Тень вождя

Тогда, в 1923 году, это мерзкое письмо Троцкого вызывало гнев. Сейчас бы оно вызвало смех. Якобы «бессистемное» руководство хозяйством привело к тому, что мы имеем сейчас. «Разваливая» (если верить Троцкому) Красную армию, партия создала непобедимую армию, одержавшую победу во Второй мировой войне! А начиналось ведь все тогда, в первой половине 20-х, когда был заложен крепкий фундамент для строительства социалистического государства и нашей могучей армии. Этот фундамент заложили большевики под руководством товарища Сталина.
Троцкий получил крепкий отпор. В января 1924 года состоялась XIII партконференция, на которой троцкизм был объявлен мелкобуржуазным уклоном. Сторонники Троцкого были смещены со многих руководящих постов. Троцкий кричал, что ему «отрубили руки». Я думал: «погоди, придет время и голову отрубим». Из надежных большевиков, членов ЦК, была создана комиссия по изучению положения дел в Красной армии.
Звезда Троцкого начала закатываться. Но он все еще продолжал оставаться опасным врагом. После смерти Ленина Троцкий без стеснения называл себя «главным человеком в партии», «коммунистом № 1» и прочими бахвальскими «титулами».
Потеряв значительную часть сторонников в ЦК, Троцкий начал вербовку новых. Ко мне стали поступать сообщения от товарищей, с которыми Троцкий вел антипартийные разговоры. Набрав около десятка, я подготовил доклад для товарища Сталина. На ближайшем заседании Политбюро товарищ Сталин от имени ЦК потребовал у Троцкого объяснений. После смерти Ленина партия сплотилась вокруг ленинского ЦК, а Троцкий снова вознамерился делить ее на фракции. Это было ни чем иным, как предательством, попыткой вонзить нож в спину партии.
Троцкий попытался отпереться. Он заявил, что никаких разговоров ни с кем не вел, а вся эта, как он выразился, «провокация» – дело рук Мехлиса. Я якобы «оклеветал» Троцкого, выполняя сталинский приказ. Пришлось перенести рассмотрение вопроса на следующее заседание, куда были приглашены все товарищи, которых Троцкий пытался перетянуть на свою сторону. Они подробно рассказали, где, когда и при каких обстоятельствах Троцкий с ними разговаривал. Перед лицом стольких свидетелей Троцкий стушевался и признал, что встречи имели место. Но тут же попытался выкрутиться, сказал, будто просто хотел испытать товарищей. Троцкий хотел испытать большевиков на верность ЦК! Разумеется, никто ему не поверил.
Между этими двумя заседаниями я явился к Троцкому и высказал ему все, что о нем думал. Сказал, что он подлец и негодяй, если позволяет себе так беззастенчиво клеветать на честных людей, верных большевиков. На каком основании он обвинил меня во лжи, в «провокации»? Троцкий нажаловался на меня Сталину. Я получил выговор. Товарищ Сталин объяснил мне, что я своим необдуманным поступком ничего хорошего не добился, скорее наоборот. Объяснять Троцкому, что он подлец, – бесполезно. Он сам прекрасно это сознает, но никогда в том не признается. И то, что лжет, ему тоже прекрасно известно. Мой поступок был бессмысленным. Я проявил несдержанность, пойдя на поводу у личных чувств, чего не стоило делать. Теперь Троцкий обвиняет меня в том, что я его «терроризирую», мешаю работать. И, разумеется, делаю это «по наущению» Генерального секретаря ЦК Сталина. «Выдержки у вас недостаточно, – сказал мне товарищ Сталин. – Это плохо. Горячим у большевика должно быть сердце, а не голова. Голова должна быть холодной. Гнев – дурной советчик».
Троцкий дошел до того, что потребовал от меня извинений. Разумеется, он их не дождался. Продолжения эта история не имела. Сталкиваясь со мной в коридоре, Троцкий делал вид, что не замечает меня.
Сильным ударом по троцкистам стал ленинский призыв в партию [68]. На словах Троцкий поддерживал ленинский призыв. Выступить против он не мог, не рискнул, поскольку это означало немедленную политическую смерть. Но на деле Троцкий пытался сорвать призыв. Объединившись по этому вопросу с Зиновьевым, Троцкий (через Зиновьева) предложил увеличить призыв до миллиона. Наплыв такого количества новых членов, в большинстве своем недостаточно грамотных политически, мог оказаться гибельным для партии. Собственно на это Троцкий и рассчитывал. Политически неграмотных партийцев он надеялся использовать в своих целях. Но в секретариате и вообще в ЦК хорошо понимали, что качество партийных рядов важнее количества. Предложение Зиновьева-Троцкого было отклонено [69].
Укрепление партии рабочими и крестьянами сыграло огромную роль в деле социалистического строительства и в борьбе с различными уклонами, пытавшимися разрушить партийное единство. Призыв назывался «ленинским», но по существу он был сталинским, поскольку осуществлялся по предложению товарища Сталина и под его руководством.
Чувствуя, что земля уходит у него из-под ног, Троцкий много говорил о внутрипартийной демократии, о «бюрократизации» партийного руководства. Товарищ Сталин отметал эти обвинения одной фразой. «Для Троцкого разговоры о демократии – это просто маневр», – говорил он.
В октябре 1924 года Троцкий предпринял очередное «наступление» на партию. Он опубликовал лживую демагогическую статью «Уроки Октября», которую правильнее было бы назвать «Сказки Октября», если к такому святому для всех советских людей понятию уместно добавлять слово «сказки». В статье Троцкий описывал себя как главного и единственного соратника Ленина. Имени товарища Сталина, так много сделавшего для революции, Троцкий вообще не упоминал. По Зиновьеву и Каменеву, с которыми к тому времени успел рассориться, Троцкий ударил молотом. Он припомнил им письмо «К текущему моменту», написанное за две недели до Октябрьской революции [70]. «Это хорошо, это правильно, пускай они обличают друг дружку», – сказал товарищ Сталин, прочитав «Уроки Октября».
Сталин ответил Троцкому сокрушительной речью «Троцкизм или ленинизм?», произнесенной на пленуме коммунистической фракции ВЦСПС в ноябре 1924 года. Эту речь нет необходимости цитировать, она хорошо известна. Метко сравнив «Уроки» Троцкого с арабскими сказками, товарищ Сталин документально, с использованием протоколов заседания ЦК, доказал, что Троцкий лжет в главном, в том, что ЦК будто бы был против восстания в октябре 1917 года [71], а также в том, что он якобы был вдохновителем и единственным руководителем Октябрьской революции. На самом деле этот «вдохновитель» даже не вошел в центр по руководству восстанием и никакой особой роли ни в партии, ни в революции играть не мог. Троцкий, как верно заметил товарищ Сталин, подобно всем ответственным работникам, являлся всего лишь исполнителем воли ЦК. Я не раз приводил в качестве примера сталинские слова о том, что в период победоносного восстания, когда враг изолирован, а восстание нарастает, даже отсталые становятся героями. Иначе говоря, герой не тот, кто побеждает, когда победа дается легко. Настоящие герои вырывают победу у врагов, побеждают вопреки всему. Ярким примером такого героизма может служить стачка рабочих бакинских нефтепромыслов, организованная товарищем Сталиным в 1904 году. В крайне тяжелых условиях подпольной работы товарищ Сталин сумел сплотить незрелые в политическом смысле массы пролетариата и повести их на борьбу с капиталистами. Под мощным натиском капиталисты были вынуждены пойти на уступки, то есть фактически признали силу пролетариата [72]. «Октябрь есть лишь начало пролетарской революции», – сказал товарищ Сталин, намекая на то, что революция продолжается до тех пор, пока не будет уничтожен последний ее враг.
Охарактеризовав троцкизм как направление, противоречащее ленинизму, выражающее недоверие к лидерам большевизма и идущее вразрез с большевистской партийностью, товарищ Сталин поставил вопрос ребром – как мог Троцкий оказаться в рядах большевиков во время Октября? Только благодаря отказу от прежних своих заблуждений. Но тогда он от них отказался, а спустя несколько лет снова вытащил на свет старый груз троцкизма, спрятанный в шкаф в дни Октября. Троцкий посягнул даже на имя Ленина, на его память, выставил марксиста-материалиста Ленина, в качестве заговорщика-бланкиста [73].