Земля и Небо (Часть 1)
- А может, и при чем, а? Он в зависимость к тебе попал, верно?
- Какая зависимость? - взвился. - Ну, говорил ему, чтобы на глаза не попадался, а то кочан сверну. Ну и что, мало такого у нас говорят...
Все я понял, цепочка замкнулась, а вялые враки на лице у него написаны.
- Понятно, - говорю, - пять лет отсидел и ни хрена не поумнел. А ведь тебе уже сколько?
- Двадцать восемь, - бурчит.
- Ну вот. И двадцать восемь нарушений у тебя... а тут притих, волосы отращиваешь, на свободу навострился...
- А чё? - снова бурчит. - Положено, срок вышел.
- Выйдет, а пока две недели посидишь в ШИЗО, да обреем заодно. То-то девкам будет на загляденье - лысый кавалер.
- За чё-о?
- За подстрекательство, осужденный... за него.
- Я не подстрекал! - заорал уже в истерике. Слезы на глазах. - А если б он порешил себя, тоже я виноват, да?!
- Помолчи, ботало, - сморщился я, не жалко его было - противно. Сопит, убить готов, глаз красный на меня косит, гаденыш. - Ничего ты не понял, говорю. - Еще тебе надо посидеть, наверно. Впрочем, гулять с твоим характером на воле недолго придется. Вернешься... А на воле вот радость-то матери: сын алкаш... Помню, как она плакала, образумить тебя хотела. Куда там, сам с усам. Драгун!.. - оглядел я его сутулую фигуру: не мальчик и не мужчина, одно слово - зэк. - Жена-то сбежала от тебя? - давил на больное, сам уже не знаю почему - остановиться не мог.
- Не ваше дело, - огрызнулся, сверкнул волчьим глазом.
И тут случилось то, ради чего сегодня я и собрал всех, и тираду эту закатил сейчас этому долбану Дробнице. Прорвало моих активистов!
- А ведь напрасно говоришь ты, что невиновен... - вдруг неожиданно осмелился, прокашлявшись, завхоз Глухарь. - Я ж слышал, как ты грозил Сычову: мол, если глаза мои тебя завтра увидят - морду расквашу... -Глухарь набрал воздуха, все же решился на поступок. - А когда он к тебе на поклон пришел, тут ты уже барин. Набей рожу парикмахеру - приказываешь. Слышал я, что говорили...
Ай да завхоз, ай да передовик совхоза имени Ленина!
- Иди... Дробница. - а когда он вышел, к активу обратился: - А если бы он поставил более жесткие условия Сычову? И тот бы пошел убивать человека? А вы бы промолчали... Вот потому для этого же Сычова не вы, актив, а отрицаловка - авторитет, к нему бы он за помощью обратился. Подумайте, говорю. - Я буду собирать вас всю эту неделю, каждый день.
И собирал. Пока не вошли в рабочий ритм, пока не забрезжило впереди, пока туманно, но - забрезжило ощущение от злополучного моего отряда не как от кучки, бредущей неизвестно куда, в лучшем случае в изолятор, но как от коллектива, где каждый думает о другом. Какое сообщество людское без коллектива? Ну и что, что Зона, но люди-то остались - людьми...
ЗОНА. МЕДВЕДЕВ
С утра я побеседовал с тремя осужденными, и картина нарушений в моем злополучном отряде хоть чуть стала проясняться.
Сознался в драке еще вчера дерзкий, но уже потухший в изоляторе Бакланов; Кочетков и Цесаркаев отмолчались: понятно, зачинщики. Последний, откликавшийся на кличку Джигит, заинтересовал меня особо. Знал я таких лихих кавказцев, кто удары судьбы принимал стойко и даже с юмором. Этот не страшился самых жестоких наказаний, а значит, если возвысится в Зоне, обрастет преданными дружками, то натворит немало бед, много крови попортит. А возможно, что здесь кроется и наркота. Тогда дела принимают более серьезный оборот...
Может, самому мне покурить анашу, чтобы понять, за что зэки могут убить друг друга, что за сила такая в этих обкурках?
Вот и Кляча. Что ж он такой злой-то? Скоро на волю, надо бы злость зэковскую тут оставить. Скоро с нормальными людьми будет общаться... Вон глазом как водит, грозный...
-- Здрасьте, -- буркнул, не глядя, и плюхнулся на стул, а сам готов прямо броситься -- только тронь. Ничего, это мы тоже проходили...
-- А что у тебя за фамилия такая, редкая? -- начал я издалека.
-- Дятел по-хохлячьи, -- нехотя буркнул зэк.
-- Что собираешься делать на свободе? -- спрашиваю после тягостного молчания.
-- Ну работать... ну...
-- А без "ну"? Надолго на свободу, сам-то как думаешь?
-- А хр... шут его знает... -- И тут сразу его как прорвало. -- Ты, начальник, зубы не заговаривай! Я не фрайер! Стричь пришли -- стригите, и дело с концом! Шерсти же в стране не хватает -- нас, как баранов, корнаете. Стригите. И все, остального ничего не знаю. Ни кто парикмахера вашего бил... ни ваших цитатников слушать не хочу. Хватит, наслушался... за пять лет. Лишь бы выудить побольше из человека, а потом бац! -- и в клетку птичку. Чего щеритесь?
Я улыбался, смешно за ним было наблюдать -- сгорбленный, злой, взъерошенный, ну прямо артист-комик из водевиля. Кричит тоже как клоун...
-- Чего ты кричишь? Сам во всем и виноват, -- отвечаю ему спокойно.
-- Да? -- взвился он. -- А семерик по малолетке за какой-то паскудный ларек -- это нормально, да?
-- И что?
-- А то. Тогда все у меня и покатилось...
-- А чем ты недоволен? -- тут уже я злиться стал: тоже мне жертва. -Грабил-грабил, бил людей -- правильно посадили. Заслуженно.
-- "Заслуженно"... -- язвительно передразнил Дробница. -- В этом-то вся ваша справедливость -- семь лет за "чистосердечное признание", -- опять комично передразнил судью, вынесшего ему когда-то приговор.
-- Ну а во второй раз? -- даю ему излить слова, потом легче будет с ним говорить.
-- Поумнее уже был второй раз. Уж без явки с повинной, это оставьте для придурни, которые завтра у вас приторчат. Пять лет, как видите. Но все ж на два года меньше, чем с повинной вашей...
Нет, не получился у нас разговор. И не получится. Я всякий интерес к нему потерял. Пусть живет как хочет...
-- Понятно, значит, не веришь теперь никому? Ни признаниям чистосердечным, ничему...
-- Да. Ничему не верю. Молодости не вернешь.
-- Мать одна живет? -- перевожу на более теплое для него.
-- Ну...
-- А друзья?
-- Чего друзья? Друзья... Был у меня один, вместе и спалились, я его отмазал, ушел он из зала суда... -- обреченно махнул рукой Дробница. -- А ведь выросли вместе, в одном дворе. Расколись я тогда на суду -- все, сам Бог его бы не отмазал...
-- Ну? Жалеешь, что ли?
-- А... -- скривил рот. -- Вышел когда я на свободу, так он со мной и здороваться не захотел. Как же -- инженер, он за то время институт закончил. А мне даже на завод устроиться не помог...
-- Врал, значит, суду. Какая ж это явка с повинной?
-- Да какая разница... взял на себя все паровозом. Спас эту шелупень.
-- Ну а теперь хоть он по-людски живет?
-- А я -- не по-человечьи? -- вскидывается он. -- Копейка такому корешу цена. Хотя друганы есть на воле.
-- Воры?
-- А хоть бы и так! -- с вызовом роняет Кляча.
-- Понятно...
ЗОНА. КЛЯЧА
Кивает: понятненько, мол. Понятливый. Знай, что у меня твои байки вот уже где сидят, дайте спокойно освободиться.
А он все накатывает: злобы, говорит, в тебе много, зависти. От зависти все зло и преступления. Мол, у другого получилась жизнь, а у тебя нет, вот ты и бесишься.
Я смотрю на него, как на пустое место.
-- Вижу, -- говорит, -- что не любишь ты эти лекции. Так чем займешься на воле?
-- Что, не грузчиком же мне ишачить... Там водка опять... А на завод с моим здоровьем тоже не в жилу, носилки поднять не могу, там своих халявщиков море.
-- Ну так куда?
-- Не знаю... Не пытай.
-- Хорошо. Я устрою тебя на завод.
Не врет, вижу.
-- А вы кто -- дед Мороз, всем подарочки принес? -- ехидничаю, уже из вредности... зря, вдруг и впрямь поможет чем.
С другой стороны, видал я его фуфлыжную помощь, есть еще на воле друганы, в обиду не дадут, не сдохну с голоду.
-- Жена где?
Совсем в душу лезет, а я, как завороженный, отвечаю, не могу его на место поставить.