Ветер перемен

— Вор? — грозно вопросил господин Сарг.
Сообразив, что меня все-таки не узнали, я радостно закивала.
— Сам признался, значит. До утра в темнице посидишь, а потом решим, что с тобой делать.
И меня, все так же за шиворот, вознамерились отволочь в темницу. Пока я силилась призвать гудящую голову к порядку и сообразить хоть что-то, меня уже проволокли сквозь лишенный двери вход и продолжали тащить дальше по коридору. Наконец до меня дошло.
— Не хочу! — пискнула я и отчаянно вцепилась в лицо Сарга всеми десятью ногтями. Тот держал меня на вытянутой руке и энергично потряхивал, но я все равно не отцеплялась, а наоборот, еще и начала брыкаться. После непродолжительной борьбы меня чувствительно приложили спиной о стену, а я случайно попала каблуком этому нехорошему человеку туда, куда в честных драках, по-моему, не принято попадать. Но наша стычка на честную не тянула по всем критериям, и совесть моя благоразумно помалкивала. Тем более что Сарг взвыл, согнулся пополам, прикрывая причинное место, и — о чудо! — выпустил меня. Выпустил! Ура! Я плюхнулась на четвереньки и активно поползла к вожделенному выходу.
Немного придя в себя на свежем воздухе, я уже через пару минут смогла подняться на ноги и поспешила на конюшню, краем уха отмечая, что в замке становится подозрительно шумно — командир поднял на ноги стражу.
Ничего, несколько минут у меня есть. Увести лошадь не составит труда. Сторож — прозорливый дед Макар — ночью откровенно халтурит, похрапывая на стоге сена.
Ну вот, а что я говорила? Старичок беспечно спал. Я покачала головой, перевела взгляд и чуть не завизжала от восторга. Под дедовой лежанкой стояли чудесные дырявые пыльные треклятые сапоги! Я потянула носом воздух. В конюшне и вправду смердело. Причем амбре дедовых портянок запросто перебивало все остальные запахи.
Я быстренько скинула туфли, без зазрения совести прыгнула в обувку и положила на ее место серебрушку — пусть дед купит себе новые. Если не пропьет…
В конюшне даже ночью всегда есть одна оседланная лошадь. Так сказать, дежурная, припасенная папочкой на всякий случай, мало ли что. И стоит она всегда… Точно! В первом стойле. Я быстро вывела вяло реагирующую на внешние раздражители животину на улицу и легко запрыгнула в седло. Верховой езде я была обучена сызмальства. Правда, не в таких экстремальных условиях, но все же.
За ворота я выехала без помех, а уже с первыми петухами пересекла границу нашего города.
  
ГЛАВА 2
 
Еще немного помаявшись и вознеся себя в ранг великомучеников, я поняла, что если сейчас же не поем, то немедленно грохнусь с лошади и окочурюсь в дорожной пыли. Окочуриваться не хотелось. В пыли — особенно. Поэтому я натянула поводья, осаживая лошадь. С трудом спрыгнула на траву, блаженно размяла отбитый зад и решила, что перекусить можно и у дороги, в лес для этого углубляться совсем не обязательно. Спать «на природе» все равно не рискну, а уже к вечеру… я так и этак покрутила карту… да, примерно к вечеру на моем пути покажется небольшая деревня — Мышковицы. Там и заночую. Я победно фыркнула. И кто сказал, что разбираться в картах сложно? Намного сложнее после бессонной ночи выдержать дневной переход, опять же в седле. И все это, мягко говоря, с непривычки. Воображение в красках изобразило мне эту перспективу, и я всерьез засомневалась в своих выживательных способностях. Поглощенная тяжкими думами, я не заметила, как стрескала все, что собрала для меня Кара. А это означало, что ко всем возможным смертям прибавляется еще и смерть от недоедания. Итого: шансы выжить упорно близятся к нулю.
Я вздохнула, спрятала карту и опять влезла на лошадь. Кобыла, целиком и полностью разделяя мои страдания, недовольно заржала.
— Ну-ну, не вредничай. Вот доберемся до деревни и отдохнем по-людски, — потрепав ее по холке, пообещала я.
Мы проехали много. И у меня, единожды возникнув, росло и крепло ощущение, что я окончательно и бесповоротно заблудилась. Интересно, с чего бы это? Я старательно отгоняла от себя дурные предчувствия. Мне и без них было о чем подумать. Вот уже часа два желудок ругал меня последними словами, напоминая, что побег побегом, а обед должен быть по расписанию. Столь важную трапезу я пропускать не привыкла. Впав в несколько шальное состояние, я начала размышлять о прекрасном. В данный момент для меня не было ничего прекраснее мягкой перины и горячей пищи. Вот, например, как хорошо было бы умять жареную курочку с вареной картошечкой… тарелки две… большие… Или грибочки в сметанной подливке… тоже хороши!.. А еще лучше — сочная мягкая зайчатинка… Впрочем, сойдет и вот этот упитанный волк, нагло преграждающий мне дорогу.
Хищник красноречиво облизнулся.
В первый момент, обвороженная великолепным «мясным блюдом», я облизнулась не менее многозначительно. А потом до меня дошло.
Волк?
Боги всевышние… Волк!!!
Лошадь соображала быстрее меня, а потому запаниковала первой. Она неистово заржала, забила копытом и даже попыталась встать на дыбы, что по отношению ко мне было сущей подлостью — я едва не вывалилась из седла. Но неожиданная встряска пошла на пользу — я пришла в себя и завизжала, проклиная попеременно то кобылу, то серого негодяя.
Волк долго и удивленно нам внимал, слегка прижав уши, а потом демонстративно оскалился, показав свои клыки, и как-то странно тявкнул, вероятно, предлагая нам заткнуться.
Заткнуться я не пожелала и, подгоняя кобылу всеми известными мне выражениями, которых я и знать-то не должна была, пустила ее в бешеный галоп. Пустить-то пустила, но, находясь в полуобморочном состоянии, даже и не подумала, что животиной нужно управлять. Кобыла несла меня по собственному усмотрению и, естественно (о венец непроходимой глупости!), на полном скаку врубилась в кусты и углубилась в лес. Деревья росли густо, и лошади пришлось замедлить бег. Но все равно уворачиваться от веток удавалось не всегда. За каких-то пару минут я заработала напрочь исцарапанное лицо и руки, трижды прикушенный язык и отбила многострадальный зад. Поэтому, когда наконец какая-то толстенная ветка все-таки вышибла меня из седла и я, каким-то чудом не застряв в стременах, растянулась под ракитовым кустом (все герои умирают под ракитовым кустом; во флоре я разбиралась слабо, но надеялась, что «мой» куст — не исключение), то с глупым подхихикиваньем (наверное, нервы) принялась ощупывать себя на предмет полученного ущерба. Ущерб оказался минимальным. Моим ангелам-хранителям положено было молоко за вредность работы, которую они выполняли просто блестяще. Дыхание, застрявшее где-то в легких в момент удара, уже почти выровнялось. Несколько синяков, пара-тройка царапин. Всевышние, да я в рубашке родилась! Лошадь уже ускакала. Ну и черт с ней.
— Чтоб тебя волки сожрали! — пожелала я беглянке, с трудом села, потерла отбитую спину и пообещала себе при случае пустить эту мерзавку на колбасу. Все мои немногочисленные пожитки ускакали вместе с ней.
Кряхтя, поднялась и тут же оперлась рукой о ствол какого-то хилого деревца, одновременно другой рукой вытерла кровь со щеки, тщетно пытаясь унять головокружение. Болело все, что, в принципе, неудивительно. И главное, абсолютно никакого представления о том, что делать дальше. Я не знала даже, в какой стороне дорога. А потому бездумно потащила свою помятую тушку, как мне показалось, вслед за лошадью.
Поганая скотина мне так и не попалась. Но, пока я ее искала, забрела на прехорошенькую полянку с уже догорающим костерком. О давешнем волке в частности и прочих лесных хищниках в целом я все это время старалась не думать, прекрасно понимая, что встречу с оными мне пережить не удастся, а потому не стоит нагнетать и без того безрадостную обстановку. Но, увидев костер, пусть и почти потухший, я воспряла духом. Здесь есть люди! А значит, я не одна в этом треклятом лесу! Хотя встреча с ними и маловероятна, но, может, стоит походить и поаукать…
Что-то тяжелое опустилось мне на голову, ноги подогнулись, и я кулем повалилась на землю.