Приходи на меня посмотреть (СИ)

Кап-кап… Кап. Кап. Кап.
Это не сырость капает с потолка. Это всего лишь подтекающий кран. Утром, днем и вечером. Ночь напролет. Кап. Кап-кап. Кап. В кране только холодная вода, зато ее вполне достаточно, чтобы свести с ума.
Вторую неделю подряд Северус Снейп засыпает и просыпается под упорное «кап-кап». Но сходить с ума не собирается. Во всяком случае, не сегодня. Потому что сегодня – воскресенье.
А по воскресеньям ему приносят подборку «Ежедневного пророка» за неделю. Плюс – специальный воскресный выпуск. Северус Снейп – большой поклонник «Ежедневного пророка». Все номера он прочитывает от первого до последнего листка. От набранной крупным шрифтом передовицы до крошечных объявлений «Куплю», «Продам», «Ищу», «Обменяю». А еще – объявления о похоронах и свадьбах. И прогноз погоды. Ему очень важно знать прогноз погоды на завтра. Вдруг в Азкабане ожидается дождь? Или снег? Или безумная жара? Надо быть готовым ко всему.
Газеты приносят по воскресеньям. Всю остальную неделю Северус Снейп любовно перебирает тонкие страницы. Разглаживает сгибы. Разглядывает колдографии. Шевеля губами, заучивает наизусть заголовки.
Северус Снейп ОБОЖАЕТ газетные заголовки. Начиная с того самого «Северус Снейп: Сволочь или Святой?» и заканчивая последним шедевром бесподобной Риты Скитер «Северус Снейп: Герой или…?»
Действительно «или».
Воскресенье – один из лучших дней в неделе. Если, разумеется, не считать понедельника. Но понедельник годится не всякий. Только первый понедельник месяца. Потому что именно в первый понедельник каждого месяца Северусу Снейпу разрешены посещения. И завтра – как раз такой понедельник. Первый понедельник месяца.
Северус Снейп заранее настраивается на посетителя. Моет под краном голову куском отвратительно пахнущего дешевого мыла. Фыркает и морщится. Подрагивает от капель холодной воды, стекающих за ворот серой арестантской мантии. (Просил оставить его собственную, черную, но начальство уперлось рогом: здесь не курорт, а тюрьма. Все должны носить казенную одежду. Ну и Мерлин с ней! Хотя серый – совсем не его цвет.) Убирает щетину откровенно тупым маггловским бритвенным станком. Пытка – почище многих пыточных заклятий. Поэтому прибегает к ней Северус Снейп не слишком часто: только по воскресеньям.
Спокойно и торжественно садится на свою узкую койку, заправленную тощим унылым серым одеялом, и берет в руки газету. И понимает: все зря. Посетителей не будет.
Первый же газетный заголовок взрывается истошным криком: «Нападение на аврорат!» Северус Снейп прикусывает нижнюю губу, дышит на внезапно заледеневшие пальцы, словно в камеру все-таки заглянул недоброй памяти дементор, каковых вот уже пять лет в Азкабане не отыщешь даже «днем с огнем». Вглядывается в пляшущие перед глазами строчки. Так… «Беспрецедентная наглость… Озверевшие от безнаказанности отморозки…» (Что, неужто недобитые Упивающиеся? Да быть того не может!) Нет. Шайка торговцев запрещенными артефактами попыталась вытащить своего недавно схваченного главаря. Уже легче. Эти торговцы – так себе, дилетанты. Хотя и со всякими неприятными сюрпризами в рукавах. Дальше… «К счастью, убитых нет…» (Стало быть, можно хоть немножко выдохнуть.) «Много раненых. Пострадали сотрудники аврората, несколько посетителей и трое оперативников, осуществлявших задержание. Среди них известный всей магической Британии Герой войны с Волдемортом…»
Заткни нахрен свое дурацкое сердце, Северус! Завтра посетителей не будет. Зря мыл голову.
Кап. Кап. Кап-кап. Разве можно под это заснуть? Северус Снейп бессмысленно пялится в серый даже в ночной мгле потолок. Магическое освещение в камерах на ночь гасят. Но потолок от этого не становится менее серым. Фирменный цвет Азкабана. Серые робы. Серые стены. Серые лица заключенных. Северус Снейп отлично знает, что раньше было значительно хуже. Что сегодняшний Азкабан, по сравнению с тем, прежним, напоминает курорт: двухразовое питание, газеты по воскресеньям, возможность пользоваться (пусть и под приглядом надзирателя) безопасным маггловским бритвенным станком, вода и унитаз в камере, прогулки на свежем воздухе (в сером каменном мешке (тридцать на тридцать шагов) – раз в неделю. Почему-то в среду). И никаких дементоров! И разрешение на посещение – каждый первый понедельник месяца. И одно письмо на волю в месяц.
Настоящий рай.
Именно Северус Снейп и был тем самым человеком, который разработал и воплотил в жизнь эту замечательную реформу на волне одуряющего послевоенного гуманизма. (Северус Снейп – великий гуманист! Это же очевидно.) Хорошо, что никто не догадывался о роли, которую он играл в правительстве Шеклболта Кингсли, занимая скромное место советника по социальным вопросам, а на деле являясь тем самым «серым кардиналом», без которого не принималось ни одно мал-мальски стоящее решение.
Едва покинув госпиталь Святого Мунго, Северус Снейп отправился на прием к бывшему соратнику по Ордену Феникса и предложил свои услуги на поприще становления мира без Волдеморта. Замученный послевоенными передрягами и кромешной нехваткой верных новому режиму политиков Кингсли ухватился за это предложение обеими руками. Репутация Северуса Снейпа давно оказалась восстановлена стараниями Поттера и портрета директора Дамблдора, а в уме и способности к интригам бывшего зельевара и двойного шпиона у свежеизбранного Министра магии не имелось никаких сомнений. Вскоре Северуса Снейпа назначили советником по социальным вопросам. И за истекшие с этого момента пять лет ему было, чем гордиться. А венцом своей политической деятельности он по праву мог считать Азкабан.
Только вот кто же знал, что при всех очевидных плюсах у нового Азкабана окажется один, но очень весомый минус: подтекающие краны. И бессонница.
Кап. Кап. Кап.
Идиотский Поттер! Чему их только учат в их идиотской Школе авроров? Подставляться под проклятия?!
Конечно, он выживет. Ему не привыкать. В «Пророке» написано: «Ранения средней степени тяжести». Что в устах нашей гуманной медицины может означать и развороченную вдребезги грудь, и оторванную нафиг конечность. Второе попадание в Святого Мунго за этот год. В прошлом году он туда загремел только один раз. И один раз – в позапрошлом. А в тот год, когда Северус Снейп только сел в Азкабан, несчастья обходили героя стороной. И надо же, чтобы это случилось как раз теперь, когда Северусу осталось сидеть всего три месяца!
«Не смей умирать! Слышишь, Поттер! У меня еще осталось три воспоминания. Еще три твоих визита. Ты не можешь испортить мне пять лет жизни!»
Была какая-то высшая справедливость в том, что за свои грехи Северус Снейп получил пять лет Азкабана. Ровно столько же, сколько он провел в высших эшелонах власти. Северус обожает гармонию чисел. Их округлую симметрию. Взрывную символику. Пять лучей пентакля. Пять пальцев, что сплетаясь с пальцами чужой руки, в сумме дают десять. Но все эти уравнения вмиг утратят свою завершенность, если Поттер загнется в палате Святого Мунго.
Северус Снейп вздрагивает и повыше натягивает на плечи тощее серое одеяло. Все потому, что в камере – безобразные сквозняки. Неженка Люциус до конца своей никчемной жизни отогревал озябшие в Азкабане кости на солнечных пляжах Ривьеры. Белла, даже купаясь в горячей маггловской крови, не смогла оттаять заледеневшее в здешнем климате сердце. Впрочем, Северусу Снейпу, проведшему столько лет в слизеринских подземельях, холод не страшен. Почти. Потому что если Поттер умрет…
С этой недодуманной мыслью Северус Снейп засыпает, и всю ночь его преследует легкий шелест чьих-то шагов по ледяным плитам подземелий Слизерина.
До следующего воскресенья он дотягивает на чистом упрямстве и вере в Поттера. Даже меряя в среду шагами вечно накрытый зябкой тенью дворик для прогулок, привычно шевелит губами: «Живи! Живи! Живи!» Должно быть, со стороны это выглядит странно, но в Азкабане давно уже никто не приглядывается к Северусу Снейпу. Дураков нет. Последний, попытавшийся приставать к бывшему Упивающемуся с идиотскими вопросами, ни с того ни с сего загремел в местный больничный изолятор, случайно поскользнувшись на ровном месте и пролетев вниз головой ровно три лестничных марша. Северус Снейп прекрасно умеет решать свои проблемы без помощи магии. Он только не умеет не думать о Поттере. А воскресенье – это, практически, через сто лет.