Приказано - спасти... (СИ)
Переговорив с военфельдшером, капитан обратил свое внимание на Семена:
— Здравствуйте, товарищ Чекунов. Ну, рассказывайте, как вы додумались переоборудовать тягач?
Мысли Семена заметались. Как-то он не подготовился к подобному разговору. Поэтому прибег к уже отработанному варианту ответа:
— В книжке прочитал, товарищ капитан.
— В книжке, говоришь. Это хорошо. А образование, у тебя какое?
— Школа, товарищ капитан. И шоферские курсы.
Ну не рассказывать же про оконченный после войны техникум…
— Да, понятно.
Отвечая на вопросы капитана, Чекунов исподволь рассматривал стоящего рядом с ним человека. Серое от усталости лицо под козырьком фуражки, ввалившиеся глаза. Командование отрядом во вражеском тылу не прошло для него даром. Но видно было, что отступать, этот человек не приучен. Как то поступит он с группой Сивакова, столь неожиданно вышедшей в расположение его части? Ведь, как ни крути, это большая обуза. Задумавшись, Семен даже пропустил следующий вопрос командира отряда. Так что тому пришлось переспрашивать еще раз:
— В каком состоянии находится тягач, и сколько имеется топлива?
— Машина исправна, только фрикционы греются. Топлива в запасе около ста литров.
— Тогда так. Времени на долгие разговоры у нас нет. Что не бросили раненых — молодцы. Дальше пойдете вместе с моим отрядом. Ваш военфельдшер пусть занимается ранеными. А вам я приказываю подготовить машину к маршу. Дополнительно прицепим к тягачу еще нашу пушку. Она полковая, легкая, так что должен утащить. Когда закончите подготовку, можете отдыхать. Начало движения — завтра, в девять вечера. Нам необходимо пересечь шоссе. Днем это слишком опасно. Поэтому будем ждать темноты. Вам все ясно, товарищ боец?
"Завтра, в девять вечера. В девять… К шоссе выйдем около десяти. Уже стемнеет. Темнота… Лучи света мечущиеся между стволов деревьев… И мертвые глаза падающего человека…"
Как со стороны, Семен услышал свой, ставший таким хриплым, голос:
— Товарищ капитан, а зачем ждать завтра? Давайте пересечем шоссе сегодня. Машина исправна, дозаправиться мне не долго. Чего тянуть, то?
— Торопишься? — капитан внимательно взглянул Семену в глаза. — Или боишься?
— Боюсь. — не стал скрывать Чекунов. — Не за себя боюсь, за других. Нас сегодня немецкий самолет облетел. А стрелять не стал. К чему бы?
— Не журысь, хлопче. — успокаивающе положил руку ему на плечо капитан. — Не заметил он вас, скорее всего.
— Не верю. — мотнул головой Семен. — Слишком низко он шел.
Рука, лежащая на плече красноармейца, ощутимо потяжелела:
— Не бойся, Чекунов. Все просто. Не нужны вы ему были. Одним больше, одним меньше… Они думают, что деваться нам некуда…
— И все же, товарищ капитан, нужно уходить прямо сейчас. Немцы не дураки, могут завтра перекрыть подходы к дороге. — Семен понимал, что сейчас он крепко рискует. Своей настойчивостью он нарушал все писаные и неписаные нормы устава: как же, младший по званию пытается указывать старшему, что ему делать. Но вместо гремучего начальственного гнева, услышал только:
— Отдыхай боец. Не забудь, выход в девять. Это приказ…
Ночью, возле костра, Семен пытался разобраться со своими ощущениями. Потрескивали ветки в огне. Искры взмывали к черному небу. Порывы ночного ветра бросали в лицо клочья сизого дыма. А ему хотелось выть, подняв лицо к звездам. Ощущение собственного бессилия жгло душу. Неужели, завтра все повторится? И снова упадет Андрей… Или не Андрей, а кто-то другой… Почему? Неужели ничего не удастся изменить? Ведь уже удалось переправить раненых через реку… И не своими ногами шлепает Чекунов по лесу. Черной тенью застыл возле кустов надежный друг — "Комсомолец".
Из темноты вынырнул Шилин. Брякнул котелком:
— Глянь, Семен, что я раздобыл.
В руки красноармейца ткнулась запекшаяся до черной корки крупная картофелина. И еще одна.
— Товарищ майор приказал, чтобы и раненых накормили и нам дали. Там в подвале сторожки нашли запас. А Борис Алексеевич часть сухарей им отдал. Живем, Семка!
Андрей разломил исходящую паром картошину. Обжигаясь, захрустел запеченной коркой. Чекунов продолжал молча сидеть, сжимая в руках неожиданный дар.
— Ну чего сидишь? Ешь, пока горячая. Так оно вкуснее, — Шилин внимательно глянул на друга. — Чего грустный такой? Устал что ли? Ну, чего молчишь то?
Семен поднял голову, но снова ничего не сказал.
— А знаешь, Семка, мне тоже что-то нехорошо, — неожиданно признался Андрей.
— Вот не то чтобы я боюсь. — поторопился он оправдаться перед другом. — А вот как будто давит что-то…
Снова затрещали сухие ветки под ногами. Кто-то еще шел от фургона к костру. Бойцы разом обернулись, вглядываясь в ночь. Но темнота, после отблесков пламени казалась совершенно непроглядной. Наконец показались три темные фигуры:
— Фира? — привстал Андрей.
— И не только, — пробурчала одна из фигур.
К огню, как и прошлой ночью, подошли капитан Маслеников и поддерживающая его за локоть Дольская. Однако, теперь рядом с ними шел и их новый знакомый — красноармеец Иван Филиппов.
Подошли, уселись на бревно. Только теперь, в отсветах огня, Семен заметил, что на глазах капитана нет повязки. Удивленно посмотрел на Фиру, но спросить не успел — как всегда первым влез Шилин:
— Товарищ капитан, а вам, почему повязку сняли?
— Потому что, по другому уже никак, — съязвила Фира. — Вот ведь, взрослый человек…
— Ой, Фирочка, ну хоть вы меня не пилите. Вы ведь медик, должны беречь нервы пациента. А мне Борис Алексеевич уже все сказал. Но ведь, разрешил же?
Шилин с Чекуновым переглянулись:
— А что разрешил товарищ военфельдшер? — поинтересовался, не выдержав, Чекунов.
— Повязку снять. Вижу я мужики, понимаете?! Вижу!!!
По лицу летчика, обезображенному ожогами, поползла улыбка. Страшная, кривая, но улыбка:
— Вижу…
Шилин и Чекунов заговорили, перебивая друг друга. Остановились. Глянули друг на друга и рассмеялись, смехом снимая напряжение ситуации:
— Поздравляю, товарищ капитан!
— И я, поздравляю! Выздоравливайте!
— Спасибо товарищи красноармейцы. Буду выздоравливать, обязательно — буду! Чтобы хоть на нашу прекрасную Фирочку взглянуть!
Боец Дольская покраснела так, что было видно даже в свете костра.
— А вы сейчас поглядите, — ляпнул Шилин.
Капитан помрачнел:
— Не все так сразу. Пока я только свет от тени отличаю. Но ведь раньше и этого не видел?! И все равно, я за штурвал вернусь. Слово даю! А гансам я еще все припомню. И Кулагина с Петровым, что остались в этих болотах, и других! Счет у меня длинный… Только бы до своих дойти, да снова в машину сесть…
— Так выйдем, обязательно выйдем, товарищ капитан, — подал голос, до сей поры молчавший Филиппов. — У нас командир, знаете какой! Если сказал, что выведет — значит дойдем.
— Ну, раз обещал — значит, точно дойдем. — улыбнулся своим перекошенным ртом Маслеников.
— А как зовут вашего командира? — поинтересовался Чекунов, подбрасывая веточки в костер.
— Анохин, капитан Анохин, — отозвался Иван. Своим командиром он явно гордился.
— Мы, когда по болотам шли, совсем уже загибаться с голодухи стали. А он свой паек с нами делил, но шел. И пушку с собой заставлял волочь. Мы думали, он с ней останется, но не бросит. Одна она у нас осталась.
— Так ты же вроде пехота? — усомнился Шилин.
— Да оно всё так. Вот, только, поставили нашу роту батарею прикрывать. А людей в роте — меньше половины, чем должно быть. После боя из наших командиров вообще никого не осталось. Так, теперь товарищ капитан нами и командует. Его батарея тоже под танки попала. Артиллеристы говорили, что их с пушками из училища забрали. Вот, сейчас, одна полковушка и осталась. Наверное, потому он и не разрешает ее бросать.
— А снаряды то к ней хоть есть? — задал важный для себя вопрос Чекунов.