Штрафники. Люди в кирасах (Сборник)

— Жаль мне тебя, родненький, но помочь ничем не могу. Не до шашней мне, миленький.
Бойцы смеялись, не верили ей: хитрит санинструкторша, очки втирает. Не иначе как тайком с кем-нибудь из командиров встречается. И эта догадка подтвердилась к концу последнего дня учебы. Случайным свидетелем тайны двух влюбленных оказался командир взвода Колобов.
Маша, проверив правильность наложения повязки кем-то из бойцов, обратилась к Павленко с просьбой:
— Сержант, миленький, принеси родниковой водички, страсть как пить хочется.
Федя молча взял котелок и отправился к недалекому роднику, скрытому в заросшей кустарником ложбинке. Подождав немного, Маша передала свой бинт Фросе.
— Вас, мужиков, только за смертью посылать. Сама быстрее напьюсь. — И побежала следом за Павленко к роднику.
Вот и камни, из-под которых струится чистейшая и холодная до ломоты в зубах вода, но Маша и не взглянула на нее. Подбежала к стоявшему с еще пустым котелком Федору, нетерпеливо обняла его, слилась с ним в жарком поцелуе.
«Вот это неожиданность…» — оторопел Колобов. Он метрах в десяти от родника штудировал боевой устав пехоты. Николай стремился использовать любую возможность для изучения пехотной науки. Слишком уж малым был у него запас знаний.
Колобов приник к траве, чтобы его не заметили влюбленные. Глазами он снова уставился в раскрытый устав, но уши бессовестно ловили доносившийся шепот.
Времени у Павленко с Машей было всего ничего. В любую секунду у родника мог появиться кто-нибудь посторонний. Рослый Федор, чуть ли не на полметра поднял Машу, прижал ее к своей богатырской груди и, крепко поцеловав, опять поставил на землю.
— Коханочка ты моя! Дивчинонька найкращая…
— Отпусти, медведь! Обратно бежать надо, а то увидят… — Маша еще раз прижалась к Павленко, чмокнула его в подбородок и торопливо направилась к занимающимся, а Федор опустился на колени, жадно припал губами к ледяной воде. Напившись, присел на валун, задумался.
«Вот бесстыжий. Там у него занятия идут, а он рассиживает в тенечке, — возмутился про себя Николай. — Когда же он уйдет, наконец? А Маша эта — хорошая девушка, добрая, веселая, ласковая. Я-то о ней чего думаю?» — одернул себя Колобов и, уже не скрываясь, строго окликнул:
— Сержант Павленко, почему в холодке рассиживаете, когда ваши бойцы на занятиях?
Федор вскочил и растерянно уставился на взводного.
— Ой, товарищ старшина, вы шо, усе бачили? — смутился и добавил, словно оправдываясь: — Дуже гарная дивчина. Хочу уговорить, шоб жинкой моей стала.
— Она же с нами на фронт поедет. Ей надо будет помощь раненым оказывать, а не животом трясти. Прекрати это дело.
— Та не можу я вже от нее отступиться, товарищ старшина. Хочу тильки вместе с ней долю свою в жизни шукать, рука об руку.
Августовское солнце уже склонилось к вершинам сопок, а занятия на полигоне все продолжались.
Бойцы сержанта Медведева долбили лопатами каменистый грунт, стараясь уложиться в отведенное на отрытие стрелковых ячеек время. Занятия Алексей проводил спокойно и умело. То одному, то другому показывал, как правильно работать саперной лопатой. Подчиненные его уважали и слушались беспрекословно.
Все, кроме Ромы Смешилина. Ленивый и хамоватый, он с первых дней портил настроение Алексею. Не раз Рома демонстративно игнорировал его приказы. Вот и сейчас все роют ячейки, а Смешилин воткнул лопату в землю, повесил на черенок пилотку и преспокойно разлегся на траве.
— Ты почему лежишь, когда другие работают? — строго спросил его Медведев.
— Пускай работают. Видать, на лесоповале да на приисках еще не устали, — хохотнул Рома.
— Сейчас же возьми лопату и рой ячейку.
— Сказал тебе, что отдыхаю, и отстань, — Рома остро прищурился на отделенного.
Медведев знал, что Смешилин до сих пор не может свыкнуться со строгим армейским распорядком. Как и все, он добровольно изъявил желание отправиться на фронт. Но служба сразу же стала ему в тягость, любой приказ он воспринимал как посягательство на его личность, всякое порученное дело становилось для него подневольным.
Алексей считал, что Смешилину нужно дать время свыкнуться с новой для него обстановкой, найти себя в армейской среде. Поэтому он и прощал Роме его прегрешения. Но на этот раз откровенно грубый, вызывающий ответ бойца вывел из себя обычно спокойного Медведева.
— Встань, когда к тебе обращается твой командир! — глухо приказал Алексей.
Рома демонстративно медленно поднялся. Прищур его глаз стал еще острее, крупные губы нервно дергались.
— Ты чего на меня рычишь, чего глотку дерешь? Сказал тебе, что не буду копать эту вонючую нору. Лопатой и киркой я на Колыме вдоволь намахался. Потребуется, не хуже тебя ячейку вырою.
— Вот и покажи свое умение на деле. Приказываю взять лопату и рыть ячейку, как все!
Но Смешилин неожиданно сложил кукиш и сунул его к самому носу командира:
— А этого ты не нюхал, помазок щипаный?
Скулы на лице Медведева вздулись. Рома и руку не успел убрать, как страшнейший удар отделенного сбил его с ног, и он словно подрубленный упал на землю.
— Всмятку раздавлю, мокрица! — прохрипел взбешенный Медведев…
Первым к месту происшествия прибежал командир взвода. Смешилин еще лежал на земле, широко раскрывая и закрывая рот. От уголка губ к подбородку тянулась алая струйка крови. Медведев стоял рядом. Широкие брови его дергались, руки вздрагивали.
— Что тут произошло? — спросил у него Николай.
Сержант сначала помог Смешилину встать и лишь потом повернулся к Колобову. Угрюмо в нескольких словах объяснил ему причину своего срыва.
Не ожидал такого Николай от Медведева. Ему нравился этот парень с уравновешенным характером, умением ладить с людьми и делать порученное дело без суеты и крика. И вот — на тебе.
Колобов повернулся к пострадавшему, чтобы выслушать его объяснения, но не успел. Прибежал оповещенный кем-то Пугачев.
— Что случилось? Сержант Медведев, доложите, — потребовал политрук роты.
Алексей молчал, тяжело дыша и угрюмо глядя себе под ноги. Пришлось Колобову объяснить Пугачеву причину происшествия. Выслушав взводного, Андрей обратился к Смешилину:
— Как вы объясните происшествие?
— А что тут объяснять? — Рома вытер рукой окровавленный подбородок. — Набрали амбалов в командиры, вот они и зверствуют над нами.
— Не виноват был сержант! Он сам ему дулю в нос тыкал! — зашумели столпившиеся вокруг бойцы. — Смотри, Рома! Если с сержантом что случится, тебе лучше в роте не показываться.
— Так, все понятно, — подытожил разбор происшествия Пугачев. — Боец Смешилин, пойдите умойтесь и приведите себя в порядок. Если собираетесь жаловаться на командира отделения, советую не утруждать себя. Ваши товарищи свидетельствуют, что вы первым его оскорбили. После ужина зайдите в ротную канцелярию. А вы, сержант, пойдемте со мной.
Отведя Медведева в сторону, Пугачев строго отчитал его:
— Как вы, командир отделения, могли распустить себя до такой степени? Позор!
— Виноват, товарищ политрук. Сам себя казню за это. Не выдержал, когда он мне дулю под нос сунул.
— Вас, сержанта, учить надо, как нужно поступать в таких случаях?
— Поверьте, товарищ политрук, я не прощенья себе прошу. Понимаю, что заслужил самое строгое наказание…
— Это надо же, подчиненных бить! Да вам с такими кулачищами быков без кувалды валить можно. Как теперь вы дисциплину от бойцов требовать будете?
Алексей сокрушенно молчал, стараясь спрятать свои мощные, узловатые кисти рук за спину.
— Станьте как положено! Что вы от меня кулаки прячете? И где только такими обзавелись…
— На золотых приисках работал, — вздохнул Алексей. — А до того слесарил на Путиловском.
— Я знаю, что вы ленинградец. Тем более непозволительно. Пример должны показывать… У вас, кажется, жена в Ленинграде осталась?
— Так точно, с сынишкой маленьким.
— Пишет, как там у них?