Пострадавшая магия (ЛП)
— Помни, что я сказал.
Мальчик пожал плечами и вжался в кресло. Переводчица позвала его родителей, сказала им, что мы уходим. Я повернулась, а мальчик прошептал:
— Спасибо.
Мое сердце дрогнуло, но я не дала себе обернуться и сделать это важным. Эта реакция отпугнет его, а не поддержит. Но, пока мы шли наружу, к прохладе ночи, я слабо улыбалась.
Я послушалась приказов, но и сделала то, во что верила. Я не завоевала доверие за ночь, но это могло произойти. Медленно.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Финн
Ложь родителям не казалась большим предательством, пока я не увидел, как они радовались. Их улыбки и взгляды радости, пока я надевал пиджак, вызывали желание вырыть яму и закопать себя виной.
Хоть папа организовывал важную международную конференцию, он вышел из кабинета проводить меня.
— Если не найдешь там такси, можешь позвонить нам, — сказал он. — Я на связи.
— Все будет хорошо, — сказал я, щеки болели от удержания улыбки. — Это просто концерт. Там будут тонны транспорта.
— Точно. Не переживай, — мама похлопала меня по плечу. — Просто повеселись. И передай Прише привет от нас!
Их радость будто кричала в прихожей: «Он выходит из дома! Занимается нормальными делами подростка! Он начинает привыкать».
Это была первая ночь после экзамена, когда я выходил, якобы с друзьями.
Концерт был на самом деле, группа «Bleeding Beats», новая инди-рок группа, которую любили многие в Академии, давала его в Радио-Сити-Мьюзик-холле этой ночью, но я не шел туда. Это было отличным прикрытием для моей поездки в Ньюарк. Вряд ли родители обрадовались бы, узнав, что я не привыкаю к выжиганию, а собирался углубиться в этот аспект своей жизни.
Им не нужно было знать. Они многого обо мне теперь не знали.
К счастью, их радость означала, что папа остыл после того, как я сказал, что лучше поеду сам на концерт, чем попрошу его подвезти меня. Я забрался в машину возле дома и сказал водителю ехать к станции Пенн.
Поезд, на который я сел, ехал в Ньюарк недолго, простаки часто туда катались по работе, потому что аэропорт был дальше. Половина пассажиров была с чемоданами. Я устроился в углу и смотрел, как огни города проносятся мимо, а за окном темнеет. Я нетерпеливо постукивал ногой.
Я не знал, чего ждать от встречи. Это могла быть группа Приглушенных и Выжженных, что будут жаловаться на ситуацию. Могло вообще никого не быть, и попытка собрания провалится.
Сколько раз я ни говорил себе это, чтобы придавить надежду, слова из листовки гремели в голове: «Хочешь делать больше?».
Поезд остановился в Ньюарке, и я прошел мимо чемоданов и нашел снаружи такси. Водитель странно на меня посмотрел, когда я назвал адрес, но поехал без слов.
Мы двигались среди заброшенных индустриальных строений, что казались зловещими в свете фонарей. Они сменились низкими бетонными домами. Водитель остановился на углу возле кирпичной церкви со шпилем на башне.
— Вот так.
На табличке снаружи был адрес, что я назвал водителю, но окна были темными. Я замешкался, но пошел вперед, отдав водителю двадцатку.
Где-то там мою Укротительницу дракона заставляли биться с врагами. Я не мог бояться капли неуверенности, ведь, если повезет, я мог пробить для нее путь домой.
Я обошел здание и заметил сияние в окне на нижнем этаже, возле боковой дверцы. Пара фигур юркнула внутрь. Я поспешил за ними с колотящимся сердцем.
Крепкий мужчина лет тридцати на вид стоял в дверях. Он окинул меня взглядом.
— Новенький. Погоди.
Я замер, он прошептал куплет, помахав ладонью. Кожа под моей меткой на виске зудела, и он кивнул мне.
— Заходи. Рад, что ты присоединился к нам.
Он проверял, что метка была настоящей? Если он был Приглушенным, оставшиеся силы у него были для иллюзий или чего-то схожего. Что они делали, если переживали, что кто-то мог пробраться с фальшивой меткой?
Я пошел по коридору и через другие двери, что вели в большую комнату. Десятки людей уже собрались — больше сотни, судя по всему. Некоторые взяли стулья из стопок у стен и сидели небольшими группами, но многие были на ногах. Их голоса отражались от высокого потолка, сливались в гул.
Слева была небольшая сцена. Женщина двигала трибуну на место по центру. Запах кофе и сахара доносился от стола у стены напротив двери, несколько гостей ели там пончики и другую выпечку.
Я отошел в сторону, приходило все больше людей. Кожа будто натянулась. Парень на входе поприветствовал меня, и у меня была метка, но было сложно поверить, что мне здесь было место. Их одежда, их поведение… Я встретил за пять дней экзамена больше ребят новой магии, чем за всю жизнь до этого, и многие в комнате, как мне казалось, были не из академий.
Что они думали обо мне, стоящем тут в выглаженной рубашке и слаксах с поведением старой магии на подсознательном уровне? Как они примут меня, если узнают, что я в родстве с мужчинами, что решали их судьбы?
От этого вопроса по спине пробежала дрожь. Я оглядел комнату. Тут был кто-то знакомый из Академии Манхэттена? Я не узнавал лица вокруг. У многих были метки Выжженных, почти у половины в комнате. Остальные были Приглушенными. Конфед не клеймил тех, кто смирялся с решением Круга.
Девушка с темными короткими волосами подошла ко мне, скрестив тонкие руки поверх блузки, что выглядела наряднее одежды многих тут.
— Эй, — сказала она. — Ты тут впервые? Выглядишь растерянно.
Наверное, она тоже была старой магии. Она не узнавала меня. Я чуть расслабился.
— За последний месяц у меня многое впервые, — я указал на метку.
— Только с экзамена? Ох, — она поежилась. — Не знаю толком ничего о нем, но говорила с другими магами, прошедшими его, и впечатляет, что ты тут так быстро после этого. Я — Ноэми, кстати. Обожаю фантазировать и слишком любопытная, как мне говорили.
Она улыбнулась и протянула руку для рукопожатия.
— Финн, — сказал я в ответ и указал на комнату. — Это… что мы тут делаем?
— Они всегда немного ждут, чтобы все успели прийти, а потом люди получают шанс высказаться. Порой мы делимся на группы — пишем письма или продумываем звонки… Последние пару встреч мы готовились к открытому протесту, но я не знаю, что из этого выйдет, — она рассмеялась. — Звучит так, словно я тут давно, но это только мой пятый раз. Мне повезло, что я связалась с Луисом.
— Луис?
— Увидишь, — сказала она, улыбаясь мечтательно. Похоже, Луис нравился ей больше, чем только из-за связи с этими собраниями.
Я хотел спросить, откуда она — она была на пару лет старше меня, но я не помнил ее в Академии — когда мое внимание привлек парень, идущий мимо. У него был синий ирокез в дюйм высотой по центру черепа с короткой щетиной волос.
Я знал его. Но не из Академии.
— Эй, — я поднял руку, чтобы привлечь его внимание, а потом попытался вспомнить его имя, но его не было в голове.
Конечно. Я мог представить его во дворе у сияющих белых зданий экзамена с ирокезом в пять раз выше, я слышал, как он бормотал, что не будет дружить, когда наша группа собралась в общежитии в первую ночь, но, как и со всеми мелкими деталями тех пяти дней, я потерял его имя. И я вроде бы знал, откуда он был, не из Нью-Йорка, но остальное мне не давалось.
Парень удивленно посмотрел на меня.
— Вряд ли я тебя знаю, — сказал он. Его метка Выжженного выделялась ярко, как моя, на бледной коже — там кожа была в небольших пятнах и в розовых шрамах. Я вспомнил еще фрагмент: он был весь в ожогах, стонал, пока мы пытались увести его по черному коридору.
Магимедики не смогли идеально исцелить его.
Я не знал, выжил ли он. Я обрадовался, хоть и не мог ему ответить.
Я не мог сказать, что знал его по экзамену. Чары мешали. Экзаменаторы стерли его воспоминания полностью, судя по его взгляду на меня. Он меня не помнил.
— Когда получил свою? — я постучал по виску. Ничто не мешало спросить.