки Дона нежно ласкали ее плечи и шею, губы осторожно искали отклика и ответа, тело мужчины так тесно прижалось к ней, что она почти растворилась в его объятиях. Здравый смысл безнадежно проигрывал в борьбе с разгулявшимися гормонами.