Приказано - спасти... (СИ)
На прогалине между деревьями катались сплетенные тела двух человек. Мелькали руки, ноги, спины. С хрипом, то один то другой оказывался сверху своего противника, но силы были равны, и преимущества ни один получить не мог. Фира на мгновение притормозила, не зная, что делать дальше и как разъединить этот брызжущий яростью клубок. Решившись, ткнула в спину обтянутую шинелью ствол карабина и произнесла, почему-то шепотом:
— Хенде хох!
Человек замер, но его противник, не задумываясь о причине остановки боя, продолжал активно возиться, пытаясь скинуть с себя соперника. Оказавший сверху, наверное, и рад бы был остановиться, но чужие руки на горле не способствовали здравому мышлению. Однако, Фире это уже надоело и она просто сильнее уперлась стволом в спину, так что намушник оставил на шинели глубокую вмятину:
— Я сказала, хенде хох!!! Или стрелять буду!
Теперь замерли оба противника. А снизу послышался неуверенный голос:
— Фира?
Не отвечая, девушка пнула верхнего носком ботинка:
— А ну, встал, быстро! Штенд ап! Или глухой?!
Тот заворочался и неловко поднялся на ноги. Осторожно распрямился и оказался невысоким черноволосым парнем. Его немецкая шинель была перепоясана ремнем с надетыми патронными подсумками.
— Кто такой? — Дольская напрягла память, вспоминая уроки немецкого языка: — Дойч? Вас ист ире наме?
Парень повел головой и неожиданно басовитым голосом произнес:
— Русский я. Красноармеец Филиппов.
Фира немного опешила, но подозрительности не оставила ее:
— А чем докажешь?
Парень покосился на наведенный в свою грудь карабин, однако осторожно нагнулся и поднял с земли втоптанную в палую листву пилотку. Разгладил головной убор и показал прикрепленную красноармейскую звездочку. Ствол карабина неуверенно закачался в воздухе. Сомнения девушки неожиданно развеял Андрей. Он только что с кряхтением прислонился к стволу сосны, случившейся неподалеку, и теперь осторожно растирал руками горло. Поперек лица его багровела длинная царапина. Хриплым голосом, похожим на карканье, Шилин уточнил:
— Да русский он, русский… Немцы так материться не умеют!
Все же Фира решила уточнить:
— А почему на Андрея напал?
— Меня командир отделения в дозор к дороге отправил. Сижу, вдруг слышу, танк едет. Стал отходить, а тут этот чокнутый, прямо на меня вылетает… Ну и сцепились…
Андрей покрутил головой, но никак не откомментировал это заявление.
— А ты сам, из какой части?
Теперь уже парень повертел головой, но, видимо решив, что своим сказать можно, доложил:
— Красноармеец Филиппов, стрелок четвертой роты. Наш командир там, в сторожке, квартирует. Я вас к нему проведу, без его разрешения дальше ехать нельзя…
С ехидцей подал голос Шилин:
— "разрешения", "разрешения", какие тебе в армии разрешения? Тут приказы. Сколько служишь?
Парень опустил голову:
— Пять месяцев.
Но Фира уже его не слушала. Опустив ствол карабина вниз, она чмокнула опешившего парня в щеку. Вся покраснев, развернулась на каблуках и убежала к дороге, где все еще рокотал мотор тягача. Шилин и бурый от смущения Филиппов, остались стоять на месте.
Когда Семен вылез из фургона, туда уже подошли Шилин с незнакомым красноармейцем. Следом по борту спустился хмурый Сиваков. Увидев его фуражку, боец вытянулся и четко представился:
— Красноармеец Филиппов! По приказу командира веду наблюдение за дорогой.
Сиваков откозырял в ответ:
— Военфельдшер Сиваков. Следую с ранеными.
— Как с ранеными? — забыв об уставе, Филиппов с удивлением уставился на фургон. — Я думал, вы танкисты.
— Где ты тут видишь танки? — проворчал Сиваков. — Тягач, вон, бронированный. Так у него вооружения — один пулемет. Зато прицеп тащит.
Филиппов разочарованно шмыгнул носом:
— Вот значит как… Давайте все же до товарища командира доедем. Он решит, что дальше делать.
Возражений особых это предложение ни у кого не вызвало и погрузившись, двинулись дальше. Отдохнувший Семен снова сел за рычаги машины, а Андрей, разместившись на скамейке вместе красноармейцем Филипповым, пытался по дороге вызнать, сколько народу еще в лесу и кто ими командует.
Боец же, видимо и так опасающийся что на радостях сболтнул лишнего, в основном отмалчивался и на все вопросы отвечал только, "без приказа не имею права рассказывать".
Лесная дорожка сделала поворот и уперлась в большую поляну. На краю которой, огороженный покосившимся частоколом, стоял небольшой домишко с пристроенным сараем. Возле дома и под кронами близлежащих деревьев располагались группки людей в серых шинелях и гимнастерках.
Выезд из леса забрызганного дорожной грязью тягача с прицепом оказался неожиданным для отдыхавших красноармейцев. Народ забегал, кто-то схватился за винтовку, кто-то, запаниковав, метнулся в кусты. Один боец застыл возле колодца с ведром в руках, не замечая, как вода через дырку в стенке льется на ноги. Другой же, бросился к машине с гранатой в руке.
Даже странно было — неужели они не слышали рокота и лязга сопровождающего движение тягача с прицепом?
Филиппов спрыгнул со скамейки, побежал к людям, размахивая руками и о чем-то крича. Очевидно, его слова возымели положительный эффект, так как суматоха прекратилась, и красноармейцы стали стягиваться к дороге, с любопытством рассматривая новоприбывших.
Семен с неодобрением покачал головой. Что это за бардак? Куда все поперлись? А если бы это были немцы?
Однако над поляной пронесся начальственный голос, и бойцы тут же вспомнили, что у каждого есть дела, которые необходимо выполнить.
Командир, перетянутый ремнями портупеи, приближался к тягачу, отсверкивая капитанскими "шпалами" и артиллерийскими эмблемами на петлицах. Пусть его сапоги порыжели от дорожной пыли, гимнастерка явно носила следы штопки, но лицо было выбрито, и звездочка на фуражке располагалась точно по центру лба. Чекунов рефлекторно вытянулся по стойке "смирно", но капитан, не глядя на него, прошел мимо и остановился перед Сиваковым:
— Докладывайте, товарищ военфельдшер!
Борис Алексеевич сначала было стушевался, но потом взял себя в руки и довольно связно стал рассказывать об их эпопее. Семен же продолжал шарить глазами по поляне. Всего он увидел человек тридцать. Также опытным глазом, отметил, что бойцы имеют при себе винтовки, на многих надеты подсумки, малые пехотные лопатки в чехлах и другое снаряжение, положенное по уставу. Возле забора стоял пулемет "Максим" и если Чекунову не показалось, то в кустах была замаскирована пушка. Все это говорило о том, что, несмотря на всю тяжесть положения, люди оставались единой воинской частью, а не просто сборищем окруженцев. А значит, был и командир, чья воля удерживала и направляла эту группу в пути по немецким тылам. И это было хорошо. Потому что сил самого Семена, пусть вместе с Шилиным, Сиваковым и женщинами, явно не хватало, чтобы справиться со всеми проблемами.
Теперь Чекунову было ясно, что хотя первый этап его авантюрного плана по вывозу раненых из окружения и закончился благополучно, но это везение не могло продолжаться вечно. И без того, обстоятельства складывались слишком удачно для их маленького отряда. Рано или поздно должна была начаться и черная полоса. Опыт, прошедшего войну старшины Чекунова говорил об этом весьма настойчиво. Возможно, пролет над ними немецкого разведчика и был тем самым предупредительным звоночком. Это Андрей Шилин мог думать, дескать, пролетел "фриц" и хрен с ним, чего его бояться.
Семен же понимал, что разгуливающая в немецком тылу техника без внимания оставлена не будет. Не для того немцы перекрывали шоссе, чтобы всякий русский двигался куда хотел и на чем хотел. Конечно, можно было успокоить себя тем, что экипаж "костыля" посчитал тягач с прицепом давно брошенными…
И все же, несмотря на нехорошие предчувствия, Семена обуревала радость. Свои! Есть, кого попросить о помощи, есть на кого положиться. Только стоявший в строю поймет, какое это чувство, когда плечом к плечу с тобой замерли твои товарищи. Гимнастерочная ткань уравнивает всех… И делает единым целым… Теперь ты уже не маленькая частичка хрупкой плоти, а элемент могучего организма. Который требует от тебя полного подчинения себе… Однако и дает взамен силу других…