Земля и Небо (Часть 1)
Зато сродни она ему по фамилии, одна только лишняя буква, он Воронцов, и если бы птицам давали фамилии, то эту нарекли бы Вороновым. Успокоился Батя, своя.
Приучил ко многому ушлую птицу ветеран Зоны Иван Воронцов, не мог лишь отучить гадить где не следует. А когда произошел очередной таковой казус, уткнул ворона клювом в помет, и, как тот ни противился, пришлось ему нанюхаться собственного. Когда отпустил наконец провинившегося, ошалелый ворон метнулся в форточку и долго, сидя на улице, чистил клюв и негодующе каркал...
ВОЛЯ. ВОРОН
Я после этого гадливого случая долго не прилетал к Квазимоде, решив покончить с нашей связью и найти себе более приличного хозяина. Но странное чувство: приглядываясь к людям внизу в поисках лучшей для себя доли - а не служить кому-то я, хотел этого или нет, но уже не мог, - я мысленно сравнивал очередного претендента на мою бескорыстную помощь и поддержку с Квазимодой, и каждый раз любой уступал в человеческих качествах моему суровому другу. Так и вернулся к уроду, проклиная на чем свет стоит эту свою дурную привязанность и вообще нелегкую судьбину, что уготована мне на этой грешной земле.
ЗОНА. ВОРОНЦОВ
Покаркал он, мстительно так, недельку под окнами, затем - смотрю пришел. Но, подлец, быть аккуратным до конца так и не научился. На людях, конечно, сдерживался, а под кроватью моей нет-нет да и наделает, разрешает себе слабинку. Ну что - лазил я с тряпкой под койку, а его в эти дни не кормил - приучал таким образом к порядку. Птица-то понятливая, выправилась. Ну а Васькой-то его назвали в честь кота Васьки, что тихонько жил в Зоне, развлекая зэков, пока не пришиб покладистое и умное животное дубак прапор. Не думали мы, что рука у него поднимется, а он гундосил все: "Не положено, не положено" - и вот выбрал момент, загубил живую тварь. Жалели ребята котяру, любили его все. И ворона в честь его назвали.
А птицу вообще, ворона, знаете, в честь кого назвали? А легенда здесь такая: вор-он, вор-он, ворует. Они ж любят стырить что-нибудь, если кто зазевался. Хитрая птица, смышленая. Вор он. Народ уж как окрестит - хоть стой, хоть падай... всегда точно.
А мой тоже - вор еще тот. Но все по мелочи, то вот десять копеек приволок, как сорока, на блестящее позарился. Чудной.
ЗОНА. ОРЛОВ
Больше всего боялся Квазимода, что Васька однажды бросит его - улетит к своим, что ж ему, весь век свой коротать среди зэков? Когда это случится гадал он и отдалял это событие, старался не думать о нем. Мысль эта словно придавливала его к кровати намертво, наваливалась такая тяжесть-кручина, что руки немощно, по-бабьи опадали и глаза сами собой закрывались. Словно помирал.
Ведь это потеря Надежды на волю... С другой стороны, не ему ли, Квазимоде, знать, что такое воля и как стремится к ней любая животина. Счастье Васьки в том, что птичьим умом не постиг, что тянет срок вместе со своим хозяином, а то бы и духу его враз тут не стало...
А может, и не улетит, сроднились человек-зэк и ворон. И для него, наверное, Батя стал ближе, чем какая-нибудь вздорная ворона, - успокаивал себя Воронцов.
Не доверился он даже Володьке в самом своем сокровенном желании загадал он на Ваську, крепко загадал.
И с каждым годом все больше проникался суеверной навязчивостью загаданного. Теперь он уже и не мог точно сказать, сам ли этот загад придумал или судьба подтолкнула его и сделал интуитивно, не понимая. Смешалось все от постоянных о том мыслей.
А загад был таков: улетит Васька на свободу - освободится и он, Квазимода. А нет, то не доведется Воронцову вдохнуть вольного воздуха.
Ответ на вопрос "улетит - не улетит" пугал Батю. Нет, не смерти он боялся - ее-то он повидал, свыкся. Воли желал Батя, воли - манящей своей недостижимой близостью, далекой и жгуче желанной. Одного и хотел: последний раз пробежать как пацан по заветной балке у реки своей, а потом - плыть, плыть и плыть... А уж после того и смертушку с радостью примет его зарешеченная годами душа...
ЗОНА. МЕДВЕДЕВ
После работы я собрал в кабинете начальника колонии весь актив шестого отряда: бригадиров, завхоза, председателя, членов совета коллектива, руководителей и членов секции правопорядка. Вот, значит, сколько людей будут помогать мне - думал, оглядывая недоверчиво косившихся зэков. Они небось размышляли: как будет мести метла нового начальника? Хотя какой же Мамочка новый? Со старыми дырами этот новый. Сидят тут многие подолгу, а майора и не было-то два года - для Зоны это не срок, она ломает обычное, вольное ощущение времени.
И все же каким он вернулся - злым, равнодушным, старым? Да и зачем вернулся? Средь людей побыть или с новыми закидонами?
Так-так... актов здесь навалом, в основном за нарушение режима. И получается, что из пятнадцати отрядов Зоны мой, шестой, самый хреновый. Спасибочки... Может, еще не поздно - домой свалить?
Понятно. Бедокура больше всех, работы - меньше. Каждому хочется не вкалывать, а балдеть. Это мы проходили... Ну что ж, надо вычислять тех прилипал, что втесались в актив, чтобы льготы получить, а самим сачкануть. Потому и катится все ни шатко ни валко, абы как. А льготы, я вижу, стали немалые: поощрительное питание, свиданки, бандероли и посылки, благодарности и главное - беспрепятственное прохождение судов, когда за тебя ходатайствует администрация об отправке на "химию". А "химия" - это уже почтиволя.
За один день эту кучу дерьма, всех этих актов не разгрести. Тут главное - не дать активу утомиться, они ведь с работы, надо дать отдохнуть людям.
Ну что, поехали. Акт номер один.
- Сычов сидит в ШИЗО?
- Двенадцать суток, - уточнил председатель совета коллектива Сорокин, спокойный работяга, севший за беспечность. кого-то там где-то задавило. кто виноват? Бригадир Сорокин, не инженер же по технике безопасности, тот отмазался, понятно...
- Что-то мне здесь неясно... Ну, и почему он ударил парикмахера Иволгина? - Оглядываю их. Молчат. Хорошенькое начало, так мы до китайской пасхи разбираться будем. - Почему? - вопрос мой повис в воздухе. - С кем дружил?
- С Дробницей вроде... - неуверенно пояснил кто-то.
Приказал я привести этого Дробницу, а сам продолжаю давление на них, решил все расставить сразу по местам.
- Что ж это вы? - говорю. - Смелее надо быть. Вы посмотрите на себя со стороны. Да таких отрицательный элемент скоро под стол загонит, а может, и загнал уже. - оглядываю, глаза отводят, точно - загнал. - Вы, наверное, думаете: раз сказал о человеке что-то, значит - сдал, предал? - Молчат, но уже кое-кто глаза поднял. Не понимают, к чему я клоню. - Но ваша честь, если уж вы вступили в актив, то ваша роль не в молчании, а в противодействиях всему гнусному, что творится и может произойти. И здесь сами вы мало что можете, а вместе мы можем все. Мы можем свою силу применить, основываясь на чьей-то помощи. В данном случае на вашей - и только вашей! - я завелся. Человек должен ощущать себя в коллективе, тогда он и вас уважать больше станет. Чтобы это молчание было в последний раз, - закончил достаточно мягко, чтобы последние слова запали в их души.
Напряглись, затаились, ждут. Тут и Дробницу привели. Независимый, походочка блатная, волосы взъерошенные, отросшие - к воле готовится.
- Здрасьте, гражданин майор, - наигранно спокойно так, через губу здоровается, сопляк.
Все ему здесь нипочем, и в сторону актива даже не взглянул. Помнил я его, как же, нарушитель был ярый - дрался, выпивку находил, кололся - в общем, весь набор...
Смотрю по списку - да, ему через две недели на свободу, звонком освобождается - срок до конца досидел. А мог на два года раньше выйти, но это не про него, этот - не мог. А что ж он подстрижен-то так, под черта какого-то?
- Известно, кто подстриг... парикмахер ваш, - уязвленно отвечает этот Дробница.
- А скажи мне, почему Сычов в изоляторе? - спрашиваю.
- Ну, парикмахеру надавал пачек, - юлит. - Только я-то тут при чем? У них свои разборки... - пробует возмутиться, но тут же сникает под моим взглядом.