С нежностью цвета огня (СИ)
Ему и в самом деле интересно, да и вопрос, вроде бы, безобидный, но я представления не имею, на что полагается тратить время благовоспитанным молодым девушкам. Крестиком у окна вышивают? Романы любовные штудируют? У себя-то я в основном училась, силясь запихнуть в голову бесконечное число законов и подзаконных актов до того, как в них внесут очередные судьбоносные изменения, но не говорить же это сииру. Спросит ещё между делом что-нибудь из местного законодательства, и я же буду выглядеть обманщицей.
Что-то всё-таки отражается у меня на лице, потому что он довольно серьёзно добавляет:
— Я просто спросил. Можешь не отвечать.
И в растерянности умолкает. Даже смешно: кружим друг вокруг друга, как журавли в брачный сезон, и пытаемся угадать, о чём можем рассказывать, а о чём лучше и вовсе не упоминать, чтобы не ставить в неловкое положение. Он, например, явно не хочет распространяться о своей работе и семье, а я так вообще только о погоде, пожалуй, могу рассуждать.
— Читала, в основном, — и неожиданно признаюсь: — А ещё я вязать люблю и рисую немного. Портреты, правда, не получаются, так что больше пейзажи. А ты как от своих обязанностей отдыхаешь?
Аллеон расслабляется, откидывается на спинку дивана:
— Раньше путешествовал, но теперь времени совсем нет, да и работы хватает.
— Зато дом и сад всегда под рукой, да? Что ты там делал, такой чистый?
— Вообще-то, шёл с тренировки, — не поддаётся он на мою провокационную ухмылку. — Отпуск — не повод окончательно расслабляться: отражения попадаются разные.
— Я думала, ты садовник! — смеюсь. — Все окна, между прочим, по два раза проверила, надеясь хоть одним глазком взглянуть на хозяина дома!
— Мы должны были чинно встретиться за обедом. Ты бы отдохнула, я был бы при параде… Хотя всё получилось даже лучше, по-моему.
Знаю, что безнадёжно порчу момент, но…
— Почему именно я?
— Это важно? — сиир ожидаемо отводит глаза.
— Я имею право знать.
— Мать излишне увлеклась идеей найти мне подходящую супругу, а семья Аен — потомственные виры.
Вот как, всё дело в родословной! Аллеон, наверное, тоже чистокровный сиир в каком-нибудь восьмом поколении, поэтому и жену ему выбирают соответствующую. Только почему виру, а не сииру? Женщины-сииры вообще существуют?
— То есть сам ты жениться пока не хочешь, верно?
Настала его очередь балансировать на грани правды, аккуратно подбирая слова:
— Когда подписывал договор, был уверен, что не хочу, — что-то для себя решив, мужчина перестаёт выдавливать ответ и прямо встречает мой внимательный взгляд. — Но я нисколько не жалею о нашей с тобой встрече. И буду рад, если ты примешь моё предложение.
— Я могу отказаться?
Это нужно было спросить. Нужно!
— Разумеется, — передёргивает он плечами. — Это же брачный договор, а не рабский! Ты не читала?
— Тётя не разрешила.
— Тогда, если захочешь, посмотришь мой экземпляр.
Невзирая на все доводы разума, поднятая тема приносит стыд и вину. Беседа сама собой затухает.
К вечеру надоевшая дорога, наконец, завершается в совершенно сказочном городе. Белоснежные воздушные здания, украшенные яркой мозаикой и хрупкие, как снежинки. Летящие, полупрозрачные наряды гуляющих по улицам женщин. Если б не знала наверняка, что никаких эльфов не существует, то точно решила бы, что оказалась в настоящей эльфийской столице!
— Какая красота! — вырывается вслух.
Аллеон пересаживается поближе, тянет на себя какой-то неприметный крючок, и тонированное стекло опускается. В салон тут же ненавязчиво просачиваются разносящиеся по городу переливы какого-то струнного музыкального инструмента.
— Не спеши с принятием решения, — просит сиир, ласково захватив в плен мои ладони. — У нас ведь есть время?
От надежды в его голосе в горле встаёт ком. Даже если забыть про мою учёбу и сохранность нервов Вайол, я не смогу остаться надолго. Неделя, может быть, две, а затем нужно будет твёрдо потребовать расторжения договора. Не представляю, как скажу это, как выдержу его взгляд… Не милосерднее ли прекратить всё сейчас?
— Опять у тебя вторая ипостась разбушевалась, — говорю вместо ответа, поглаживая обхватившие его запястья пластины. Не такие уж они и страшные, если подумать.
Неуловимо текучее движение — и Аллеон на расстоянии дыхания, стоит на коленях, нежно обнимая моё лицо, заглядывая в глаза. Никогда ни один мужчина не смотрел на меня с такой жаждой! Не липкое вожделение, не показная страсть, а настоящая, жгущая вены необходимость. Жарким огнём разбежавшись от кончиков его пальцев, она мгновенно отравила мне кровь. Сдаваясь, прикрываю веки, предвкушая прикосновение его губ, желая этого и вместе с тем осознавая всю безнадёжность ситуации.
Даже намёка на согласие Аллеону хватает, чтобы окончательно сойти с ума, утянув нас обоих в долгий поцелуй, чуть болезненный оттого, что никто не хочет уступать другому. Прижимаюсь к его твёрдой груди, впиваюсь пальцами в непробиваемо-каменные плечи, чувствуя, как его руки нетерпеливо ласкают мою талию и бёдра, вынуждают шире раздвинуть колени, чтобы быть ещё ближе. Обхватываю ногами его пояс и с упоением слышу, как Аллеон тихо стонет. Это так опьяняюще-приятно, что хочется продолжить, но он перехватывает контроль. Наклоняется, буквально вжимая в спинку дивана горячим телом, дразнит, скользя губами по шее — а после вдруг отпускает.
— Не смотри, — хрипло, тяжело выговаривает в промежутки между шумными вдохами и для надёжности закрывает мои глаза ладонью. — Пожалуйста, не смотри.
У него настолько отчаянный и злой голос, что все неуместные мысли тут же улетучиваются. Жаль, что волшебство кончилось, но ничего не поделаешь. Настаивать на продолжении будет не просто опасно, но и жестоко: сиир, похоже, всеми силами старается удержаться в обычной форме. Не вырываясь, на ощупь нахожу его плечи и осторожно обнимаю. Под туго натянутой рубашкой — гладкие плиты изменившегося, нечеловеческого, тела.
— Не бойся, — шепчет, опуская лоб мне на плечо.
— Я сделала что-то не так?
— Нет — я, — кается глухо. — Никогда не позволял себе подобного, даже когда был подростком, а теперь, как бы ни пытался…
— Было настолько плохо или настолько хорошо?
Поражённое молчание, а затем долгожданный тихий смех, от которого нам обоим становится легче. Повернув голову, он невесомо целует повыше ключицы и нарочно выдыхает, едва касаясь кожи губам:
— Хорошо, — и довольно смеётся, заметив, что у меня по всему телу побежали мурашки.
Совладав со второй ипостасью, Аллеон садится рядом. Предварительно погладив по щеке, убирает ладонь, и я открываю глаза ровно в тот момент, когда он хмуро коситься в окно.
— Не надо…
Но предупреждение пропадает впустую: я уже обернулась, чтобы узнать причину его недовольства великолепной Мелвией.
— Это же… — голос отказывается слушаться. — Это…
Посреди чистенькой, светлой площади с жизнерадостно журчащим фонтаном бойко идёт торговля. На мраморном помосте — красавица-блондинка, демонстрирующая собравшимся дамам свои разнообразные товары: уже знакомых мне мохнатых оборотней, обычных с виду людей, тех жутковатых созданий, похожих на пауков, тонких, высоких юношей с зеленовато-синей кожей, мужчин с настоящими крыльями. Ассортимент неприятно поражает.
— В Талассе есть рабство. Я не хотел, чтобы ты это видела.
— А мы можем… — шепчу непослушными губами.
— Это ничего не изменит.
— Но не для них!
Аллеон без споров лезет в карман, высыпает на ладонь оставшиеся золотые монеты, что-то мысленно прикидывает и серьёзно спрашивает:
— Ты готова к последствиям? Купив кого-то, ты будешь отвечать за его жизнь.
Киваю, не особо вникая в смысл слов. Мне невыносима сама идея того, что один человек может принадлежать другому, как вещь. Пусть мы не в состоянии помочь всем, это не повод сидеть, сложа руки!
Машина останавливается, но сиир не спешит выходить.
— Кого именно ты хочешь забрать?