Сюрпризы Лебяжьего озера
Итак, господа, завтра перед обедом у нас запланировано непродолжительное посещение заповедника, точнее – исследовательского центра Комитета Ихтиологии Заповедника. После обеда – знакомство с егерями и подготовка снастей. Послезавтра – старт соревнований. Ну а сегодня у вас свободный день. Ужин – через два с половиной часа. Если вопросов нет, прошу на регистрацию.
– Евдокимыч! Эй, Евдокимыч, мы тебя заждались, иди сюда быстрей! – настойчиво зазывал водителя Лёва, высунувшийся из окна домика, в который заселился вместе с Павлом.
Сфагнум, как и хотел, единолично занял домик, рассчитанный на двоих, Волгарь заселился с Магзом, а
Стамбул – с Тапиром. Домики оказались на редкость уютными, без напускной пышности, зато идеально подходящие рыбакам, приехавшим именно рыбачить, а не пьянствовать в комфорте круглые сутки. Окна – с видом на реку; в каждой комнате – широкая кровать, шкаф для вещей, холодильник; помимо санузла – небольшая кухонька, терраска; мебель, пусть и не дорогая, зато удобная, располагающая к полному расслаблению…
– Иду, – наконец отозвался водитель на призывы Лёвы.
Павел вздохнул. Черт его знает, что думает о нем Евдокимыч после того случая на лодочной станции. Затаил ли обиду или не держал ее вовсе, зная характер своей беззастенчивой дочери. Все могло быть. Но в любом случае эти вопросы стоило разъяснить как можно скорее.
Лёва же, не имея понятия о терзаниях друга, пригласил Евдокимыча на «рюмку чая» не столько для того, чтобы отблагодарить за прием и поближе познакомиться, сколько с целью порасспросить о заповеднике.
– Что, мастера, тудыть вас растудыть, нормально разместились?
– Все отлично, Евдокимыч! – Довольный Лёва похлопал его по плечу. – Давай усугубим по соточке? Что предпочитаешь – вискарь, коньяк, водочку столичного разлива?
– Надо доложить, что нам, жертвам вспышки, все-таки лучше беленькую. – Евдокимыч снял камуфляжную бейсболку и погладил лысину.
– Мы хоть пока и не жертвы какой-то там вспышки, но сегодня тоже – исключительно по беленькой. – Лёва кивнул Павлу на холодильник.
Тот достал бутылку и налил в стоявшие на столе стаканчики: себе с Лёвой – до половины, Евдокимычу – полный.
– Пока – не жертвы, это ты точно подметил. – Евдокимыч по очереди чокнулся с рыбаками и осушил свой стаканчик в три больших глотка.
– Опять на что-то намекаешь. – Лёва придвинул к водителю тарелку с закуской. – Лучше бы рассказал про заповедник, как он возник и так далее. До нас ведь только слухи доходят, а хотелось бы, так сказать, из первых уст… – И Лёва вновь наполнил стаканчик Евдокимыча.
– Рассказать можно, – усмехнулся тот. – Только если подробно, то на это никаких ваших запасов огненной воды не хватит…
– Ну, во-первых, если не хватит, еще прикупим, – не отставал Лёва. – Ну а чтобы не затягивать с сутью, подробности можно опустить. Вот ты говоришь – вспышка. А разве это не с неба что-то неопознанное рухнуло?
– Если бы с неба, я бы сказал – с неба. А то, что вспышка была изнутри земли, точнее – из воды, это я точно знаю! – твердо сказал Евдокимыч и выпил второй стаканчик так же быстро, как первый.
– Хочешь сказать, своими глазами видел? – поинтересовался Павел.
– А ты что, Змей, в моих словах сомневаешься? Ученые тоже сомневаются, говорят, мол, это всего лишь одна из гипотез. Лопухи…
– Так, может, все-таки и нам расскажешь? – не отставал Лёва.
– А вот расскажу! Но при одном условии…
– Ты не бойся, водка у нас еще есть.
– Да при чем здесь водка, тудыть тебя растудыть! – отмахнулся Евдокимыч и уставился на Павла. – Мне надо, чтобы ты, Змей, правду об одном дельце сказал. Только наедине. Тебе, мастер, придется нас ненадолго оставить.
– Да я не мастер, я журналист.
– Тем более. Вдруг еще напишешь то, чего не надо.
Хмыкнув, Лёва встал и вышел из комнаты, а затем и из дома и, демонстративно остановившись напротив окна, чтобы Павел и Евдокимыч его видели, закурил.
Евдокимыч, внимательно проследив за его действиями, сам взял бутылку и разлил по стаканчикам остатки водки.
– Признайся, Змей, было у вас тогда чего-нибудь с Ниночкой? – спросил он без обиняков.
– Нет, конечно, – спокойно ответил Павел. – Да ты, Евдокимыч, сам посуди, – когда могло что-то быть? Я же после награждения до самого дождя щуку чистил. Кстати, так ее у вас в вагончике и оставил…
– Пойми, Змей! – перебил Евдокимыч, сжимая стакан так, что костяшки пальцев побелели. – Избил я тогда Ниночку очень сильно. До потери сознания избил! Рановато она, тудыть ее растудыть, созрела. В бабку свою покойную пошла. А вокруг на базе рыболовной да на берегу – сплошь мужики, а среди них симпатичные встречаются, молодые, сильные, да на все руки мастера. Стала она заглядываться на красавцев, заигрывать с ними, чем дальше, тем больше. А мне ее – сторожи? Пришлось сторожить! Вот если бы тогда я вовремя не вернулся и не застал бы тебя с ее платьем в руках, чего бы случилось?
– Да выжимали мы ее платье, насквозь промокшее, вот и все. А когда она попросила меня отвернуться, чтобы выжать трусы, я вообще на улицу вышел и там с тобой столкнулся. Не было ничего у меня с Ниночкой. И быть не могло. Она же тогда совсем ребенком была.
– Ребенком… Пришлось от греха этого ребенка сюда привезти. Евдокимыч уставился на Павла тяжелым взглядом, потом, как бы давая понять, что поверил его словам, протянул стакан.
Чокнулись, выпили.
– Говоришь, сильно избил? – спросил Павел, закусывая.
– До сих пор простить себе не могу. А теперь, после твоих слов, еще больше вину чувствую. Думаешь, Ниночка, когда выздоровела, перестала на мужиков заглядываться? Да назло мне – еще больше! А после того, как вспышка случилась, так вообще…
– Так все-таки вспышка?
– Ладно, зови своего журналюгу. И можешь еще одну беленькую на стол выставить.
– Надо сказать, что я в этих местах родился и прожил в поселке Плосково до четырнадцати лет, пока отец, тудыть его растудыть, с матерью не развелся и не переехал вместе со мной в Подмосковье. Ну, это другая история. Змей, вон, хорошо помнит, как я в Осташово лодочником работал. Так вот, вернулся я в Плосково с родной дочуркой, когда узнал, что матушка померла и дом может просто пропасть. Дом, правда, все равно пропал, но это было позже…
Так вот, занялся я здесь тем, чего больше всего любил и умел, то есть профессиональной рыбалкой. Другими словами, тудыть меня растудыть, ловил и продавал рыбку, которой в Скорогадайке и местных ручьях с озерами водилось немеряно. Однажды друга погостить пригласил – Ношпу, то есть Петра Васильевича Нешпаева. Тот как раз из органов уволился и вроде бы не у дел остался.
Ношпе в Плосково, само собой, понравилось, и решили мы с ним всерьез рыболовным бизнесом заняться. А будучи человеком, тудыть его растудыть, далеко не бедным, вскоре купил Ношпа здесь комнату в домишке у одной старушки древней, которая помирать собиралась. Та старушка и в самом деле вскоре отошла в мир иной, а Петр Васильевич похоронил ее честь по чести. После чего перебрался сюда на постоянное жительство, а квартиру в Москве сдавать стал каким-то там приезжим…
– Извини, Евдокимыч, – перебил рассказчика Лёва. – Ты когда до вспышки-то дойдешь?
– Скоро, журналюга, скоро. Давай лучше выпьем.
– Наливаю…
– Короче! – Евдокимыч отставил опустошенный стаканчик. – Как только наш с Ношпой, то есть с Петром Васильевичем, рыбный бизнес в гору пошел, объявились в округе оголтелые браконьеры. Не сетевики, нет. Эти здесь всегда были, и всегда нормальный рыбак, ловивший на удочку или спиннинг, их облавливал, так что, если сети вовремя снимать, вреда от них для природы никакого.
Появились электроудочники, тудыть их и еще много раз растудыть! Ну а там, где электрик со своей снастью изуверской прошел, особенно по неглубоким местам, вся живность подводная – кверху брюхом.
И ладно бы электрики меру знали, так ведь нет, взялись за это дело основательно, бригады стали образовывать: с катерами, машинами, с охраной, – чуть ли не с промышленным размахом развернулись. Никакой рыбнадзор, никакая полиция на них управу найти не могла. Территория дельты огромна – реки, протоки, старицы, озера, болота. И все это – в зарослях, порой непроходимых, как там браконьеров поймаешь! Пришлось местным жителям самим с электриками бороться – до перестрелок стало доходить…