Фрустрация (СИ)

Когда хочется уйти от того, что причиняет боль, кажется, будет легче, если повторишь вспять уже раз пройденную дорогу.
- Фрэнсис Скотт Фицджеральд.
8 августа 2029 год
Если бы меня спросили, о чем я жалею, то я бы без сомнений ответил, что единственным сожалением моей жизни было восьмое апреля дветысячи девятнадцатого года. Прошло десять лет, но я никогда не забуду тот день, никогда не позволю стереть его из своей памяти; я пронесу это сквозь пелену времени, бережно храня в груди память о тебе не только из-за данного когда-то обещания, но и из-за нежелания тебя забывать. Ты навсегда останешься для меня чертовым воспоминанием, хранящимся в самых потаенных глубинах сознания, навсегда будешь въевшимся под кожу дымом ментоловых сигарет, которые мы в то время так любили, навсегда будешь моим Ли Донхёком, которого я негласно обещал любить.
Капли воды с помытого красного яблока стекают меж моих длинных пальцев вниз, и я почему-то подумал об этих трёх каплях, как о тебе. Ты точно так же медленно от меня утекал, несмотря на то, как сильно я старался тебя удержать. Я крепко сжимаю кулак, наивно надеясь удержать остатки воды хотя бы ещё на одну секунду дольше, ровно как и тогда, когда пытался удержать тебя. Всё безуспешно, капли окончательно падают вниз, а мне остается только надеяться на то, что падать — это не так больно как нам кажется. Ты уже узнал какого это, а потому позволь мне спросить, почувствовал ли ты что-то? Плакал ли, когда уходил? А может быть ты и вовсе смеялся, радуясь тому, что избавился от тех мук, освобождением от которых может быть только смерть? Я хочу задать тебе так много вопросов, хочу получить твои сложные, местами непонятные для меня ответы. Хочу еще хотя бы раз почувствовать твою руку в своей, хочу переплести наши пальцы, хочу улыбнуться на твою очередную колкость, измазать тебя красками и, улыбнувшись, встретить с тобой первый летний рассвет. Ты говорил, что любишь лето, но почему же не дождался его? Уже идет десятое лето, Донхёк, и десятое лето я провожу без тебя. Мы столько всего не успели сделать, посмотреть и обсудить. Я столько всего не успел тебе сказать, но самое главное — ты так и не услышал то, как сильно я тебя люблю. Я скучаю по тебе, Хёк, я так невыносимо сильно по тебе скучаю, что мне даже самому интересно, как долго я еще смогу выдержать. Ты хотел, чтобы я жил, хотел, чтобы я продолжал идти вперед, и я живу, но кажется, что вперед меня идет только неподвластное нам время, а сам я стою все в том же ноябре 2018 года, когда впервые тебя встретил.
— Что ты здесь делаешь один? Все уже садятся за барбекю, — Джисон, мой юный племянник, который для своих двенадцати уж слишком умен.
— Я скоро подойду, просто вспоминаю кое о ком, — мой взгляд в очередной раз возвращается к тихому озеру, которое тоже напоминает о тебе.
Буквально всё в этом мире мне напоминает тебя.
— Хочешь поделиться со мной своими воспоминаниями? — малыш Джи опускается на деревянную скамью рядом со мной, неловко устраивая свои большие ладони на коленях. Знаешь, Хёк, он чем-то на тебя похож: глазами, смотрящими прямо в душу, умением слушать те истории, которые ему правда интересны и, наверное, исключительным мышлением, которое мне никогда не понять. Он тоже напоминает тебя.
— Это довольно грустная история, — я выдавливаю из себя легкую улыбку, но даже она выходит какой-то уж слишком печальной.
— О чем она?
— Она? — слегка поворачиваю голову в сторону мальчишки, что с неподдельно искренним интересом глядит на меня, — она о самом прекрасном человеке, которого я когда-либо встречал.
— Тогда мир определенно должен её услышать, — Джисон утвердительно кивает головой, а я почему-то думаю, что нет ничего плохого в том, чтобы поделиться с ним своими мыслями.
Я расскажу ему нашу историю, Донхёк, ты ведь не против? Я знаю, что нет, ты можешь мне не отвечать.
========== часть первая: амбивалентность ==========
«Наше первое впечатление о людях есть, в девяти случаях из десяти, верное» У. Коллинз
День первый
Большинство людей считает больницы адским местом смертей, заразы и нескончаемых слёз; она никогда не спит и день за днем показывает тебе ценность жизни, ведь до попадания сюда её мало кто действительно осознает. Минхён был одним из тех, кто больниц старался избегать, старался не видеть этих плачущих навзрыд людей, виновато выглядящих молодых интернов, вечно уставших опытных врачей, что сообщают печальные, а иногда и радостные вести семьям больных. Минхён бы по своей доброй воле в это, до искр в глазах белое помещение, никогда бы не ступил, но жизнь сложилась иначе и прямо сейчас, в эту самую минуту он стоит посреди огромного холла, надеясь, что какая-нибудь шутка судьбы произойдёт, и он проснется у себя дома спустя пару мгновений. Но шутки не происходит, поэтому юноша молча и смиренно плетётся за темноволосой медсестрой, что подозвала его рукой следовать за ней.
— Профессор Ли уже ждёт Вас в своём кабинете, — поясняет девушка, торопливо обходя идущих навстречу людей.
— Я не профессор и даже не полноценный врач, поэтому можно по-нашему простому — Марк, — парень усмехается, стараясь спрятать волнение за притворной дерзостью.
— Не думаю, что имею право по-нашему простому, а потому, прошу Вас, мистер Ли, — девушка отрывисто стучится по двери с табличкой «Главный врач», снисходительно улыбается и спешит удалиться, оставив простого Марка наедине с его собственным отцом.
Когда он заходит в светлый, просторный кабинет, то поначалу даже и не находит своего отца — не особо рослого, довольно худого мужчину с очками на переносице, который перебирал ворох бумаг возле стола. Профессор Ли большую часть своей жизни посвятил работе и полноправно мог заявить о том, что больница — его второй дом, а может быть, даже первый. Марк, по велению ладони отца, указывающей на кресло напротив его стола, присаживается и выжидает.
— Ну-с, сын, сегодня твой первый день здесь, поздравляю! — мужчина протягивает руку для рукопожатия, которую Марк тут же сжимает в своей, но в ответ выдаёт, что поздравлять здесь в общем-то не с чем.
— Ты разве не рад, что теперь интерн в нашей больнице?
— А я разве когда-то изъявлял желание быть врачом? — Марк с некой насмешкой выгибает бровь, глядя на отца. Он никогда не мог похвастаться хорошими отношениями в семье.
— Не начинай, Минхён, мы уже это тысячу раз обсуждали! — глава семьи Ли опускается в свое чёрное кожаное кресло и устало потирает переносицу, предварительно сняв с неё очки. — Твой прадед был врачом, твой дед был врачом, я врач.
— Да-да, именно по этой, навязанной моим прадедом традиции, я тоже должен стать врачом. Давай уже я просто получу от тебя врачебные наставления и пойду работать, — перебивает Марк, концентрируя всё своё внимание на почётных грамотах за спиной отца. Эти разговоры о необходимости продолжения семейной традиции уже правда ему осточертели.
— Тебе в хирургическое отделение, седьмой этаж, второй корпус, — серьёзно чеканит главврач, — постарайся работать хорошо и не позорить семью.
Марк поднимается со своего места, склоняет голову в покорном поклоне и бросает стандартную прощальную фразу перед тем, как покинуть отцовский кабинет. Несмотря на то, что больница для отца Марка была почти всем, сам юноша здесь появился от силы раз третий в своей жизни, да и первые два, к слову, тоже были вынужденной мерой. Ориентировался Ли здесь так же плохо, как и в мировой географии, а потому просто решил подняться на нужный седьмой этаж, а там разберётся. В лифте, двери которого разъехались, выпуская толпу спешащих по делам людей, тихо играла какая-то слишком уж бодренькая музыка, но Марк, тем не менее, все равно правой ногой в такт да постукивал, разглядывая в зеркале своё отражение, пока двери в очередной раз не открылись, на этот раз выпуская самого парня. Юноша оглядывает тихий светлый коридор, надеясь найти хоть кого-нибудь, кто скажет ему куда идти и что делать или просто, где можно присесть и спрятаться от всевидящего ока отца, то бишь камер наблюдения. К своему удивлению, за сестринской стойкой никого нет, а потому Марк продолжает движение, сосредоточенно стараясь найти хотя бы уборщицу, но спустя пару минут бесцельного скитания он натыкается на довольно просторную комнату, огражденную от коридора стеклянной дверью. Новоиспечённый интерн, не долго думая, заходит в эту обитель отдыха, где расположилось достаточно много людей, включая в себя, как детей, так и уже, наверное, пенсионеров. Люди постарше играли в какие-то настольные игры, а дети что-то рисовали и очень громко смеялись, что Марка не могло не удивить. Как можно так счастливо смеяться в больнице? Пока юноша старательно выискивал работников и изредка останавливал взор на бегающих друг за другом детях, один из этих самых резвых мальчиков успел врезаться в самого Минхёна, проливая на его белые укороченные брюки грязно-зелёную жидкость из стакана для мытья кистей.