Самая главная злодейка (СИ)

то я доверяю ему свою жизнь, и очень бы не хотелось в итоге
получить удар в спину.
ГЛАВА 3 Диады
«Не надо было ее отпускать» — подумал Эвен, когда Клем
скрылась за поворотом коридора. Но что он мог сделать? Запретить?
Такой команды не поступало. Инар вообще в последнее время был
крайне молчалив и мрачен. Эвен старался не лезть и глупых советов
не давать, понимал, как ему не просто. Повелитель привык всегда все
держать под контролем, просчитывать и выверять каждый свой шаг, а
сейчас у него выбили почву из-под ног, и кто? Та, кому они все
должны беззаветно доверять, та, что привыкла играть чужими
судьбами, как пешками на шахматной доске.
Возвращаться в комнату смысла не было, он давно не спал, да и
Инар скорее всего уже в своем кабинете пытается заглушить боль
работой. Так и оказалось, едва войдя, он увидел холодного,
сосредоточенного и мрачного повелителя, просматривающего запись
допроса Сирель де Лиар.
— В который раз ты смотришь эту запись? — спросил он,
присоединившись к другу.
— После столь своевременной смерти Элмира, это наша
единственная зацепка.
— И если бы не папаша де Лиар, ты бы ее вскрыл.
— Она единственная зацепка, — мрачно повторил повелитель.
— А этот допрос просто глупый фарс, пустышка.
— Как и допрос того полукровки — невольного убийцы и еще
десятка сотрудников Тайной Канцелярии.
— И тебе не кажется это странным?
— Мне все в этом деле кажется странным, но сам знаешь, пока
ты так зациклен на одном, ты рискуешь пропустить другое, что-то
более важное.
— Мне нужна эта девчонка, нужны ее воспоминания,— словно
не слыша его слов, проговорил Инар, впившись взглядом в
проекцию. — Но ты прав, можно действовать и по-другому. Мы
пустим слух, что девчонка была очень близка с сестрой, пока не
помутилась в разуме. И что именно поэтому я не спешу разрывать
помолвку.
— Хочешь сделать из девочки приманку? А не слишком ли
это…
— Она уже втянута, — резко оборвал друга повелитель. — И
она знает, на что идет.
— А ты-то сам знаешь?
— У нее будет прекрасная защита помимо статуса моей
невесты. Вряд ли они станут так рисковать, но если все же рискнут —
Халиэль справится.
— А ты сам? Справишься?
— Намекаешь на мою совесть? Поверь, ради того, чтобы она
была в безопасности, я, не задумываясь, пожертвую сотней таких
Тариэль.
Эвену не нужно было переспрашивать кто такая «она», он и так
знал, но не знал другого — понимает ли его единственный друг, до
какого дна он может опуститься, если продолжит в том же духе?
— Ты изменился. Связь тебя меняет.
— Может быть, — почти равнодушно отозвался повелитель, но
в этом почти скрывалось столько всего… — Займись дэйвами,
этими… недовольными. Скажи, что если у них есть претензии к
моему руководству страной, то я с радостью выслушаю их лично.
— Боюсь, если я так скажу, столица быстро опустеет, —
ухмыльнулся Эвен.
— Зато дышать станет легче.
— А что мне делать со стержнем дома Парс? Он четвертый день
требует аудиенции.
— Я не намерен менять своих решений, — жестко ответил
мужчина, бросив ледяной взгляд в сторону друга. — Контракт
останется в силе.
— Как долго?
— Пока мне это выгодно.
— Клем…
Инар так резко обернулся, что Эвен почти отшатнулся, но все
же взял себя в руки и продолжил.
— Клем оставила письмо для тебя. Просила отдать, когда уедет,
но я подумал…
— Положи на стол, — приказал он и снова вернулся к
проектору. А Эвен рискнул сказать то, что давно копилось.
— Ты должен поговорить с ней, объясниться. Девочка на грани.
И мне тяжело осознавать, что я тоже приложил к этому руку. Нельзя
было с ней так говорить вчера, нельзя…
— Это было необходимо, — отрезал Инар, еще более мрачно,
чем минуту назад. Сколько он еще выдержит?
— Как знаешь, но если тебе интересно мое мнение…
— Мне не интересно. И давай оставим эту тему.
— Давай оставим, — хмуро согласился Тень повелителя.
— Тогда иди, задание у тебя есть.
— Да, конечно, — разочарованно вздохнул Эвен. Он надеялся
хоть на какую-то реакцию Инара, а не на эту мрачную решимость.
Она чревата ошибками, нестабильностью, тем, чего добивался
Элмир.
И все же что-то не давало ему так просто уйти, вот только
подходящих слов не находилось, он повернулся на пороге комнаты,
хотел что-то сказать, но застыл пораженный, заметив взгляд
повелителя, уже не на проектор, на стол, где лежало письмо. И то, как
он смотрел, всего мгновение, прежде чем понять, что Эвен все еще
стоит на пороге, прежде чем в недоумении поднять взгляд, прежде
чем спросить:
— Ты что-то забыл?
«Богиня, как же ты любишь ее», — мысленно прошептал Эвен,
расшифровав этот невольно брошенный взгляд.
— Нет, я пойду, — сглотнув, ответил он и поспешил оставить
друга.
«Связь истинных столь же прекрасна, сколько и губительна. Она
дарит счастье и ввергает в пучину отчаяния, она бесконечна и
жестока, как сама смерть. И это страшно — видеть, к чему такая
связь приводит», — подумал он, закрывая дверь. Нет, он никогда бы
не променял свое обычное, приземленное, и не менее настоящее
чувство к Эве, на пусть великую, безмерную, но зачастую с
привкусом трагизма любовь истинных, даже если за такую любовь
многие готовы отдать жизнь. Ведь они даже не догадываются,
насколько это тяжело, особенно если твоя любовь приходит в совсем
неподходящей оболочке…
А повелитель все смотрел и смотрел на маленький клочок
бумаги и никак не мог подойти, взять в руки конверт, открыть его,
развернуть письмо. Ведь оно могло разрушить все, поколебать его
решения, относительно себя, относительно Клем и того будущего,
что он начал строить.
Прошло шесть дней и шесть бесконечно холодных ночей,
наполненных отчаянием, болью и сожалением, что не просчитал, что
не подумал, что забыл, а ведь его предупреждали. Он должен был
понять, что Мать не примет его решения, только не думал, что она
зайдет настолько далеко, поставит в такие невыносимые условия,
заставит сожалеть о ночи, когда он был по-настоящему счастлив. И
теперь каждую минуту жизни он за нее платил.
Никто, ни отец, ни Лазариэль не говорили ему, насколько это
тяжело — находиться вдали, гореть, словно в огне, и чувствовать ее
боль как свою. Иногда хотелось разодрать грудь, чтобы перестало
печь так сильно.
Он давно привык к боли, давно привык к тяге, но когда она
увеличена в сотни, тысячи раз, становится невыносимо даже дышать,
и даже тень почти не помогает. Ему нужна она, реальная, живая,
теплая рядом, чтобы вдыхать запах, ощущать, касаться, слиться
воедино, прирастить к себе, никогда не отпускать. Нельзя —
контракт разделяет как граница, как персональное орудие пытки, как
темница без дверей и выходов. И разорвать нельзя — она
предупредила — жестокая драконица. И иногда думается какими-то
рывками, рваными мыслями, почти бессвязно, впадаешь в
прострацию, не ощущаешь времени, почти не живешь, но ему нельзя.
Слишком много врагов, слишком опасно терять концентрацию, так
падать в пропасть, так забываться. Он должен сделать все, чтобы его
девочка была в безопасности, чтобы никто и ничто ей не угрожало, а
это трудно. Элмир умер — его просчет, еще один.
Принц обещал, что позаботится о ней, но можно ли ему верить?
Отец отпустил и потерял, а если и он потеряет? Нет, нет. Ведь она
обещала. Она хоть и стерва, но если что-то обещает, то всегда
выполняет. Ее видящие что-то ей показали. Она обещала, что Клем к