Дракон должен умереть. Книга II (СИ)

Кроме того, верхом по лесу передвигались только люди лендлордов, да еще наиболее удачливые мародеры, успевшие разжиться лошадьми. Обе категории не сильно отличались друг от друга манерой поведения и были, бесспорно, самыми опасными в лесу.
— Я не причиню вам вреда, — тихо произнес Генри. — Я вас не трону, — повторил он чуть громче.
Они молчали. Генри постоял посреди поляны, чувствуя себя полным идиотом, потом раздраженно вздохнул, поднял лук и стрелы, отчего женщины испуганно подались назад, запрыгнул в седло и поехал прочь.
«Дуры, — подумал он зло. — Вот что, по их мнению, я собирался с ними сделать? Мелко нашинковать в качестве заготовок на зиму? Обобрать ввиду вопиющего отсутствия в моем гардеробе юбок? Или, может быть, изнасиловать всех трех разом? Или четырех? Дуры».
Генри вернулся на уже выбранное для ночлега место. Расседлал коня, который продолжал самодовольно фыркать, и улегся, подложив одну из сумок под голову. Во сне он продирался через густой ельник, чтобы спасти каких-то вздорных детей, но дети стали разбегаться по сторонам, и он уже не понимал, кого из них спасать в первую очередь. Постепенно лес превратился в огромный пустой замок. Генри знал, что в одной из комнат найдет Джоан, и открывал дверь за дверью. Но каждый раз за ними оказывался подвал, в котором его пытали, и Генри с ужасом захлопывал дверь, не успев толком рассмотреть, что же было внутри. Потом ему приходило в голову, что, возможно, где-то там в темноте подвала все-таки была Джоан, и Генри возвращался и снова начинал открывать все двери подряд.
Он проснулся с тошнотворным ощущением отчаяния и бессилия. Хуже этого сна был только его постоянный кошмар, в котором она умирала, а он ничего не мог сделать. Генри долго лежал, глядя в сизое предрассветное небо. Потом резко поднялся — он заметил, что на поляне есть кто-то еще.
Это была одна из вчерашних дур — самая старшая, с сединой в волосах. Она пристально смотрела на него, и ему показалось, что за ее спиной маячат остальные.
— Мы пришли высказать свою благодарность, мой господин, — сказала она глубоким, плавным и величественным голосом.
«Невероятно», — подумал Генри, не сводя с них взгляда.
— Прими это от нас, — сказала она все с тем же достоинством, вышла вперед и положила на мокрую от росы траву что-то маленькое и бесформенное. Генри присмотрелся. В сумерках можно было разглядеть пару длинных ушей и четыре маленькие лапки.
«Кролик. Они поймали и принесли мне кролика. В знак благодарности».
Генри посмотрел на женщин. Вероятно, стоило улыбнуться.
Но хотелось плакать.
***
— Я правильно вас услышал? Вы хотите, чтобы я сопровождал вас в лагерь под Корхемом?
— Мы просим, мой господин, — мягко поправила одна из женщин.
Корхем. Миль сто обратно на восток.
— Я не могу, — покачал головой Генри. — Я должен ехать прямо в противоположную сторону.
— Но это не так далеко... — возразила старшая нерешительно.
— Нет, — резко возразил он. — Простите, но нет.
Уезжая, Генри заставил себя не оборачиваться.
***
Когда он остановился на дневной привал, игнорировать внутренний голос, упорно нашептывающий то, что Генри и сам знал, стало совершенно невозможно.
«Ну что, — вкрадчиво повторял голос в такт шелесту листьев, — как ты думаешь, сколько они еще протянут? Пару дней? Неделю, может быть?»
Генри устало потер лицо рукой.
— Я должен искать Джоан, — возразил он самому себе.
«Почему? Чем ее жизнь принципиально отличается от любой другой? Почему она стоит семерых?»
— Хотя бы потому, что я вижу ее во сне каждую проклятую ночь!
«Кто сказал, что теперь ты не будешь видеть и их тоже?»
Генри заскрипел зубами.
— Я не могу возвращаться, — прошептал он.
«В конце концов, — примирительно сказал голос, — никто не знает, в правильную ли сторону вообще ты едешь. Почему-то ты вдолбил себе в голову, что если дракона видели летящим на запад, то и Джоан тоже нужно искать на западе. Но ты же знаешь, она может быть где угодно. По большому счету, любое направление может быть правильным».
Генри закрыл лицо руками.
— Проклятье, — прошипел он, запрыгнул в седло и поехал обратно. Он ругался весь день, пока ехал, и даже часть ночи, пока не уснул.
На следующий день ближе к полудню Генри нашел их. Они брели медленно, то и дело подгоняя усталых детей. Генри подъехал к ним сбоку, остановился и спешился.
— Сажайте их на лошадь, — сухо сказал он, кивая на мальчика и двух девочек. — Так будет гораздо быстрее.
Женщины не стали спорить, спрашивать или благодарить. Они просто подхватили детей и быстро взгромоздили на спину огромного жеребца. Конь покосился на них, но фыркнул вполне благосклонно. Генри взял его под уздцы и пошел вперед, задавая темп и заодно проверяя дорогу.
Они шли строго на восток.
***
Шли Генри и женщины вместе, но при этом существовали как будто порознь. На стоянках они всегда разводили два костра — один для себя, и один — для Генри, и не давали детям приставать к нему, что было, впрочем, совсем не просто. И конь, и лук вызывали у детворы град вопросов, на которые немедленно нужно было дать ответ. Но дети не сильно мешали Генри. Во всяком случае, они раздражали куда меньше их матерей.
На пятый вечер, когда все, кроме Генри, уже улеглись спать, он заметил неясную фигуру, стоявшую за кругом света. Она приблизилась, он всмотрелся в темноту — это была та самая девушка, возраст которой он никак не мог определить.
— Я не мешаю? — очень тихо, запинаясь, спросила она.
— Нет, — ответил он, продолжая рассматривать девушку. Длинные косы были распущены, худенькую фигурку облегало замысловатое одеяние, которое в другое время он мог бы счесть весьма любопытным. Девушка подошла ближе, и в неясном свете Генри заметил, что ее обычно бледненькие щеки были совершенно пунцовым.
И тут он все понял.
Девушка продолжала стоять, неловко теребя рукой рукав платья, составленного, судя по всему, из лучшего, чем располагали на данный момент странствующие женщины. Генри опустил взгляд на огонь и очень постарался не выругаться в голос.
— Тебя зовут Анна, верно? — наконец спросил он, и сам вздрогнул от того, как холодно это прозвучало.
— Да, — ответила она еле слышно.
— Вот что, Анна, — сказал он, стараясь придать голосу больше мягкости, — иди спать.
Она моргнула.
— Уже поздно. Все давно спят, — сказал он с нажимом.
— Но, мой господин, — начала она, краснея еще сильнее, — ведь я пришла...
— Я знаю, зачем ты пришла, — прервал ее он, с ужасом чувствуя, как щекам становится горячо.
«Подумать только, — пронеслось у него в голове. — А я-то думал, что уже ничто не может заставить меня покраснеть».
— И именно поэтому, — продолжил он, — я повторяю — иди спать.
Она закусила губу.
— Анна, — начал он, но она быстро покачала головой.
— Они засмеют меня, — она покосилась на то место, где раньше горел второй костер. — Скажут, что я не справилась.
«О, Свет, — изумился про себя Генри. — Что это вообще за компания? Остатки разоренного борделя? Или я упустил в жизни что-то важное, и на самом деле все женщины такие?»
«Или, — вдруг пришла в голову мысль, — они просто здраво рассудили, что лучшая награда для одинокого странствующего мужчины — это юная дева?»
Самое печальное заключалось в том, что они были правы. Ему определенно нужна была женщина. Но не так, не здесь, не сейчас.
Не эта женщина.
Тем более, что и эту-то женщиной можно было назвать только в темноте и только с большими допущениями.
На этот раз Генри не выдержал и тихо прошипел сквозь зубы нечто не очень разборчивое. Анна вздрогнула. Он резко встал, она невольно попятилась назад.
— Значит, будешь спать здесь, — он указал взглядом на свою попону.
Анна недоверчиво смотрела на него.