Burning for your touch (ЛП)

Эвен молчит, обдумывая слова, поспешно произнесённые Исаком.
— Ты поэтому прячешься? Чтобы не навредить пьяным людям в доме? — спрашивает он.
— Да.
— И ты поэтому не пьёшь? Потому что боишься, что это затуманит твой мозг?
— Да, — отвечает Исак, на мгновение прикрывая глаза, словно у него кружится голова.
— Это всё, или у тебя есть ещё вопросы?
— Почему только тебя поселили в отдельную комнату?
Исак бросает на него рассерженный взгляд.
— Точно, — Эвен хлопает себя по лбу. — Прости.
— Видишь? Я прав. Ты уже забываешь.
— Извини.
— Тебе лучше вернуться на вечеринку.
.
Эвену грустно, он раздосадован. Исак делает сейчас то, что делал сам Эвен в последнее время. Он возводит стены между собой и окружающими, чтобы защитить их, убедиться, что они не пострадают. Исак скрывает истинную часть себя и свои настоящие желания, чтобы прикинуться нормальным, чтобы вписаться, чтобы не нарушить существующее положение дел. И он никогда не жалуется. Он просто самоизолируется. Отгораживается.
Эвену грустно. И когда Микаэль находит его чуть позже, он берёт его за руку и сильно сжимает.
— Ты напился, — весело замечает Микаэль. Менее пьяный Эвен, вероятно, сейчас чувствовал бы себя неловко.
— Ага.
— Хочешь пойдём в нашу комнату?
Эвен кивает.
— Думаешь, это совпадение, что нас поселили только вдвоём? — спрашивает Эвен по пути.
— В смысле?
— Ну то есть ты не думаешь, что нас исключили?
Микаэль смеётся, и Эвен смеётся вместе с ним. Он скучал по смеху Мика.
— А ты думал, я что имел в виду? — дразнит Эвен, когда Микаэль толкает его на большой диван, на котором они должны спать.
— Ничего. Не знаю. Но точно не предположение о том, что нас исключили из общества.
— А что? Мусульманин и его биполярный друг. Конечно, нас исключили, — заливается смехом Эвен, чувствуя, как комната немного кружится перед глазами.
— Я просто не думал, что ты достаточно трезв, чтобы говорить на серьёзные темы. Я думал…
— Ты думал, я говорил о геях? — быстро выдыхает Эвен, пока не передумал. Рано или поздно им придётся поговорить об этом. А сейчас он пьян, так что почему бы и нет.
— Нет, это не то… — запинается Микаэль, очевидно испытывая неловкость, и это заставляет Эвена продолжить давить.
Он садится и придвигается к нервно потирающему руки Микаэлю.
— Почему ты здесь, Мик? — спрашивает Эвен.
— В смысле? — Микаэль поднимает на него большие выразительные глаза, и сердце Эвена ухает вниз. Он так любил эти глаза, так сильно любил.
— Это Мутта попросил тебе поехать или ты сам вызвался?
— Эвен…
Эвен хватает Микаэля за руку и сжимает его пальцы. Ему хочется плакать. В этом нет смысла, но ему хочется выплакать все глаза, пока он не перестанет дышать. Пока в нём совсем не останется воздуха. Прошлое возвращается к нему, накрывает волной. Разбитое сердце, и тоска, и отказ, и как от этого было больно, и как обжигало. Обжигало так сильно, что Эвену нужно было спалить всё вместе с собой.
— Пожалуйста, скажи мне! — умоляет он, и его голос срывается. — Пожалуйста.
— Конечно, я сам захотел поехать, Эвен, — отвечает Микаэль, поднимая на него глаза, полные доброты и мягкости, сжимает его руку. — Ты мой лучший друг. Если ты решаешь поехать на идиотскую тусовку, то и я еду на идиотскую тусовку.
Эвен не думает. Способность думать не входит в список вещей, которые он в состоянии делать в данный момент. Ему кажется, что сердце сейчас разорвётся, а слёзы уже текут из глаз, поэтому он не думает.
Он накрывает ладонью лицо Микаэля и целует его.
Он целует его, как и той ночью, когда всё сгорело, касается рукой челюсти, и сердце бьётся в кончиках пальцев, а губы прижимаются к неподвижному рту.
Эвен целует его и снова разбивает собственное сердце.
На этот раз Микаэль не отпихивает его так, что он спиной ударяется о стену. Он не кричит на него и не обзывает. Он не делает этого, но его губы остаются плотно сжатыми.
Это поцелуй из жалости. И Эвен чувствует, как напрягается каждый мускул в теле Микаэля, понимает, как он ему противен, как Мик заставляет себя не двигаться, как он, вероятно, думает, что Эвен снова сходит с ума. Он представляет, как Микаэль посмотрит на него, когда он наконец отстанет и бросит попытки раскрыть его рот и, возможно, пробудить в нём хоть что-то. Эвен думает об этом, и сердце кажется слишком тяжёлым для его бедной, израненной души. Эвен не знает, как прекратить этот односторонний поцелуй.
Поэтому Исак делает это за него.
— О чёрт! — вскрикивает Исак у двери, заставляя Эвена и Микаэля оторваться друг от друга и отшатнуться в разные стороны. — Я… я не хотел. Простите! Мне жаль!
Исак захлопывает за собой дверь, и Эвен закрывает лицо руками.
— Боже! Блядь! Дерьмо. Мне так жаль! — умоляет он. — Микаэль, прости.
— Всё нормально. Эвен…
— О боже!
— Эй! Всё в порядке. Клянусь! Эвен, посмотри на меня! — просит Микаэль, касается его руками, заставляя поднять голову. — Всё нормально. Я не обижаюсь. Ты немного перепил. Бывает.
«Он никогда меня не захочет», — думает Эвен. Микаэль — единственный, кто знает, что его привлекают парни, теперь уже дважды испытал это на себе. Сейчас он отреагировал намного лучше, чем в прошлый раз, но сердце Эвена всё равно разбито.
Микаэль никогда его не захочет. Эвену придётся это принять и двигаться дальше.
— Мне даже кажется, что я тебе больше не нравлюсь, — шутит Микаэль.
— Я только что тебя поцеловал.
— Да, но это ощущалось иначе.
— Иначе? Как?
— Будто ты думал о том, что целуешь кого-то другого.
.
Эвен находит Исака, когда тот чистит зубы в ванной. Его лицо сильно покраснело, даже больше, чем обычно. У него потяжелели веки, а волосы прилипли ко лбу. Он выглядит больным. Больным и смущённым.
Раковина достаточно большая для них обоих, поэтому Эвен пристраивается рядом, чтобы тоже почистить зубы. Ему интересно, что скажет Исак по поводу того, свидетелем чего только что стал. Удивлён ли он, думал ли он о том, что Эвен целует парней раньше, приходило ли ему это в голову. Он задумывается, что бы сказали философы о геях и ЛГБТ движении, и кого из старых чуваков Исак использует в своей речи.
Эвену хотелось бы знать, что Исак сейчас тщательно репетирует в своей голове.
— Я не знал, что ты… — начинает Исак, удивляя его, потом замолкает.
— Я что?
— Что ты такой, — заканчивает Исак, сплёвывая в раковину и смывая пасту водой.
— Какой?
— Ну… — Исак нервно сглатывает, — гомосексуал.
Гомосексуал. Эвен не знает почему, но то, как Исак это говорит, заставляет его фыркнуть. Звучит практически невинно. Но в то же время эта фраза вызывает у него тревогу. Такой. Гомосексуал. Как будто он занят чем-то непристойным. Он никогда ни с кем не говорил об этом раньше, даже с самим собой. И ему не хочется, чтобы его первый подобный разговор был с Исаком. Он надеется, что тот не спросит, кем Эвен себя считает.
— Кстати, чтобы ты знал. Чем бы ты ни занимался в свободное время, это твоё дело, но я не такой, — заявляет Исак, вырывая Эвена из мыслей. Что?
— Что?
— Гомосексуал, — отвечает Исак с бесстрастным видом, даже не глядя на Эвена. — Я не гомосексуал. Я хочу, чтобы это было ясно.
— Хм, окей. Я никогда и не говорил, что ты такой.
— Ну это на случай, если у тебя появится неправильное представление о природе физического притяжения между нами, — говорит Исак. — Это наука, а не гомосексуальность.
Наука. Не гомосексуальность.
Эвену одновременно хочется расхохотаться и смыться отсюда поскорее, громко хлопнув дверью.
— Я понял.
— Отлично.
Эвен уже готов уйти из ванной, когда решает кое-что добавить.
— Для человека с таким гениальным умом, ты удивительно ограниченный.
После этого комментария Исак выглядит так, словно сейчас вспыхнет пламенем.
.
— Кто-то должен перебраться в комнату Исака, — говорит Вегард, высокий самодовольный парень с рыжими волосами, который выглядит хорошо за двадцать.