Burning for your touch (ЛП)
Эвен замечает, как Исак стискивает зубы, и это единственный признак его раздражения. Небольшой сбой. И по крайней мере Эвен чувствует облегчение, что Исак больше раздражён, чем испуган. Но сам он боится за него. Он слишком хорошо знает, каким ядовитым языком обладает Арвид.
— Мне тебя не хватало в столовой, — говорит Арвид. — Интересно, что заставило тебя прийти сегодня, — усмехается он.
Исак снова стискивает зубы, и Эвен надеется, что он не видел, как он пришёл сюда вместе с Арвидом. Он надеется, что Исак не думает, что он специально это устроил. Эвен надеется…
Эвен не знал, что взглядом можно убить, пока Исак не повернул голову и не посмотрел ему в глаза. Блядь. Размечтался.
— Эвен, тебе ведь всегда холодно? — продолжает Арвид. — Ты всегда носишь одежду с длинными рукавами, даже в жару. Подойди сюда. Погрейся немного у этого гипотетического огня. Он не умрёт, если несколько человек вторгнутся в его драгоценное личное пространство. Не переживай. Просто…
— Ты закончил? — Исак прерывает речь Арвида.
— Что? — фыркает тот.
— Ты закончил вести себя как двенадцатилетний ребёнок или тебе нужно ещё немного времени? — закатывает глаза Исак, поворачиваясь на стуле, чтобы посмотреть на него. — Думаю, у меня есть ещё девять минут до следующего урока.
Арвид заливается смехом, сцепляет руки и устраивает из этого настоящее шоу, как это обычно делают все задиры, когда им оказывают сопротивление.
— Ты сумасшедший? У тебя проблемы под этими кудряшками?
— Да и да вообще-то, — говорит Исак, поднимаясь со стула, как всегда медленно и собранно.
Друзья Арвида принимают позы, обычные для людей, чувствующих угрозу и вынужденных демонстрировать силу. Исака это, кажется, забавляет.
— Знаешь, какое у меня любимое слово, Арвид? — медленно произносит Исак, отодвигая стул и поднимая подбородок, чтобы приблизиться к нему. Исак не боится, что люди втогнутся в его пространство. На самом деле всё наоборот, и видеть, как Арвид и его банда отступают назад и отшатываются, — настоящее облегчение. — Ангст, — продолжает Исак. — Моё любимое слово «ангст». Знаешь, что оно значит?
— Что за хрень…
— Оно означает страх и тревогу, его употребление меняется в зависимости от языка, страны и научной школы. — Ты знал, что это слово пришло в английский язык как заимствование из норвежского, датского, голландского и немецкого? Считай, мы его придумали. Я считаю, это потрясающе, и горжусь этим, понимаешь? Потому что ангст — это такое важное чувство и тема экзистенциализма. Сартр, и Ницше, и Хайдеггер любили рассуждать об этом. Только не подумай, что я сторонник экзистенциализма. У меня, знаешь ли, широкие взгляды.
— Что с тобой не т…
Исак поднимает правую руку и медленно снимает перчатки, пока все люди, собравшиеся в столовой, смотрят на него.
— Но это неважно, — продолжает Исак. — Мне нравится слово ангст, но я не хочу углубляться в тонкости, сравнивая ангст с тоской или ещё чем-то. Я бы предпочёл поговорить о страхе, который включает в себя все эти чувства. Понимаешь? Что ты знаешь о страхе, Арвид? Как много ты о нём знаешь?
Указательный палец Исака оказывается у груди Арвида, но не прикасается к нему, он просто рисует им круги в воздухе, продолжая смотреть ему в глаза.
— Готов поспорить, что ты много знаешь о страхе, Арвид. Готов поспорить, что это твоя любимая эмоция. Тебе нравится им управлять, так? Тебе нравится то чувство, что приходит с этим. Власть. Величие. Ты знаешь, многие философы считали, что страх важен, потому что позволяет обществу функционировать. Ты боишься ареста, поэтому не совершаешь преступлений. Общественный договор, Руссо. Но я опять отвлекаюсь. Страх — это явление, через призму которого можно прекрасно рассматривать определённый феномен сегодняшнего общества. Например, издевательства. Сутью издевательств над другими является управление страхом из-за отсутствия контроля и власти во всех остальных аспектах жизни того, кто этим занимается. Человек издевается над другими, потому что хочет, чтобы его боялись, а человек хочет, чтобы его боялись, потому что его невозможно любить, но он не хочет страдать или оставаться без внимания. Или потому что человек чувствует угрозу, исходящую от другого человека, предположим, от меня, от человека, который не хочет жить по законам его или её общественного договора. Люди, издевающиеся над другими, обычно чувствуют, что их нельзя любить, поэтому альтернатива для них — вызывать страх.
Конечно, бывают исключения. Иногда такие люди просто злые и равнодушные, и они получают удовольствие и выгоду оттого, что видят страдания других. Но это особый вид. А в тебе, мой дорогой Арвид, нет ничего особенного. Ты совершенно типичный вид задиры, какими их показывают на ТВ, в этих сопливых фильмах, которые люди смотрят и, фыркая, говорят: «Да таких уже не существует», и в книгах, и в блогах. Ты такой же, как и все, кто жил до тебя. Ты такой, какой есть, потому что ты практически запрограммирован на подобное поведение. Ты смотрел «Мир дикого Запада»? У тех роботов больше свободы в мыслях и поступках, чем у тебя. Ты практически лишён свободы выбора. Вся твоя жизнь предопределила то, кем ты являешься сегодня: совершенно безликим хулиганом. Ты не оригинальный и не особенный, и твои дружки либо боятся, что их исключат из ближнего круга и будут над ними издеваться, или у них отсутствуют яйца или желание решать за себя. Полагаю, что последнее правда в обоих случаях.
И да, страх. Страх превосходен и восхитителен. Ты знал, что страх — первое чувство, упоминаемое в Библии? Да, первое, что почувствовал Адам, когда понял, что облажался, — это был страх. Разумеется. И сколько величия в страхе! Страх невероятно величественный, но в то же время он может ограничивать личные свободы. Как, например, эта раздражающая процедура досмотра в аэропорту. Тот факт, что они ограничивают объём жидкости, которые мы можем брать в самолёт, а в некоторых странах даже заставляют снимать обувь. Я особо не против снять обувь или чтобы меня обыскивали, но я возражаю, что они ограничивают количество жидкостей, которые я везу. Я ненавижу покупать шампунь где-то ещё или использовать чужой. Ты знал, что они ввели это ограничение после того, как предотвратили теракт в Лондоне примерно в 2007? Теракта не произошло. Слава богу. Но страх, что это может произойти снова, и что они снова могут прибегнуть к подобному способу, обрёк нас на ограничение жидкости в ручной клади на веки вечные. Этот страх, хоть он и оправдан, лишает меня свободы брать с собой в самолёт любимый гель для душа, и меня это расстраивает. Видишь? Страх, который ты внушаешь, даже не является оправданным, так что ты поймёшь, если моё расстройство из-за геля для душа выльется на тебя, Арвид.
— Ты… Да ты просто, блядь, сумасшедший, — заикается Арвид.
— Мило, — смеётся Исак, и Эвен не может понять, возбуждён ли он или испуган.
В момент охватившей его паники Арвид сжимает руку в кулак и, кажется, собирается нанести удар. Тело Эвена начинает двигаться инстинктивно, но Исак опережает его. Он поднимает руку и кладёт её Арвиду на щёку.
— Блядь! Что за хрень?! — взвизгивает от боли Арвид, словно только что обжёгся, и Исак убирает руку мгновение спустя.
— На случай, если ты не понял, вот тебе резюме: я здесь угроза. Угроза — это я. Ты боишься меня. Я не боюсь тебя. Я терпел твои выходки несколько недель, потому что меня интригуют люди, третирующие других. Но так как я не безликий хулиган с неоригинальной слезливой историей из жизни, я к тебе не прикоснусь, я не причиню тебе боли, я даже к тебе не подойду. Разумеется, если ты будешь держаться подальше от меня. Вот такая у нас с тобой версия общественного договора. Видишь, я сейчас использую твою любимую стратегию запугивания. Понимаешь, насколько мне не всё равно?
— Надеюсь, ты знаешь, что ёбнутый, Вальтерсен.
— Надеюсь, ты знаешь, что я тот, кто может обеспечить тебе ожог второй степени, — отвечает Исак очень спокойно, и в это мгновение он огонь. Языки его пламени сверкают. Он светится огнём, могучим, величественным и негасимым. — Если ты мне не веришь, узнай, почему я больше не учусь в Ниссен. Кажется, это твой любимый вид деятельности. — Исак начинает собирать вещь в рюкзак. — Ну ладно, мои девять минут закончились. Всем спасибо. Надеюсь, вы получили удовольствие от представления.