Зона Надлома (СИ)

«Чтобы не происходило, побеждает Жизнь, — тихо твердил вечерний ветер. — Она, словно из неоткуда, возникает среди мрака и пустоты, изменяя мир одним своим присутствием. Она не выжидает подходящего момента, не ведет пустые разговоры, а просто Рождается, наперекор всем козням и обстоятельствам».
  
Глава 5. В никуда
 
Это не их дорога, не их путь. Каждый шаг — усилие и боль, каждый шаг — потери, о которых они еще не знают. А приобретут лишь пустоту в душе, и не каждый сможет ее заполнить.
Непривычно, неуютно чувствовал себя в зоне Надлома Влад. Что-то неведомое следило за ним, давило на сознание; не отпускало постоянное напряжение. На ночных дежурствах, в темноте, майору мерещились неясные тени. Но самое страшное — он чувствовал себя в зоне Надлома чужим, лишним. Днем мужчина улыбался коллегам пустой, фальшивой улыбкой. Это замечал лишь один Герман, но он не мог заслонить друга от влияния Зоны. Полковник не обладал подобной силой, а одного желания, порой, бывает мало. В свободные минуты военные говорили, вспоминали молодость, и наваждение отступало. Тьма яростно шипела, однако свое законное место занимал свет. Увы, ненадолго.
За всю жизнь Влад, наверное, никогда столько не думал. И уж точно не думал о том, о чем стал задумываться во время путешествия. На плечи медленно опускался тяжелый груз, слишком сильный, чтоб его удержать. Открывалась истина, но терялся путь, нарушалась гармония. Лучи солнца касались мертвой земли, бессильные что-либо изменить. В зоне Надлома говорили Тьма и Боль, им вторили Отчаяние и Безысходность. Чья вина, что всего несколько энергий оказались сильнее целого Человека?
Майор беспокойно ворочался во сне; стирались грани между мирами. С высоты птичьего полета он видел, как горит лес. Повсюду бушевал огонь, жар поднимался к небесам, опаляя крылья птиц, внизу проносились объятые пламенем животные. Пожар коснулся и его, обдал горячим, ненасытным дыханием. Владиславу казалось, что сгорает его жизнь, и он умирает вместе с пылающими деревьями и травами, искрами осыпаясь на землю.
А потом мужчина увидел сад, величественный и прекрасный. Последний оплот среди океана бушующей стихии. Майор спустился вниз, к озеру с желтыми кувшинками. В центре стройная женская фигурка из белого мрамора беззаботно улыбалась плывущим облакам, выливая воду из украшенного каменными цветами кувшина. По бокам водоема раскинули могучие ветви яблони, усыпанные большими красными яблоками.
Огонь, как же быстро он приходит! Сад заполыхал, а Владислав застыл и не в силах пошевелиться. Он понимал, что умирает, но ничего не мог предпринять. Не мог изменить прошлое, и потерял контроль над настоящим. Прожитые годы предстали чередой глупых ошибок, словно с его судьбой игрались жестокие и равнодушные боги с древних легенд.
Сломалась и полетела вниз горящая ветка… Так близко… Еще немного…
— Не смотри на огонь, папочка! — быстро произнес детский голос.
Перед ним появилась пятилетняя девочка. Светловолосая, синеглазая, красивая, словно ангелочек. С не по-детски осмысленным лицом.
Не смотреть на огонь… Жалобно потрескивала овитая пламенем яблоня. Он НЕ МОГ не смотреть.
— Кто? Кто это сделал?! — спросил — и тотчас увидел неясные тени людей, бросающих факелы. Увидел, как разгорался оставленный костер.
— Не гляди на огонь, папочка! — в детском голосе прозвучала мольба.
Влада никто никогда так не называл. Мужчина присел на корточки и заглянул ребенку в глаза, но даже в них плясали отсветы пожара.
— Кто это сделал?
— Люди, — она опустила голову и тихонько добавила: — И ты тоже, папочка, ты поджег сухую траву на опушке, когда мама пошла на аборт.
Кира… Это было двадцать лет назад. Обычный для него, ничего не обязывающий роман. Холод… Он перебил жар пламени, и сердце застыло, скованное ледяными брызгами.
— Я должна уходить, папочка, — слезы выступили на детском личике. — Прости, я не могу тебе помочь. Ты не смотри на огонь и проснешься.
— Постой, постой! — отчаянно закричал военный.
Эта девочка — все, что у него было. Босая ножка ступила на объятую оранжевыми языками ветку, но пламя обтекало ее, не причиняя вреда.
— Я не могу, — грустно вздохнул ребенок, отвечая на его призыв. — Я не могу остаться в мире живых! Я только тень. Не смотри на огонь!
Она побежала вглубь сада и скрылась в клубах дыма.
— Нет!!!
Невозможно не смотреть на огонь, но так легко проснуться! Мужчина обвел палатку тяжелым взглядом, привыкая к темноте, и медленно поднялся. Несколько минут Влад стоял неподвижно, потом проверил прикрепленную к поясу кобуру с пистолетом, и неслышно вышел.
Постовые не заметили медленно бредущего человека. Далекие звезды старательно освещали его путь, но майор глядел лишь под ноги, а видел пустоту, безысходность и сгоревший сад. Груз стал невыносимым. Он — лишь маленькая пешка в чьей-то большой игре. И так было всегда. Всегда…
Одинокий выстрел должен был разорвать тишину ночи, звуком взорвавшейся бомбы, однако люди ничего не услышали. Зона непредсказуема. Пистолет выпал из ослабевшей руки, тело глухо ударилось о землю.
В городской квартире вырвалась из объятий сна вот уже десять лет как нелюбимая женщина — жена. Но если не любим мы, это не означает, что не любят нас. И порой, чтоб ощутить неладное, хватает и одной искорки былого огня. Она поднялась и распахнула окно, в комнату ворвался свежий воздух. Пахло дождем. Сердце пойманной птицей колотилось в груди. Женщине казалось: весь ее прежний мир рушится.
— Владик! — прошептала она одними губами. Город молчал.
Лето… Это не время потерь! Лето… оно прорывается сквозь асфальт и бетон темной зеленью трав, кружит голову цветочным ароматом. Лето… Будь оно проклято!
Руководитель группы проснулся, почувствовав изменения. На мгновение мужчина прикрыл веки, потом коротко выругался и вышел из палатки. Не таясь, миновал стражу, но никто не обратил на него внимания: детская игра для мага «отвести» взгляд. Виктор не стал бродить по пустырю в поисках тела, он знал, где оно лежит. Кровь медленно вытекала со свежей раны; пуля вошла в висок и осталась внутри, задев кость. Пистолет, едва различимой кляксой, валялся рядом.
Некоторое время маг молча размышлял, что-то просчитывая в уме. Определившись, неторопливо снял перстень и прижал к ране. Кровь остановилась. Закружились потоки энергий. Мужчина закрыл глаза, стараясь сохранить концентрацию, вместе с кровью уходила энергия. Пусть несильная, не слишком хорошая, но Виктор знал, как ее преобразовать. Маг не любил, когда пропадал материал. Да и выбирать не приходилось — в их положении сгодится любая. Камень едва заметно вспыхивал, по кольцу пробегали искорки.
Наконец, оболочка «опустела». Руководитель отнял «наполненный» перстень и брезгливо посмотрел на руку — кисть перепачкалась красным.
— Вот и все, — тихо произнес он в пустоту.
— Как вы допустили это? — властный, жесткий голос Германа дрожал от ярости.
Психиатр сжался, потерялся и стал похож на перепуганную крысу.
— Он… он, видимо, был болен до отправки в экспедицию!
— Тогда как ваши коллеги этого не заметили?
— Я, я не знаю!
— Да что ты, вообще, знаешь?!
Могилу копали в полном молчании. Герман вкладывал в каждый рывок лопаты всю свою ярость и боль. Не уберег, не защитил. Почему? Почему он ничего не почувствовал? Не услышал? Не остановил? Они подписали контракт, но тогда никто не думал, что именно его тело будет покоиться в чужом краю, домой отвезут только сердце. Наверное, это лучше, чем ничего. Наверное…
Первый разрез скальпеля. Алые капли. Грудь превратилась в кровавое месиво. Хирург вырезал сердце и переместил в специальный контейнер. Герман бережно застегнул пуговицы на рубашке друга. Ткань мгновенно пропиталась кровью.
— Зачем же ты? — тихо спросил полковник.