Птица со сломанным крылом (СИ, Слэш)
На последней мысли Лириэлю в самом деле захотелось прогнуться и почувствовать что-то ещё, но что, он толком не понимал.
С самого утра он чувствовал себя так, будто с него содрали кожу живьём – слова повара о том, что он сам должен был обеспечить закупку мяса к празднику неожиданно обидели его до глубины души, так что Лири чуть не расплакался, чего не было с ним уже давным-давно – с тех пор, как он перестал общаться с Юргеном. Никто в доме не мог задеть его, но теперь вдруг ему стало казаться, что все они только и думают как его уязвить. Он нуждался в защитнике, и тихий голос в голове без конца нашептывал: «Юрген, Юрген, Юрген». Вот только другой, более твёрдый и знакомый, тут же напоминал, что Юрген защитником не был никогда, и от того боль в груди становилась только сильней.
Всё, что позволил себе Лири в первый день – это сесть у окна ближе к двенадцати часам и ждать, пока Юрген отправится на тренировку через двор. Когда же он увидел высокую мощную фигуру альфы, как обычно в шёлковой рубашке, чуть колыхавшейся на ветру, и светло-голубых джинсовых штанах, грамотно обтягивавших зад, у Лири мучительно заныло одновременно в груди и в паху, и в то же время появилось желание кинуть что-нибудь тяжёлое в окно, а ещё лучше – в самого альфу.
Лири сжал кулаки и проследил за тем, как Юрген садится в аэромобиль. Боль стала такой сильной, что захотелось завыть, но Лири позволил себе только негромкий писк.
- Ненавижу тебя, - прошептал он и почувствовал, как слёзы наворачиваются на глаза.
Перед сном его всё-таки скрутило, и он хотел было встать и побежать к покоям Юргена, наплевав на все обиды, но потом вспомнил кривую усмешку Ризы. Он действительно встал, проглотил две таблетки снотворного, вернулся в кровать, повернулся носом к стене и уснул.
На следующее утро Лириэль отправился раздавать распоряжения относительно предстоящего праздника. Сосредоточиться удавалось с трудом, и мысли постоянно возвращались к обиде на Юргена, которому всегда было на него наплевать. Кое-как закончив с приготовлениями, он вернулся к себе и замер, обнаружив невиданную доселе картину – Юрген Розенкрейцер стоял посреди его спальни перед открытыми дверями шкафа и разглядывал вещи в шкафу.
- Юрген, - пискнул Лири, чувствуя, что голос его предаёт, но не в силах что-то сделать с собой. Сердце забилось бешено, явно намереваясь выскочить из груди, кровь зашумела в висках, и он мгновенно ощутил весь тот букет ощущений, который описывали другие омеги – зуд, желание прогнуться и завыть и, главное, странное, непонятное желание, чтобы этот, именно этот, альфа был внутри.
Юрген медленно повернулся к нему и медленно повёл носом.
- Оп-па… Неужели наш мышонок потёк.
- Юрген… - Лириэль хотел возмутиться, но вместо этого получился какой-то мышиный писк, да и кровь в паху от сказанного альфой забилась сильней.
Юрген медленно, плавными шагами дикой кошки, подошёл к нему и остановился в миллиметре – так близко, что казалось, просто качнись он вперёд, и они бы слились в одно – и в то же время так далеко.
- Юрген… - прошептал Лири ещё раз и закусил губу, чтобы не сказать больше ничего.
- Можешь меня попросить, я всегда готов помочь омеге, - Юрген сделал двумя руками пошловатый жест, и бёдра его при этом качнулись вперёд, так что пах задел пах Юргена, и тот попросту заскулил. – Который страдает так же как ты.
Лириэль закусил губу и некоторое время тяжело дышал, стараясь привести мысли в порядок, но с каждым мгновеньем становилось только хуже, и, в конце концов, он выдохнул:
- Пожалуйста, Юрген, помоги…
- С чем, малыш?
- Юрген! – всё равно получился только шёпот.
- Ладно, не будем требовать сразу всего, - Юрген сделал пару шагов назад и уселся на кровать. Склонил голову набок, разглядывая Лириэля с ног до головы. – Разденься, что ли. А то хоть убей - у меня на тебя не встаёт.
Тёмная волна обиды всколыхнулась у Лириэля в груди. Захотелось одновременно кричать, выть, ударить Юргена, броситься прочь и, спрятавшись у себя в спальне, расплакаться… Но он уже был у себя в спальне, и потому просто медленно поднял руки к воротнику мантии и принялся расстёгивать крючки – один за другим.
Юрген был сам не свой с самой свадьбы. Риза заметил это уже давно, но виду старался не подавать.
Юргена то и дело «уносило». Он терял нить разговора, мог замолкнуть на полуфразе, уставиться в окно и какое-то время молчать.
Потом, правда, приходил в себя, но чем чаще случались такие приступы, тем больше Ризе становилось в его присутствии неуютно, а приступы становились чаще день ото дня.
Риза продолжал молчать. Только косился время от времени в ту сторону, где находились покои новоявленного супруга. Впрочем, всерьёз он происходящее не воспринимал до тех пор, пока в начале сентября Юрген не начал то и дело, видимо, забываясь, задавать ему вопрос:
- Как ты думаешь, у него правда эструса нет?
Риза напомнил себе, что интерес Юргена к течкам других омег - явление довольно рядовое и, пожав плечами, тогда сообщил:
- Ты же альфа. Давно почуял бы, если бы был.
В тот день разговор продолжать не стали, но спустя пару недель Юрген спросил ещё раз:
- А что, бывает, что в двадцать лет у омег эструса ещё нет?
Тут уже Риза насторожился, отметив про себя, что Юрген стал использовать сложное и непривычное для него слово «эструс» вместо обычного «течка».
Риза хотел было его послать, потому что некоторые вопросы даже он предпочитал с альфами не обсуждать, но потом подумал, что если не он – Юрген может пойти и к кому-то ещё.
- Бывает всё, - сухо ответил он. – Но я бы на омег с нарушением цикла внимания не обращал.
- Почему?
- В постели они – говно.
На том разговор завершили, но когда Юрген, уже в октябре, поинтересовался ещё раз:
- А от таблеток не бывает позднего начала циклов?...
Вопрос этот пришёлся тогда настолько не в тему, что Риза даже не сразу сообразил, о чём речь.
- Каких… - тут до него дошло, и он мрачно посмотрел на Юргена, отложив в сторону журнал, - Юрген, какого чёрта? Ты себе получше подстилку найти не мог?
Юрген почему-то покраснел, затем побледнел, затем встал, встряхнул Ризу за плечи и процедил ему на ухо:
- Риза, он мой супруг.
Риза спорить не стал. Скрипнул только зубами, понимая, что с альфами спорить бессмысленно вообще, а уж с Юргеном и подавно – когда его захлёстывал тестостерон, он всегда туго соображал.