Дракон должен умереть. Книга II (СИ)

— Я серьезно. Ложись.
Теперь она смотрела испуганно.
— Быстро! — почти крикнул он, и она стрелой метнулась на землю и легла, не сводя с него широко раскрытых глаз.
Генри молча посмотрел на нее. Потом вздохнул, поднял с земли свой плащ и аккуратно укрыл ее, стараясь не встречаться с Анной взглядом.
— Спокойной ночи, — сказал он тихо и зашагал к деревьям.
— Куда вы? — удивленно бросила она ему в спину. Генри остановился, но не обернулся.
— Подальше, — пробормотал он наконец. — Куда-нибудь подальше.
И решительно пошел прочь.
Генри долго и бессмысленно блуждал по совершенно черному лесу, царапая лицо и руки о ветки и то и дело пытаясь навернуться об очередной поваленный ствол.
«Прекрасно, — думал он мрачно, продираясь через очередные заросли непонятно чего. — Сначала был кролик, теперь — целая девица. Размер добычи постоянно растет».
Наверное, стоило улыбнуться.
Но хотелось плакать.
***
На рассвете Генри вернулся к стоянке, замерзший, усталый, но уже не такой злой. Анна спала, положив руки под голову и свернувшись под его плащом. В сумеречном утреннем свете она казалась совсем девочкой.
«Какие же все-таки стервы», — подумал он почти равнодушно, потому что сон буквально валил с ног. Генри взял седло, кинул его под ближайшим деревом, рухнул, прислонившись спиной к стволу, и тут же уснул.
Во сне он видел Джоан. У нее были распущенные волосы и странное платье, как будто составленное из разных частей. Она стояла, слегка наклонив голову, улыбалась, и Генри отчетливо видел родинку у нее на шее.
***
На следующий вечер Анна снова пришла к нему. Она была одета как обычно, в рубашку, юбку и стеганный жилет, и тащила с собой не очень большой узел.
У костра, возле которого Генри задумчиво доедал остатки своей похлебки, она бросила узел на землю и села сама. Вид у нее, в отличие от вчерашнего, был довольно решительный, если не сказать воинственный.
Генри вопросительно смотрел на нее.
— Я буду спать здесь, — заявила Анна твердо, но ее голос все-таки дрогнул в конце фразы.
— Это они... — начал Генри, но она яростно помотала головой.
— Нет. Это я так решила.
— Потому что?.. — поднял брови Генри, усиленно повторяя себе, что сердиться нет никакого смысла.
— Потому что не одному тебе хочется уйти подальше, — тихо ответила она, и он сразу успокоился. В ее «ты», разительно отличавшемся от «моего господина», было что-то очень правильное. Оно отдавало доверием.
Генри кивнул. Анна невозмутимо развязала узел, как будто не сомневалась в его согласии, и стала деловито раскладывать на траве толстый, хотя и сильно потрепанный плед.
— Сколько тебе лет, Анна? — неожиданно спросил Генри.
— Четырнадцать, — ответила она, не прекращая своего занятия. — А тебе?
Он ответил не сразу.
— Прошлым летом было двадцать семь.
Она подняла на него взгляд, явно удивленная ответом.
— А этим сколько?
Генри слегка улыбнулся, задумчиво потирая лоб рукой.
— Сто двадцать семь. По ощущениям.
Она непонимающе смотрела на него. Он отставил миску в сторону и лег.
— Спокойной ночи, Анна.
— Спокойной... — она запнулась. — А как тебя зовут?
— Рой, — ответил он, уставившись в темное беззвездное небо.
— Спокойной ночи, Рой.
Некоторое время было очень тихо, если не считать ветра, шумящего в верхушках сосен.
— Почему ты не убил их? — неожиданно спросила девушка.
— М?
— Бандиты, которые напали на нас. Ты ведь мог убить их всех, не сходя с места.
Генри слабо улыбнулся, по-прежнему глядя наверх.
— Я много кого мог бы убить.
— Но не убил?
— По-разному, — ответил он уклончиво.
— Ты очень хороший человек, — сказала она после небольшой паузы.
Он ничего не ответил. Над верхушками деревьев быстро проплывали облака.
***
С тех пор они так и разделились — Анна ела и спала у костра Генри, а остальные женщины продолжали держаться особняком. Генри был совершенно не против — девочка трогательно заботилась о нем, иногда выводила из не самых веселых раздумий каким-нибудь неожиданным вопросом, и, самое главное, была незаменимым спутником днем, развлекая детей всю дорогу. Генри не знал, что именно думают об их явном сближении остальные. Но ему было все равно.
Спустя три с лишним недели они добрались до лагеря беженцев близ Корхема. За всю дорогу им ни разу никто не встретился, не говоря уж о том, чтобы пытался напасть. Но Генри уже не думал об этом. В конце концов, направление действительно не имело значения. Он мог отыскать Джоан только чудом. Оставалось надеяться, что у чуда нет конкретной географической привязки.
Генри сдал своих подопечных старшине лагеря и собирался тут же уехать. Можно было остаться и один раз переночевать не в лесу, но в лагере царила слишком сильная атмосфера потерянности и неизвестности. Ему вполне хватало этого и в собственной душе.
Он уже успел отъехать достаточно далеко, когда услышал чей-то оклик за спиной. Генри обернулся, догадываясь, кто это мог бы быть.
Анна подлетела к нему, растрепанная и запыхавшаяся.
— Ты даже не попрощался, — выпалила она.
Генри спешился.
— Прости. Вы были слишком заняты, а я...
— Хотел побыстрее смотаться. Я знаю.
Он виновато улыбнулся. Отрицать не было смысла.
— Я тебя не буду долго задерживать. Только одна вещь...
Она вдруг потянулась и быстро поцеловала его.
— Пока. Будь здоров, — бросила она и тут же побежала обратно.
Генри стоял неподвижно, пытаясь вспомнить, как вдохнуть. Потом вдруг опомнился.
— Анна! — крикнул он. Она остановилась и обернулась.
— Не смей ждать меня! — приказал он. — Слышишь? Я никогда не вернусь!
— Я знаю, — ответила она просто.
— Ты обещаешь, что не будешь ждать?
Анна вдруг весело улыбнулась и слегка развела руками.
— Это уж как получится! — крикнула она и убежала прочь.
Генри долго стоял посреди леса, глядя, как ветер стряхивает первые желтые листья с деревьев. Наконец конь тихо ткнулся носом ему в плечо.
— Ты прав, — сказал Генри задумчиво. — Нам пора.
***
Он знал, что делал, когда старался ничего не замечать. За первые три месяца Генри проехал почти тысячу миль. За следующие три — около шестисот, но конец осени застал его там же, где и конец лета — у въезда в лагерь под Корхемом.
Их было много. Семей, бежавших с юга на север. Семей, идущих с севера на юг в надежде вернуться в свой дом. Жен, потерявших мужей. Детей, потерявших родителей. Людей, которых в пути ранило. Раненных, оставленных в пути.
И он провожал их всех, взад и вперед, с юга на север, с запада на восток, отводил домой, к родным, под крышу, в лазарет, в лагерь беженцев. Один раз — на кладбище.
Когда он перевозил последнюю пожилую пару в лагерь, лес уже был совершенно пустым. Ударили первые морозы, и все, кому было, где зимовать, забились под крышу, попрятались в свои убежища и старались не высовывать оттуда носа. Генри пытался не думать о тех, кому прятаться было некуда. Это получалось не всегда. Особенно если в лесу он натыкался прямо на них.
Двоих старичков Генри обнаружил в полуразвалившемся шалаше, оставшемся после чьей-то стоянки. Генри не особенно расспрашивал их о том, кто они, откуда и куда шли. Он просто посадил обоих на своего коня и отвез в Корхем, благо это было ближе всего.
Передав старичков под опеку местных сердобольных матрон, он поспешил тут же уехать — но она все равно перехватила его.
— Ты говорил, что не вернешься.
На этот раз Генри на всякий случай не стал слезать с коня.
— Я вернулся не к тебе.
— Это ничего не меняет, — улыбнулась Анна. — Возможность встречи остается все та же.
Ему очень хотелось пнуть себя. «Надо было оставить их на краю лагеря и уезжать как можно скорее», — подумал он зло.