Боги-в-злате (ЛП)
— Прошу… — поморщившись, произнес мужчина. — Что–то не так. У меня болит голова.
— Боюсь, от боли никуда не деться.
Глаза мужчины расширились, зрачки сузились.
— Я чувствую что–то… в голове.
— Да, это жестоко.
— В чем дело? Я спятил? Это все…
— Ты бодрствуешь, ты в своем уме, а голос, что ты слышишь, этот звериный голос, он очень, очень старый, и пробуждает твой психический резонанс.
Если мужчина о чем–то подумал, то маска нескрываемого ужаса это утаила.
Орн как будто ничего не замечал. Он указал на стоявший рядом стол, где лежала лекторум-библия и писчие инструменты мужчины.
— Переписчик, — пробормотал он, пролистав несколько страниц и без особого интереса пробежавшись взглядом по аккуратно выведенным именам. — Как исключительное и уникальное может пустить корни в обыденном и невзрачном?
— Прошу… — тонко прохрипел мужчина, — отпусти меня. Я не нарушал законов, я верный слуга Терры.
— Да, — сказал Орн, вновь переведя взгляд на мужчину, — да, так и есть. И ты послужишь еще. Возрадуйся, я дал тебе цель. Ты отдашь жизнь за Него, как когда–то Он отдал ее за тебя. Скажи мне, — продолжил Орн, когда его приспешники начали выводить человека из библиотеки, — ты слышал прежде о Сигиллитах?
Лишь когда мужчина обернулся и увидел клетку из черного железа, он начал кричать.
Шестнадцатая глава
Город Воргантиан, Кобор, в свете Терры
Гедд сложилась пополам, опустив руки на колени и пытаясь сделать хоть вдох. Она почти не чувствовала холода. Стоило ей закрыть глаза, и образ выпотрошенного священника возвращался, поэтому она смотрела вдаль и старалась не впускать в себя тьму. Там, на складе, она нечто ощутила — присутствие, которое как будто одновременно было там и не там. Оно сохранялось, словно пропитавший одежду дым либо запах гнилого мяса. Оно увидело ее.
Ей хотелось кричать, вырвать себе глаза, будто это помогло бы забыть увиденное. Она почти представляла, как жуткая скульптура приходит в движение, вырывается из рамы и взмывает на рваных крыльях из плоти, а затем издает адский вопль, и она…
Гедд прикусила губу, и боль привела ее обратно в чувство.
Она увидела, как сквозь бурю, которая, казалось, только ухудшилась за проведенное ею на складе время, бредет неясная фигура. Она достала Утвердитель. В глазах плыло, однако ей удалось сжать пистолет достаточно крепко, чтобы прицелиться в грудь фигуры.
— Стоять, — сказала она, стараясь придать голосу хоть немного уверенности. — Миротворец. Я вооружена. Ни шагу дальше.
Фигура продолжала идти, пьяно пошатываясь и что–то невнятно бормоча. В ее неровной походке чувствовалась неправильность, а изо рта свисала длинная нить слюны.
— Предупреждаю.
Человек походил на отребье, замеченное ею ранее в дверях.
Он продолжал идти, как будто не слыша ее. Урсула выстрелила в землю, надеясь, что это выведет его из странного ступора, но человек даже не отреагировал. По ее подсчетам, он был уже в двадцати футах, снег залеплял ему лицо и одежду. За зубами начала усиливаться непонятная боль. Она поморщилась. Ей становилось хуже, и вряд ли приближение фигуры могло быть простым совпадением. Человек застонал, а затем закричал, откинув голову назад и сжав ладонями виски, изо рта и глаз посыпались крошечные молнии. Гедд выстрелила и скривилась, когда ей начало казаться, что у нее вот-вот лопнет череп. Пуля попала фигуре в плечо, взметнув дымку крови и клочки одежды. Она пошатнулась, но не остановилась. Молнии стали больше. Гедд чувствовала исходящий от них жар. Ее собственная боль становилась все сильнее. Неужели то же самое случилось с тем несчастным ублюдком, которого она с Клейном нашла на нижней трассе?
— Я сказала… стоять! — завопила она, и трижды выстрелила.
Она почти ничего не видела, но по тому, как фигура подкосилась и упала, поняла что, по крайней мере, одна из пуль попала в цель. По снегу растеклась темно-красная лужа.
— Прости… — прошептала Гедд и, бездыханная и напуганная, рухнула на колени. Грохот в голове стал ревущим, разрывающим нервы звоном, что не стих даже со смертью человека, якобы его вызвавшего. Она выронила оружие и прижала руки к ушам, рот открылся в бессловесном крике о помощи. Весь мир как будто пульсировал, и даже попытка держать глаза открытыми причиняла ей боль. С колен она повалилась на спину, желая, чтобы пульсирующая агония остановилась, но зная, что поделать ничего не может. Она свернулась калачиком и, стиснув зубы и сжав кулаки, забилась в судорогах.
Я здесь умру, подумала она, в одиночестве, в снегу, рядом с логовом чертовых культистов.
Ее шеи коснулось что–то теплое. Она услышала тихий щелчок, а затем механическое жужжание активации. Боль ослабла почти мгновенно, снизившись настолько, что Гедд смогла разлепить глаза. Она снова могла думать. Над ней склонился Меровед, вдалеке виднелся орудийный катер, стоявший с гудящими двигателями на краю асфальтной площадки.
— Гедд… — говорил он. Его голос звучал приглушенно, как будто раздавался под водой.
Она кивнула, давая понять, что понимает его.
— Что произошло? Почему все звучит так глухо?
— Это подавитель, — сказал он, и Гедд почувствовала надетый на нее ошейник. — Ты приспособишься.
Она попыталась сосредоточиться, и ее глаза расширились от ужаса.
— Моча Святого, что с тобой случилось? — Она потянулась к его разрушенной глазнице, однако Меровед отстранился, и Гедд убрала руку.
— Растрепывание краев… Начинается.
— Что все это значит, Меровед? — Она поморщилась от очередного укола боли. — Что происходит?
— Пелена истончается. Нужно уходить.
— Сначала я получу ответы. На складе я что–то ощутила… Присутствие. Это и есть истончение пелены? С этим мы боремся? — Гедд глубоко вдохнула. — И я что–то увидела…
— Четыре креста.
— Ты знал?
— Догадался. Не ты одна с ними столкнулась. Каждая жертва посвящена одному из главных аспектов Разрухи. Статуи представляют четыре соблазна, четыре великих греха. Там был измененный и замучанный, раздутый и освежеванный, — произнес Меровед. — Это старые имена, но есть многие другие. Каждая из жертв — подношение сущности за пеленой.
— Снова эта пелена. Трон… То, что я почувствовала, что…
Меровед достал из деревянной коробочки на поясе небольшую закупоренную бутыль.
— Выпей, — сказал он. — Полегчает.
Гедд взяла бутылку, откупорила, и принюхалась.
— Воняет… Что это такое?
— Зелье. Оно поможет. Ты не первая из моих людей, что так отреагировала.
— И как я справляюсь?
— Лучше большинства.
Гедд одним махом осушила содержимое. Жидкость растеклась по организму, опалив нервные окончания огнем. Восприятие на краткий миг болезненно усилилось, однако ощущение было согревающим, словно от нанесенного на болящий зуб бальзама.
— Моча Святого! Жжет! Как ты это пьешь?
— Мой организм лучше переносит алкоголь.
— А это точно не топливо орудийного катера?
Меровед не ответил. Он даже не взглянул на нее.
Гедд кивнула.
— Помогло. Спасибо. — Она оглянулась на склад. Над ним довлел анимус, которого она прежде не ощущала, но после зелья Мероведа ее ужас уменьшился.
— Что происходит, Меровед? Почему оно не повлияло на тебя?
— Я не такой как ты.
— Это еще мягко сказано.
— Нужно уходить.
Он поднялся и зашагал к ожидавшему орудийному катеру. Вглядевшись в метель, Гедд увидела сидящего за пультом управления сервитора.
Меровед шел, не останавливаясь. Гедд заметила, что он прихрамывает.
— Ты и впрямь ранен.
— Да.
— Моча Святого… Так ты чувствуешь боль.
— Да.
Гедд увидела, как сквозь шторм плетутся новые фигуры. Она махнула рукой.
— Игнорируй их, — отозвался Меровед. — Они ничего нам не сделают.
Меровед поднялся по аппарели и остановился, дожидаясь Гедд.