Там, среди звезд (СИ)

Она редко оставалась одна. Бывшие сослуживцы незаметно ее опекали, отец Себастьян помог найти толковую помощницу по хозяйству, к тому же имеющего медицинское образование. И чем больше они с Ричардом общались, тем явственнее чувствовал Ричард пробуждение любви. Он часто смотрел на Анну, на то, как она говорит, хмурится, улыбается, пьет чай из чашки, держа ее двумя руками. Как она проводит рукой по коротко, под мальчишку остриженным волосам, открывающим тонкую шею.
Как бьется жилка на виске.
Анна улыбалась, спорила, старалась жить и не предаваться сожалениям. И это очень хорошо получалось. Но не время было еще лезть со своими ухаживаниями. Не время. Анне следовало зацепиться за жизнь, крепко встать на ноги. Но смотреть ведь можно? Можно ждать, быть рядом, поддерживать, развлекать…
Один из вечеров запомнился Ричарду особенно четко. Милен поднялась наверх, уложить Александра, и оставила на попечение дядюшки малыша Ричарда, мирно сидящего в манеже. Анна сидел в кресле неподалеку, что-то читая в своем комме.
К стыду своему, Ричард раньше не имел дела с маленькими детьми и вообще их немного побаивался. Со старшими племянниками он с удовольствием возился, но что делать с тем, кто еще не умеет говорить и ходить, он представлял себе плохо. Это женскому полу эволюция повелела тетешкаться с чужими младенцами, чтоб потом лучше за своими смотрели… Так он по крайней мере считал.
Конечно, когда у Ричарда появятся свои дети, он, разумеется, и подгузники им будет менять, и кашами с молочком кормить из бутылочки, а пока оставалось только сидеть рядом с манежем и наблюдать, как маленький Ричи сосредоточенно грызет ногу резинового бизона. Ричард очень надеялся, что его пронесет, и они спокойно дождутся возвращения мамы, но совершенно неожиданно ребенок выбросил игрушку и отчаянно завопил, протягивая руки к тезке.
— Возьмите его на руки, Ричард, — тихо сказал Анна, вставая с кресла. — Попробуем его. Успокоить. Старших перебудит.
Ричард повиновался, а Анна, подойдя вплотную, ласково улыбнулся малышу.
— Ну что ты, маленький, не плачь…
Она не просто улыбнулась ребенку, а растворилась в нем вся, без остатка. На руки, впрочем, брать не стала — боялась уронить. Но ребенок завороженный тихим, мягким голосом успокоился. Анна несла нежную, ласковую околесицу. Даже не запиналась почти. Она нежно дотрагивалась до ребенка сухими и горячими пальцами, кожа на суставах шелушилась, а Ричард думал, что никогда не видел таких красивых рук. Сердце захлестнуло нежностью, и, казалось, что она вот-вот выплеснется наружу.
Думать в таком ключе в сорок пять лет, ну не глупость ли? Неужто на старости лет Ричард решил стать сентиментальным? А Анна смотрела только на ребенка, вся нежность в ее глазах и голосе предназначалась ему. Для Ричарда-старшего места в сердце не было. Быть может, пока не было?
Невыносимо ясно и остро Ричард понял, что хочет общих детей с этой женщиной. С этой слабой, больной, сломанной, но не сломленнй женщиной, который и о себе позаботиться в полной мере не может. Он хочет быть с ней одним целым.
Ричард смотрел на перед Анну, и понимал, что хочет всегда быть рядом, хочет состариться вместе, хочет увидеть, как поседеют рыжие волосы, а лицо избороздят морщины, потому что заранее любит их тоже… Совершенно неожиданно это томительное и нежное соприкосновение прекратилось. В дверях гостиной стояла Милен. Она всхлипнула, по-детски вытирая глаза кулаком:
— Это… — пробормотала она, забирая ребенка из рук Ричарда. — Вы были такие красивые рядом, с ребенком на руках.
Анна нервно улыбнулась. Она взглянула на экран комма и сказала:
— Мне. Домой пора. Отдыхать. Проводите меня? Ричард?
Давно уже стемнело. Они шли, вдыхая запахи поздней весны. Пахло сырой землей с аккуратных, недавно перекопанных клумб вдоль дороги, ночным туманом и цветами. Где-то вдалеке зреет дождь, может, даже гроза. Первая гроза в этом году. Анна присаживается на скамейку на половине пути от дома и улыбается, как бы прося прощения у здорового мужчины за то, что ему приходится ждать, пока она передохнет.
— Я… — говорит Анна, откидываясь на спинку скамейки. Он снова делает паузы между словами, значит волнуется. — Мне. Показалось. Что вы испытываете. Ко мне. Чувства. Дружеские? Или?
Ричарду хочется взять ее за руку, но многие женщины, страдавшие от домашнего насилия, не любят прикосновений.
— Вас это беспокоит, Анна?
Она отворачивается.
— Я не готова. И не способна ответить вам тем же.
— Я понимаю. Это естественно в вашей ситуации — взять паузу, а не бросаться в новые отношения. Тем более, из чувства благодарности.
— Я. Много думала. Об этом. О том. Что чувствую к вам. Вы не вызываете отвращения, я не боюсь. Всех мужчин. Скопом. У меня к вам просьба, Ричард. Вы можете. Ответить отказом. Я не обижусь. Я бы отказалась. На вашем. Месте.
— Что за просьба, Анна? Я хочу, чтобы вы знали — я сделаю для вас все, что могу, не ожидая никаких ответных проявлений…
— Я хочу детей. Ричард. И хочу, чтобы вы были их отцом. Никаких обязательств. Только донорство.
Ричард смотрит на нее со смесью изумления и недоверия. Будто Анна подслушала его невысказанные четверть часа назад мысли.
— Вы, — продолжала Анна, обнимая себя за плечи. — Так любите детей. И сейчас. Вы самый близкий мне свободный мужчина удобного возраста. Я всегда. Мечтала о семье. Большой семье. Чтобы у моих детей были родители. Оба родителя. Время идет, я не молодею. Мне уже почти тридцать шесть.
— Я с удовольствием стану отцом ваших детей, — ответил Ричард, чувствуя, как колотиться сердце, становится комом в горле. — И даже больше. Если бы вы позволили.
Анна прикрыла глаза.
— Нет, — ответила она. — Я не готова. И не могу дать вам надежду, Ричард. Простите. Если это. Для вас важно. Нам лучше забыть о разговоре.
Ричард покачал головой.
— Я буду вполне удовлетворен вашей дружбой и возможностью принимать участие в жизни детей. Я тоже уже не молод, и мне хотелось бы оставить после себя след…
Анна благодарно улыбнулся в ответ и протянула ему руку. Ричард с нежностью пожал ее.
— Наш разговор, — заметил Анна, осторожно вставая. — Как из романа. Такой. Нелепый.
— Нет, — ответил Ричард, предлагая ей руку. — Если бы это был роман, все закончилось бы постелью.
— Это трагический роман. Выжмет слезы. Из всех домохозяек Содружества.
Какое-то время они шли молча. Каждый думал о своем, но оба друг о друге и детях.
— Я должна сказать вам еще кое-что, — неожиданно произнес Анна останавливаясь и поворачиваясь лицом к Ричарду. — Прежде чем вы по доброте душевной. Слишком. Увязнете в моих проблемах. Вы должны знать.
Ричард кивнул, предлагая продолжать.
— Я действительно связана. С Врагом. В этом Корсини не ошибся. Он всемогущ, Ричард. Или почти всемогущ. И опасен. Для нас. Для себя. Он — вечное дитя. Представьте себе ребенка, для которого. Отменить законы физики — просто игра. Ему нужны родители. Или хотя бы родитель. Тот, кто не позволит ему натворить бед. И тот, кто защитит его.
Лицо Анны в свете фонарей казалось Ричарду лицом святой, чистым и полным внутреннего света. Так вот какую ношу она на себя взвалила!
— Я дам ему имя. Я усыновлю его. Создам прецедент. Воспитаю. Сделаю полноправным членом общества. А не машиной для исполнения желаний. Вы согласны по документам. Считаться его отцом тоже?
— Это невообразимо! — воскликнул Ричард. — Я и представить себе не мог, что…
— Это опасно. Сейчас я в фаворе. Меня оставили в покое. Но надолго ли? Не знаю. Рано ли поздно. За меня снова возьмутся.
Ричард взял руки Анна в свои.
— Я пойду за вами, куда скажете. На край вселенной, так на край. Воспитывать инопланетян и детей, пожалуйста. Я ничего не прошу взамен. Только вашей дружбы.
Фонари совершенно неожиданно гаснут — в мирном, благополучном районе это такая редкость. Анна стоит, запрокинув голову, ведь Ричард выше, и в глазах ее отражаются звезды. Ветерок едва колышет ее короткие волосы и доносит до Ричарда тонкий, едва слышный аромат.