Боги-в-злате (ЛП)
Он втянул воздух, зажимая рану в боку. Затем оглянулся на смрадные останки демона, которые уже почти растаяли.
― И попытайся связаться с Гедд. Она понятия не имеет, куда идет.
Четырнадцатая глава
Город Воргантиан, Кобор, в свете Терры
Склад был огромным и темным, как океан в безлунную ночь. Последний сигнальный огонь задымился и погас, но крыша тут была довольно ветхой и пропускала достаточно света, чтобы Гедд видела и без его помощи.
Пока она не доставала оружие, однако теперь чувствовала, что пора.
Впереди. Нечто, окаймленное смутным светом, напомнившее Урсуле придорожную святыню. Скульптуры на неказистых стойках.
Чем ближе она подходила, тем сильнее ей хотелось отвернуться. Не смотреть на святыню. Знание того, что за фигуры силуэтами виднелись в свете, и почему тут пахло так как пахло, не принесет ей добра. Гедд подняла дымящийся сигнальный огонь перед собой, будто оберег, хотя и сама понимала, насколько это нелепо.
Она была уже в паре футов, когда ветер сорвал одну из черепиц, и серый свет упал на существо перед нею.
У Гедд подкосились ноги, и она свалилась на пол. Ее начало тошнить так сильно, как никогда прежде. Она так и оставалась на четвереньках, с опущенной головой и сжатым в руке сигнальным огнем. Другой рукой Урсула попыталась достать оружие, но поняла, что не в состоянии.
— Святой Трон, — забормотала она, изумившись своей неожиданной набожности. — Император… укрепи мою душу от всякого зла.
Она попробовала встать, но безуспешно. Казалось, ей на шею опустилась громадная тяжесть. Она давила на нее, отчего Урсуле стало трудно дышать. Сердце колотилось слишком быстро. Еще секунда, и ее хватит приступ.
— Дыши… — сказала она себе, и собственный голос показался ей слабым и писклявым, как в детстве, когда ее отец уходил бороздить глубины. Всплыло воспоминание о жилом блоке, о рыдающей матери, об утонувшем отце…
— Дыши… — прорычала она, и ее голос стал старше, а затем воспоминания погасли, запертые в закутке разума, куда Гедд прятала свои страхи и сомнения.
— А теперь вставай, — черпая силы из злости, процедила она сквозь сжатые зубы. — Вставай!
Гедд подняла дрожащую голову, затем сумела подвестись на колени. Безумно трясущейся рукой, все еще стискивающей сигнальный огонь, она вытерла со рта рвоту. Урсула подняла огонь так ровно, как только могла, направила на чудовищное зрелище и посмотрела, уже, однако, понимая, что кошмар будет преследовать ее до конца дней.
Человек висел головой вниз на толстой, похожей на противотанковый еж, железной распорке, которая удерживала его в распятой позе. Его лодыжки, запястья и шею опутывала колючая проволока. Мертвые глаза со срезанными веками буравили Гедд взглядом. Мясо вокруг груди и живота аккуратно удалили, а кожу освежевали и сняли с тела. На оголенных костях трупа блестел поалевший иней. К рукам была пришита пара просвечивающих кусков плоти, напомнивших Гедд крылья.
Жертва. Подношение.
Картина походила на перевернутое и извращенное подобие аквилы. Пригвожденные к ребрам печати чистоты слабо покачивались на ветру, словно гниющее оперение. Мужчина был священником Экклезиархии.
Краешком глаза Гедд заметила силуэт второй фигуры. Та медленно вращалась на цепи с обмотанными колючей проволокой конечностями. Избитая, изувеченная, иссеченная глубокими порезами, веки…
— Святой Император… — всхлипнула Гедд.
И третья фигура, огромная и раздувшаяся, кишевшая паразитами, и четвертая, обтянутая кожаными лентами с шипами, собственная кожа срезана, оголяя…
Заливаясь слезами, она отвернулась.
Урсула отбросила сигнальный огонь, под тяжестью ужаса вновь начав оседать на пол. К горлу подкатила горячая, едкая желчь. Ее стошнило снова, и в рвоте она разглядела что–то темное и смутно напоминавшее перо. Следовало выбираться отсюда ко всем чертям. Она умрет, если останется. На самой границе слуха зазвучала тревожная неразборчивая трескотня, будто быстрые щелчки многочисленных клювов или стук птичьих коготков.
Гедд нашла в себе силы подняться. Пошатываясь, она побрела вперед, а затем, стиснув зубы, побежала в снег и ночь.
Пятнадцатая глава
Город Воргантиан, Кобор, в свете Терры
Он выключил гололит, и комната погрузилась в сумерки. Окруженный тенями, он закрыл глаза и попросил дать ему сил.
Илакс Орн устало вздохнул. Кости ломило, кожа казалась тонким пергаментом.
— Ты служил когда–то высшей цели? — спросил он. — Я — да. И служу до сих пор. Так было не всегда. Я завидовал другим священникам своего ордена, тем, которые обрели цель в жизни. Долгое время я искал свою. Я отдал рясу и стал миссионером, надеясь таким образом найти свой путь. Я хотел распространять кредо, приводить неверующих назад к Его свету. Я думал, это моя задача, моя цель.
Орн грустно покачал головой.
— И я искал, во многих мирах, и в пустоте. Я странствовал на борту транспортников и кораблей вольных торговцев. Я даже сражался с Астра Милитарум. Но я не мог себя реализовать. Не могу тебе описать, как это деморализует — искать и искать, и самому не понимать, что именно.
— Я не помню, сколько мне лет. После первой сотни перестал считать. Не думаю, что значимость моей жизни следует оценивать в прожитых годах. Затем я нашел просвещение и все, что я знал и понимал, все, что считал возможным… Все изменилось.
— Зачем ты мне это рассказываешь? — просипел испуганный голос у него за спиной.
— Потому что я хочу, чтобы ты понял, почему это важно.
Орн подался вперед, и перед ним с резким, но маленьким сполохом, зажглась свеча, немного разогнав темноту. Свет упал на корешки книг и свитки в кожаных оплетках.
— Истории, родословные, летописи, — сказал он. — Много лет я собирал эти фолианты и пергаменты. Некоторые из них невероятно древние. — Орн обошел подставку, на которой зажег свечу, и провел пальцами по корешку одной из книг.
— Причем здесь я?
— Дело в крови, — пояснил Орн. — Его крови. Мне требовались средства достичь его. Такова моя цель, моя задача. — Он поднял глаза, словно в закопченном потолке мог найти ответ, но увидел лишь грязное стекло и тени. — Я делал вещи, достойные сожаления. Я стал сомневаться.
— Прошу… отпусти меня, — прохрипел голос.
— Я скитался в одиночестве, ища смерти, — продолжал Орн, как будто не слыша его. — За мной осталось целое поле брани трупов, когда будто сама ночь раскололась надвое, и черноту разделила зияющая рана. Когда пошел огненный дождь, я укрылся в старой брошенной часовне. Я думал, что там и умру, однако Он уготовал мне иную судьбу. Я нашел Клеть. Она просто лежала там, словно дожидалась, пока ее отыщут. И, хоть тогда я еще ничего о ней не знал, я сознавал ее важность. Так и вышло. Она стала моим спасением.
— Я ничего не понимаю.
— Поймешь.
— Что тебе нужно? У меня есть доступ в архивы. Там есть свитки…
Орн обернулся и взглянул на съежившегося человека. Он имел худое и бледное лицо ученого, и был облачен в широкополые бурые одеяния. В тенях неподалеку стояла пара стражей из подъемных платформ.
— Мне нужна твоя кровь или, вернее, ее память. Разыскать тебя было исключительно сложно. Так много записей, так много ложных путей и тупиков. — Орн улыбнулся. — Психический резонанс, — сказал он.
— Ч–что?
— Мы оставляем след в эфире, крошечный огонек наших душ, аниму, которой так жаждут вечно голодные иные. Он уникален, как отпечаток пальца. Твой же — особенно древний и редкий.
— Но я не вирд, — возразил мужчина.
— А ты бы понял сам, будь это так? Твоя древняя память погребена глубоко. Мне требовался… — Он замолчал, подыскивая слово. — Триггер, способ выманить ее наружу. Я сузил поиски до одного города, но найти то, что нужно, среди миллиардов? Я придумал лучший способ, чем рыться в пыльных архивах, и поручил сомнительному союзнику достать то, что мне требовалось. Триггер.