Вулканы (СИ)

Гера заулыбался, закивал, разлил по чашкам чай. Он щебетал про Питер не переставая. И Ким отчетливо осознал, насколько же он любит этот промозглый, гриппозный город. Неподходящий. Как и ебучий альфа, который все еще любит ломать игрушки. Ким ел идеальное печенье и все отчетливей понимал, что сделает все возможное — и невозможное сделает тоже, — но Гера останется с ним, потому что… Так было правильно. Гера был весь его, с ног до головы. И эти его тонкие пальчики, и улыбка, ясная, но какая-то неуверенная, — все на самом деле принадлежало Киму. И нужно было как-то донести эту мысль до Геры. С поправкой на ебучую новую Кимину внешность. Потому что хоть Гера и стал доброжелательным мальчиком-милашкой, но, провожая Кима, снова залип на его шраме. На долю секунды мазнул взглядом, но для Кима все оказалось слишком очевидно. Ким привычно уже скроил косую улыбку, не вызывавшую подозрений, и, быстро попрощавшись, ушел.
========== Аким. Глава 4 ==========
С того дня у них появились отношения. Дружеские, потому что щенячья доброжелательность Геры заканчивалась ровно в тот момент, когда Ким нарушал интимную зону. Гера превращался в палку, только что закаменевшими мышцами не скрипел, и старательно отводил взгляд от шрама. Ким занавешивался мешающей челкой, старался не поворачиваться уродливой стороной и вообще был плюшевым медвежонком — захоти Гера уложить к себе в кровать, пролежал бы мягоньким улыбающимся бревнышком. Но контраст искренних широких улыбок и мелких рваных вдохов в сторону во время медляков убивал. Ким не приглашал Геру больше, не тянул половинок открыток, только периодически одергивал зарывающегося Дюху. Киму и тошно было от дня сурка, и страшно было делать шаги, хоть влево, хоть вправо. Права на ошибку не было. Ким цеплялся за каждый день, понимая, что промозглое лето заканчивается. И только Никитка насмешливо лыбился и поглядывал. Вот только понять, что все это означает, Ким никак не мог. А посланный в разведку Ленька был послан Никиткой уже не в разведку, а по другому адресу.
Тот день ничем особенным не выделялся. Разве что Гера с Никитой засиделись за ягодами и пришли в клуб без всяких омежьих марафетов — в футболках и плотных лосинках убойных расцветок. От них вкусно пахло лесом, недавним дождем и еще чем-то, что Ким никак не мог распознать.
Он взял открытку случайно, больше по привычке. Задумался, залип на смущенном Гере напротив и выхватил один из отрезков. Надо было сдать назад или еще что, но Ким все так же завороженно глядел на Геру и отчетливо понимал, у кого вторая половина. Вторая половина, конечно же, оказалась у второй половины. Ебучий каламбур и злая шутка судьбы в Кимином случае.
Надо было свести все к приколу, просто вывести Геру погулять или посидеть на крыльце школы, поболтать, но Ким протянул руку и вывел тихого, как мышонок, Геру в центр. Обхватил, прижал. Гера был странным. Он то привычно напрягался, то словно бы обмякал в Киминых руках и все пытался отстраниться. Осторожно так, деликатно, чтобы не то что не обидеть, а даже танца не прервать. Ким вглядывался в него. Послушно следовал всем невербальным инструкциям, пока не запутался окончательно во всей этой карусели и не прижал Геру тесно, как ни разу себе не позволял.
Ким тоже не заморачивался в тот день одеждой, пришел в удобных спортивках. И потому небольшой, но твердый член, прижавшийся к его бедру, почувствовал совершенно отчетливо. Удивился — изумился, охренел — настолько, что замер уже сам и непонимающе уставился на Геру. А тот вспыхнул, ярко, слишком отчетливо для видящего в полумраке оборотня, вывернулся из рук и убежал. И стал понятен вкусный запах, который примешивался к лесу и дождю. А Ким, как дурак, стоял посреди клуба и только недоуменно моргал.
Он всю ночь крутил ситуацию так и этак. Думал. Но концы с концами не сходились. А утром пришлось мчаться в Архангельск, чтобы порешать кое-какие дела с квартирой. Ким брел по городу, не переставая думать о Гере. Мысли то и дело скатывались в глупую надежду, что шрам не проблема, а потом рациональная часть мозга подкидывала картинки того, как Гера хмурится, едва заметно морщится и отводит взгляд. От шрама. Ким тормознул у зеркальной витрины и вгляделся в свое отражение. Накатила яркая, резкая злость. Обида за то, что все так. В кои-то веки красивая морда действительно нужна, а он… урод.
Ким стиснул зубы, шумно выдохнул и припустил в знакомый салон. Ярик Максимов, на сей раз пепельный блондин, вскочил с кресла и запорхал вокруг. Он забавно охал и причитал на тему того, во что Ким превратил свои волосы, чуть ли не пинками загонял его в освободившееся кресло и очень уж явно предвкушал.
— Это вообще не твоя стрижка, — горестно всплескивал Ярослав ручками. — Ну как так, Кима?
Ким поднял челку и показал шрам. Яр, конечно, был в курсе. Все, кто имел отношение к оборотням, были в курсе. Ибо Тима Антипов и ибо нехуй. Ким все понимал. Но Ярик всегда был странным.
— Ой, да подумаешь! — отмахнулся он. — Это ужасная, убогая прическа уродует тебя куда больше небольшого шрамика. Ты утрируешь, Кима.
Ким недоверчиво вскинул бровь, внимательно вгляделся в легкого, всегда воздушного Ярослава. Но тот смотрел уверенно. Не жалел — он вообще не примешивал никогда личного в профессиональное, а просто был на все сто убежден в своем мнении.
— Хрен с тобой. Стриги.
И закрыл глаза. С закрытыми-то не так страшно.
Ярик работал быстро. Щелкал ножницами и жужжал машинкой. Тепло дышал в шею и кромку уха. Киму было щекотно, но он терпел. Глаз не открывал. И рта тоже, потому что велик был риск сорваться, выкрутиться и свалить. Пусть даже наполовину оболваненным.
Волосы оказались слишком короткими. Челки не было вообще. Все уложено, зафиксировано воском. Ким узнал бы себя прошлого, если бы не… Шрам было видно. Слишком. И Ким понимал, что, даже если он сейчас заставит Ярика вымыть ему голову, опустит челку, как пай-мальчик из приходской школы, ничего не изменится — Ярик мастер своего дела.
— Я пойду, — глухо пробормотал Ким, пытаясь не выдать паники и тупого безысходного бешенства. — Спасибо, Яр.
— Пожалуйста, — тихо и печально ответил тот. Ну да, он привык, что после его работы клиенты в восторге, потому что он чувствует и знает, как сделать правильно. Но только не в этот раз.
Нужно было выезжать. Отец пару раз звонил, но Ким сбросил и отбил эсэмэску, что все в порядке. А Леньке вообще отвечать не стал — и так через связь понимает, что жив-здоров.
Ким наматывал километры по Архангельску. Хотел посидеть в кафе, подзарядиться перед дорогой, но даже не допил кофе, а пирожное просто расковырял. Потом вспомнил, что сто лет не был в кино, но не нашел ничего, что хотелось бы посмотреть. Зачем-то прошелся по магазинам, хотя перебирание вешалок не вызвало ничего, кроме острого приступа раздражения. В итоге купил новые кроссы и несколько толстовок с капюшоном. Домой приехал около часа ночи. Припарковался и думал пойти спать, но его вдруг скрутили и куда-то потащили. Ким, понятное дело, сразу узнал своих придурков. Он как-то странно измотался за день, так что вырываться не стал — хер бы с ними, даже когда понял, что тащат в клуб, хотя туда вот совсем не хотелось. Стая, гогоча, как полоумные гуси, поставила его на настил, и тут Дюха, явно перебравший, все еще на что-то обиженный, все еще пытающийся задеть, сдернул с Кима капюшон.
Гера оказался близко. Ближе, чем Ким думал, когда еще на руках у стаи выделял нотку его запаха из мешанины других. Просто перед самым носом. Ким сразу зацепился за его взгляд, ни на кого не смотрел больше, но…
Это было уже. И гнетущая тишина, и наверняка взгляды, испуганные, брезгливые. Шрам-то не побелел. Проверить Ким не мог. Он смотрел на Геру. И почему-то никак не мог разглядеть привычной брезгливости. Недоумение, легкий испуг, изумление. Но брезгливости не было. И вдруг Гера огляделся, нахмурился, стиснул губы и решительно шагнул к Киму. Без слов он ухватил его за руку и потащил в клуб. Бросил взгляд на Никитку, который диджеил, кивнул, и тот быстро включил медляк.