Я призываю любовь

— Я могу помочь с подбором врача на отцовское место, — произнесла Розалин, опустив взгляд; голос ее доходил до Скотта словно бы издалека.
— А что, кроме работы, держит вас в Лондоне? Там у вас мужчина?
Этот вопрос давно вертелся у него на языке. Скотт не мог припомнить, чтобы в последнее время какая-либо женщина вызывала у него подобное любопытство.
— Вас это не касается! — вспыхнула Розалин, посмотрев на него в упор.
Какое ему дело до моей личной жизни? — возмутилась она. Однако тут же решила, что будет лучше, если между ними не останется недоговоренностей, хотя подобная откровенность была ей не по нутру.
— Что ж, если вы непременно хотите узнать, то да, есть. Так уж вышло, что у меня есть друг.
— Ну и как он?
— Какая вам разница, каков Роджер! — раздраженно воскликнула Розалин.
— Роджер? — изобразил удивление Скотт. — Так его зовут Роджер?
— Да.
— Как же вы ухитряетесь поддерживать отношения, если работаете с утра до ночи?
Скотт понимал, что ведет себя, как собака, вцепившаяся в кость, но был уже не в силах остановиться. Мысль об интимной жизни доктора Розалин Паркер была слишком интригующей, чтобы бросить ее.
— О, у нас прекрасные отношения, — парировала она. — И я не обязана перед вами отчитываться!
Глаза ее сверкали от негодования, и Скотт почувствовал себя так, словно завороженно смотрит на зеленое пламя.
— Прекрасные отношения… — Он привалился к двери, так что любая надежда открыть ее и выскользнуть наружу стала нереальной. — Довольно странное определение для бурного романа, не правда ли? — Розалин не ответила, и Скотт продолжил так же задумчиво: — А может быть, он и не бурный? Может быть, это удобная связь, вроде хорошо разношенных туфель? Роджер тоже врач?
— Не соблаговолите ли убраться от двери? Я бы хотела выйти.
Но он не обратил внимания на ее слова.
— А раз вы не можете часто встречаться — значит, и нет никакого захватывающего романа, который удерживал бы вас в Лондоне, — подвел итог своих рассуждений Скотт.
— Мне наплевать, что вы считаете! — воскликнула Розалин, вне себя от раздражения.
— Он мог бы приехать сюда с вами, — как ни в чем не бывало гнул свое Скотт.
— Нет, не мог!
Они смотрели друг на друга как непримиримые враги, и впервые на своей памяти Скотт ощутил, что ему не хватает слов. Он был не прочь продолжить допрос с пристрастием, но понимал, что рискует показаться чрезмерно любопытным. Более того, он вообще не понимал, зачем завел этот разговор. Какое ему дело до того, что представляет собой этот Роджер?
Скотт почти возненавидел Розалин за то, что она пробудила его любопытство. С трудом он заставил себя примирительно улыбнуться.
— Подумайте о своем отце.
— Ладно, — вздохнула она. — Я прикину, что можно сделать для того, чтобы остаться здесь на некоторое время.
— Прекрасно. — Скотт отошел от двери. — А теперь признайтесь: неужели вам не стало лучше от того, что вы повели себя просто по-человечески?
Розалин ничего не ответила и вышла из комнаты. Разозленный и недовольный собой Скотт посмотрел ей вслед. Ребекка тоже порой вызывала в нем злость, но это была злость иного сорта. Злость на нее — за неспособность идти на уступки, злость на себя — за то, что не заметил эту черту ее характера раньше. Но он умел справляться со своими эмоциями, подавлять их. Сейчас же все было иначе, и это выбивало Скотта из колеи.
Единственным средством спасения виделась работа. Телефонные звонки, изучение документов, поездка в Глазго для встречи с бухгалтером, у которого накопились неотложные вопросы к нему. И приятное завершение трудового дня в обществе Глории, исключительно обворожительной особы.
Скотт очень старался быть обаятельным и несколько раз напоминал себе, что это именно те отношения, которые ему нравятся. Легкий, ни к чему не обязывающий флирт. Конечно, Глория глуповата, но недостаток интеллектуальных способностей у нее компенсировали замечательная фигура, роскошные темно-каштановые волосы, отливающие золотом в свете люстр, и повадки опытной соблазнительницы в сочетании с наивным взглядом широко расставленных серых глаз.
Да, очень плодотворный выдался день. Скотт вернулся домой поздно вечером весьма довольный собой и застал Розалин в гостиной, дремлющей на диване.
Хорошее настроение немедленно улетучилось. Она, должно быть, услышала его шаги, потому что открыла глаза и сказала:
— А, это вы.
— Извините, что огорчил вас, — саркастически сказал Скотт, пытаясь вызвать в памяти приятные воспоминания, связанные с Глорией, но это не удалось. Он бросил пиджак на кресло и сел напротив Розалин. — Так уж получилось, что я живу здесь. Случайные встречи со мной — это что-то вроде мелких житейских неудобств на то время, что мы находимся под одной крышей.
Каким образом, спросил он себя, смогла эта женщина испортить мне настроение всего за одну минуту?
— Вы разговаривали со своим отцом?
— Да. Я сказала ему, что останусь здесь на некоторое время, чтобы разобраться с делами и подыскать замену доктору Конолли.
— Хорошо.
Ему было любопытно, разговаривала ли она и с Роджером, но он удержался от вопроса.
— Таким образом, мы подошли к вопросу о жизни под одной крышей, — заметила Розалин. — Я очень признательна вам за то, что вы позаботились о моем отце, но поскольку я остаюсь здесь на какое-то время, то чем скорее мы вернемся домой, тем лучше.
Скотт пробормотал что-то неразборчивое, и она, нахмурившись, переспросила:
— Что вы сказали?
— Заверяю вас, что меня нисколько не стесняет ваше присутствие…
— Простите, но я другого мнения, — перебила его она.
Ага, догадался он, вот что приводит меня в дурное настроение. Розалин Паркер обращалась ни к нему. На его месте мог быть кто угодно или что угодно. Она снова заговорила, и Скотт попытался сосредоточиться на ее словах. Тщетно. Что-то о том, сколько раз придется съездить, чтобы перевезти все то, что отец взял с собой.
— У него много вещей здесь?
— Нет, немного. Одежда. Книги.
Интересно, как это он, пусть даже ненадолго, заинтересовался ею? С ее рассудочным поведением и умудренным взглядом, который давал понять, что с такими, как он, она не желает иметь дела?.. Разве она не знает, что это делает женщин не привлекательными для мужчин?
— Хорошо. Значит, это будет нетрудно. — Розалин нахмурилась, глядя в пространство. — Первым делом с утра я поеду, чтобы проветрить дом…
— Я могу отправить горничную, чтобы она помогла вам.
— В этом нет нужды, хотя спасибо за любезность. Я вполне способна сама убраться.
— Это всего лишь предложение.
Еще одна несексуальная черта, подумал Скотт. Упорный отказ от помощи. Она наверняка злится, если какой-нибудь незадачливый тип осмеливается сделать ей комплимент.
— Я просто подумал, — не сдержался он, — что вы, вероятно, не слишком любите домашние хлопоты. Эмансипированные особы, вроде вас, обычно считают себя выше этого.
Розалин не поддалась на уловку. Она поднялась, подавила зевок и вежливо спросила, как Скотт провел день.
— Спасибо, хорошо. Вы еще не собираетесь спать? — спросил он, глядя на нее. Несколько прядей волос выбились из узла и падали на лоб. — Надеюсь, мое общество вас не слишком утомило?
— Вовсе нет, — ответила Розалин, посмотрев на часы. — Хотя уже одиннадцатый час и я устала. У меня был трудный день: то одно, то другое. — Она посмотрела на Скотта, сдерживая очередной зевок. Это еще больше разозлило его: неужели он такой скучный? — С вами это никоим образом не связано.
— Хорошо, хорошо, — сказал он радушно, вытянув ноги и продолжая лениво разглядывать ее. — В таком случае, я полагаю, вы не будете возражать, если я приглашу вас пообедать со мной завтра вечером.
— Что? — Она с удивлением посмотрела на него. — Зачем?
Откровенно говоря, Скотт не мог припомнить, чтобы его приглашение пообедать воспринимали с таким недоумением.
— Чтобы отпраздновать вступление в должность нашего нового врача, — ответил он тем же сдержанно-вежливым тоном, надеясь скрыть, что уже начинает сожалеть о своих словах.