Burning for your touch (ЛП)

Он разговаривает со мной лишь тогда, когда ему что-то от меня нужно.
========== Глава 3 - Философия катарсиса - часть 2 ==========
Гераклит
15:17
Ты опоздал
Поторопись
Я не приду
?
Ты не можешь относиться ко мне, как к мусору, каждый раз,
когда я пытаюсь узнать, в порядке ли ты, а потом ожидать,
что я появлюсь, когда ты меня призываешь
Ты сейчас серьёзно?
Да
ты должен дать мне хоть что-нибудь
почему ты не говоришь, что чувствуешь, когда я рядом?
как ты «чувствуешь» меня?
Ты придёшь, если я скажу?
Не уверен
Я знаю, что ты сейчас снаружи
Я могу тебя чувствовать, помнишь?
Блядь
Я дам тебе ещё минуту
Эвен направляется в спортивный зал, стиснув зубы. Если он когда-то и сомневался в словах Исака, что чувствует его присутствие, теперь у него есть доказательство. Он винит себя за слабоволие. Он пытается убедить себя, что никогда бы не стал так вести себя раньше, до того, как вечная тоска лишила его сил.
— Ты опоздал, — говорит Исак. На нём зелёный пуховик и тёмные джинсы. Его волосы на этот раз не спрятаны под обычной комбинацией из снепбека и капюшона. Это приятная перемена несмотря на тёмные круги под глазами и желтоватый оттенок кожи. Он выглядит больным.
— Ты уже написал это в сообщении.
— Возможно, нам стоит всё перенести, учитывая, что ты так раздражён, — предлагает Исак очень холодным и лишённым эмоций тоном.
— Я не раздражён.
— Взволнован. Не в настроении, если так тебе больше нравится.
— Ты сводишь меня с ума! — выпаливает Эвен, и слова причиняют ему боль. Он ненавидит это слово, сумасшедший. Просто ненавидит.
— Эмоции! Значит, твоё миндалевидное тело всё-таки работает как надо, — улыбается Исак, но в изгибе его рта нет и намёка на дружелюбность. — Почему ты не реагируешь так, когда ты с друзьями?
— Боже, иди на хуй! — шипит Эвен и сам себя не узнаёт. Его руки мгновенно взлетают вверх и закрывают рот, словно он больше не может контролировать слова, вырывающиеся наружу.
— Да, нам нужно перенести время встречи.
— Нет. Забудь, — говорит Эвен, и в его голосе слышится боль, которую он чувствует. — Я не знаю, что ты там обо мне узнал и почему думаешь, что я в буквальном смысле захочу жечь себя ради тебя и твоих нужд. Но я не буду этого делать.
Исак складывает руки на груди и опирается на один из шкафчиков с явным выражением неудовольствия на лице.
— Ты удивлён? Что, в твоём плане это не было предусмотрено? — спрашивает Эвен, тяжело дыша.
— Твоя способность говорить «нет» не была частью моего предварительного исследования. Ты прав.
Он тебя провоцирует.
— Ты меня не знаешь.
— А ты не знаешь меня, — отвечает Исак, расцепляя руки. — И тем не менее мы здесь. Застряли в одной школе с этой странной связью, которую никто из нас не может объяснить и с которой нам, вероятно, придётся жить как минимум до конца года.
Эвен замирает. Он об этом не думал. О том факте, что он действительно не может избавиться от влечения к Исаку. Он хотел бы знать, насколько похоже то, что Исак чувствует к нему на его собственные чувства, можно ли это квалифицировать как влечение.
— Мне тоже не нравится такой расклад. Но меня это убивает, и мне действительно хотелось бы во всём разобраться, — продолжает Исак, и Эвен замечает, как разочарованно вытягивается его лицо на словах «убивает меня».
Если бы Исак написал ему об этом, Эвен бы предположил, что дело в интеллектуальном любопытстве, в необходимости понять. Но выражение его лица предполагает, что он испытывает настоящую физическую боль. И внезапно Эвен задумывается, насколько вообще Исаку приятно его присутствие.
— Так что скажешь? Завтра после уроков, в то же время? — говорит Исак. — Если ты, конечно, не захочешь снова вести себя как ребёнок, потому что не в состоянии проявлять чувства или быть собой в кругу собственных друзей и близких.
Эвен стискивает зубы и смотрит, как округляются зелёные глаза Исака при виде этого, как румянец снова заливает его щёки. Эвен начинает думать, что Исак краснеет, когда что-то застаёт его врасплох.
— Думаю, я наконец тебя раскусил, — говорит Эвен и изо всех сил старается не показать, как ему больно.
— Да?
— Ты находишь людские слабости и используешь их, пока не получишь желаемое.
— Ты выяснил это после просмотра «Мыслить, как преступник» или…?
Эвен не реагирует. Он изо всех сил старается проанализировать поведение Исака. Он лишь ранимый мальчик, к которому нельзя прикоснуться, пытающийся найти смысл в этом мире.
— Ты не можешь использовать мою боль против меня, если я не позволю, — отвечает Эвен. — Ты постоянно упоминаешь ситуацию с моими друзьями, потому что знаешь, что меня это ранит. А я позволяю тебе, потому что мне стыдно. Как и с Арвидом, ты классифицировал меня в особую категорию, и ты знаешь, как меня задеть. У тебя наверняка есть на меня целое досье. Ты думаешь, что знаешь меня вдоль и поперёк. Но это не так. Я не буду играть в твою игру. Мне плевать, насколько мне приятно чувствовать тебя рядом. Ты словно лёгкий ветерок. Его приятно ощущать на коже, но он мне не нужен, чтобы функционировать. И в конечном итоге проигравший здесь ты. Потому что в отличие от тебя я не умираю от необходимости понять, что происходит. Мне хватает того, что я задаю правильные вопросы. Мне не нужны ответы, тем более если для этого нужно подвергнуть себя опасности и прикоснуться к тебе.
Катарсис.
Эвен чувствует себя гадко, но не хочет отказываться от своих слов. На этот раз Исак не краснеет. Он выглядит застигнутым врасплох, но он не краснеет. Ещё одна теория коту под хвост. Эвен не знает, чего ждать. Исак, наверное, попробует привести аргументы, постарается снова им манипулировать, может, засмеётся, может, поморщится. Эвен не уверен. Но он ждёт борьбы.
— Ладно, — говорит Исак, и в его голосе слышится поражение, опустошение. — Как хочешь.
Он отворачивается, и Эвену внезапно становится холодно. Его передёргивает от этого, от холода. До сих пор Исак был лишь источником тепла. Поэтому мороз, бегущий сейчас по коже, заставляет Эвена потерять дар речи.
Ему нужно мгновение, чтобы понять, что дело в потере всепоглощающего жара, заставляющей его дрожать, словно с него сдёрнули одеяло в холодное воскресное утро.
.
— Где ты был? — спрашивает Мутта, когда они встречаются у библиотеки, где он делал домашнее задание.
— Забыл кое-что в шкафчике в спортзале, — пожимает плечами Эвен и не может скрыть недовольство. Его бесит, что Мутта постоянно спрашивает о его местонахождении.
— Всё нормально?
— Да, в порядке.
Мутта больше не задаёт вопросов. И по какой-то причине это раздражает Эвена ещё сильнее, то, насколько друг осторожен с ним. То, как он обрывает разговор из страха, что это заставит Эвена выйти из себя, то, как он не говорит ему правду, точно так же, как мать не признаётся, что паста ужасна на вкус, когда она действительно несъедобна.
— Я видел Исака в кабинете медсестры после ланча, — говорит Мутта, не глядя на Эвена. Он качает головой, и его кудрявые волосы безмолвно колышутся, обрамляя лицо. Он невероятно красив.
— Да? — задумчиво тянет Эвен, стараясь казаться равнодушным.
— Да, он ужасно выглядел. Его сильно рвало. И медсестра хотела отправить его в больницу из-за высокой температуры.
— Погоди, что?!
— Это было сразу после ланча. Когда он выбежал из столовой, проигнорировав тебя. Думаю, его действительно сильно тошнило или ещё что-то.
Эвен останавливается посреди коридора. Внезапно его переполняют вина и стыд. Он вспоминает, как плохо Исак выглядел весь день.
— Почему ты рассказываешь мне об этом?
— Кажется, он тебе небезразличен, — улыбается Мутта, пожимая плечами. — Тебе небезразличны люди, которым больно.
У Эвена нет желания опровергать это заявление, пусть он ещё и не думал об этом.