Меченосцы

— Чего там трех! — вскричал Збышко. — Я еще в тюрьме сказал себе, что не поскуплюсь для Дануси. Столько, сколько на руках пальцев, а не трех.
Мацько пожал плечами.
— Удивляйтесь, а то хоть и не верьте, — сказал Збышко, — а ведь из Мальборга поеду к Юранду из Спыхова. Как же не поклониться ему, коли это Данусин отец? Мы с ним на холмских немцев наезжать будем. Сами же вы говорили, что для немцев нет никого страшнее во всей Мазовии.
— А коли он не отдаст за тебя Данусю?
— Как это не отдаст? Он мстит — и я мщу. Кого же он найдет лучше меня? Кроме того, раз княгиня согласилась на обручение, так и он не откажет.
— Я одно только думаю, — сказал Мацько, — что ты всех людей из Богданца заберешь, чтобы была у тебя рыцарская свита, а земля останется без рабочих рук. Пока я жив буду — я не дам, но после моей смерти — вижу я, что возьмешь.
— Господь Бог пошлет мне свиту, да и Янко из Тульчи нам родня, он не поскупится.
Вдруг отворилась дверь, и как бы в подтверждение того, что Господь Бог пошлет Збышку свиту, вошли два человека, смуглых, коренастых, одетых в желтые, похожие на еврейские кафтаны, в красных тюбетейках и невероятно широких штанах. Остановившись в дверях, они стали прикладывать пальцы к губам, ко лбу и к груди, отвешивая в то же время земные поклоны.
— Это что за дьяволы? — спросил Мацько. — Вы кто такие?
— Рабы ваши, — на ломаном польском языке отвечали новоприбывшие.
— Как так? Откуда? Кто вас прислал сюда?
— Прислал нас пан Завиша в дар молодому рыцарю, чтобы были его рабами.
— Господи боже мой! Двумя мужиками больше! — радостно восклицал Мацько. — А из какого вы народа?
— Мы турки.
— Турки? — переспросил Збышко. — У меня в свите будут два турка. Видели вы когда-нибудь турок?
И подскочив к ним, он принялся ощупывать их руками и разглядывать, точно каких заморских чудовищ. А Мацько сказал:
— Видать я их не видал, но слышал, что у Завиши из Гарбова есть на службе турки, которых он взял в плен, когда воевал на Дунае у императора римского Сигизмунда. Так вы язычники?
— Господин велел нам креститься, — сказал один из пленников.
— А выкупить себя вам не на что было?
— Мы издалека, с азиатского берега, из Бруссы.
Збышко, всегда жадно слушавший всякие военные рассказы, особенно же когда дело шло о подвигах славного Завиши из Гарбова, стал их расспрашивать, каким образом попали они в плен. Но в рассказах пленников не было ничего необычайного: их было несколько десятков, три года тому назад Завиша напал на них в ущелье, часть перебил, часть забрал в плен, а потом многих раздарил. У Збышки и Мацьки сердца прыгали от радости при виде такого замечательного подарка, в особенности потому, что достать людей в те времена было трудно и обладание ими составляло настоящее богатство.
Вскоре пришел и сам Завиша, в обществе Повалы и Пашки Злодея из Бискупиц. Так как они все старались о спасении Збышки и рады были, что им удалось этого достигнуть, то каждый сделал ему какой-нибудь подарок на прощанье и на добрую память. Благородный пан из Тачева подарил ему попону для лошади, широкую, богатую, обшитую на груди золотой бахромой; Пашко — венгерский меч, стоящий несколько гривен. Потом пришли Лис из Тарговиска, Фарурей и Кшон из Козьих Голов, с Мартином из Вроцимовиц, а под конец — Зиндрам из Машковиц — все не с пустыми руками.
Збышко растроганно приветствовал их, вдвойне обрадованный — и подарками, и тем, что славнейшие в королевстве рыцари выказывают ему дружбу. Они же расспрашивали его об отъезде и о здоровье Мацьки, советуя, как люди хоть и молодые, но опытные, разные мази и пластыри, чудесно заживляющие раны.
Но Мацько лишь поручал им Збышку, сам же собирался на тот свет. Трудно жить с железным осколком между ребрами. Он жаловался, что все время харкает кровью и не может есть. Кварта очищенных орехов, две пяди колбасы да миска яичницы — вот и все его дневное пропитание. Отец Цы-бек несколько раз пускал ему кровь, думая, что таким образом оттянет у него горячку от сердца и возвратит охоту к еде, но и это не помогло.
Однако он так был обрадован подарками, сделанными племяннику, что в эту минуту чувствовал себя здоровым, и когда купец Амылей, чтобы почтить столь славных гостей, велел принести вина, Мацько сел к столу вместе с ними. Заговорили о спасении Збышки и об его обручении с Данусей. Рыцари не сомневались, что Юранд из Спыхова не захочет противиться воле княгини, особенно если Збышко отомстит за память Данусиной матери и добудет обещанные павлиньи перья.
— Только вот насчет Лихтенштейна, — сказал Завиша, — не знаю, примет ли он вызов, потому что ведь он монах и к тому же один из сановников ордена. Люди из его свиты говаривали, что только бы ему дожить, а он со временем и великим магистром будет.
— Если откажется, то лишится чести, — заметил Лис из Тарговиска.
— Нет, — отвечал Завиша, — он не светский рыцарь, а монахам запрещено выходить на поединки.
— Но ведь часто бывает, что выходят.
— Потому что уставы в ордене ослабели. Они всякие обеты дают, а прославились тем, что, к соблазну всего христианского мира, то и дело их нарушают. Но на поединок меченосец, а в особенности комтур, может и не выйти.
— Ну, значит, ты его только на войне поймаешь.
— Да войны, говорят, не будет, — ответил Збышко, — потому что меченосцы боятся теперь нашего народа.
Тут Зиндрам из Машковиц сказал:
— Мир этот недолог. С волком в согласии не проживешь, потому что он всегда хочет чужим пользоваться.
— А тем временем нам, пожалуй, придется с Тимуром Хромым потягаться, — заметил Повала. — Князь Витольд разбит Эдигеем, уж это верно.
— Верно. И воевода Спытко не вернулся, — прибавил Пашко Злодей из Бискупиц.
— И князьков литовских уйма осталась на поле битвы.
— Покойница королева предсказывала, что так будет, — сказал Повала из Тачева.
— Так, может быть, придется и нам идти на Тимура.
Тут разговор перешел на литовский поход против татар. Не было никакого сомнения, что князь Витольд, вождь более горячий, нежели благоразумный, потерпел страшное поражение под Ворсклой и что в этой битве пало множество литовских и русских бояр, а вместе с ними горсть польских рыцарей-добровольцев и даже меченосцев. Собравшиеся у Амылея особенно горевали об участи молодого Спытка из Мелыптына, богатейшего в королевстве пана, пошедшего на войну добровольцем и после битвы пропавшего без вести. Все до небес прославляли его истинно рыцарский поступок: получив от вождя неприятелей охранный колпак, он не захотел надеть его во время битвы, предпочитая славную смерть, нежели жизнь, дарованную по милости языческого владыки. Однако нельзя еще было сказать наверное, погиб он или попал в плен. Впрочем, у него было чем выкупиться, ибо богатства его были неизмеримы, да еще, кроме того, король Владислав дал ему в ленное обладание всю Подолию.
Но поражение литовцев могло угрожать и всему государству Ягеллы, ибо никто не знал наверняка, не бросятся ли татары, ободренные победой над Витольдом, на земли и города, принадлежащие великому княжеству. В этом случае в войну было бы втянуто и королевство. Поэтому многие рыцари, привыкшие, как, например, Завиша, Фарурей, Добко и даже Повала, искать счастья и поединков при иностранных дворах, теперь нарочно не покидали Кракова, ибо не знали, что принесет ближайшее будущее. Если бы Тамерлан, обладатель двадцати семи государств, поднял весь монгольский мир, то опасность могла грозить страшная. И действительно, были люди, предсказывавшие, что так и будет.
— Если понадобится, то померимся силами и с самим Хромым. С нашим народом дело у него не пойдет так легко, как со всеми теми, кого он перебил и завоевал. Ведь к нам на помощь придут и другие христианские государи.
На это Зиндрам из Машковиц, пылавший особенной ненавистью к ордену, с горечью возразил:
— Государи, не знаю, но меченосцы готовы стакнуться с татарами и ударить на нас с другого бока.