Семь Смертных Грехов (СИ)

Убитый мальчик оказался не из праведных — беспорядочный секс, море алкоголя и наркотики. Ему было скучно жить, со всеми теми деньгами, что давали родители. Убийца решил, что он был тронут грехом уныния, хотя, по мнению Грея, там был целый букет грехов. Макс смотрел на это совершенство и понимал всем своим существом, что стоит на пороге открытия. И это открытие толкает его в бездну.
Это было первое убийство подобного рода, а первые — всегда особенные. А через четыре месяца появилось еще тело — второй грех, приближая Макса еще на шаг ближе к убийце. Зверское, жестокое преступление, надругательство над телом без насилия. Теперь не было сомнений в существовании серийника. Хищника — хитрого, умного, осторожного и жестокого.
Убийца очищает мир от греха, но тот с каждым днем все больше в нем тонет. Этим не спасти человечество. Зато можно изучить маньяка по его кровавым произведениям искусства. Эту изощренную, нестандартную, испорченную психологию.
— Чего ты хочешь, Энглман? — Макс сидит расслабленно, по крайней мере, так кажется внешне, откинувшись на спинку стула и прикрыв глаза. Дыхание и сердцебиение ровные. Черный пиджак расстегнут, как и несколько пуговиц сверху на белоснежной рубашке, руки убраны в карманы брюк. Он чувствует состояние Рэндалла, как стучит его сердце, как по венам течет кровь. Он ощущает его так остро, острее, чем себя самого. Этот парень, наконец, перед ним, и Грэй знает, что он ничего не расскажет. Рэндалл просто играет с ними.
— Чего я хочу? — беззвучный смех Энглмана постепенно переходит в хрипловатый кашель. — Наверное, — тебя, — понимания. — Он ведет ногтями по столу, с силой сжимает пальцы, затем резко расслабляя. — Думаете, человеку нужна причина, чтобы убивать, детектив? Быть может, мне просто было скучно. Или одиноко.
Макс медленно поднимается со стула и обходит стол, приближаясь к Рэндаллу и вставая сзади. Он чувствует эту бешеную волну энергии, исходящую от убийцы, чувствует его сильную, темную ауру. Грэй не может находиться вдалеке от Энглмана, когда он так невыносимо близко.
— Знаешь, Энглман, мы с напарником часто играем в плохого и хорошего полицейского. Хочешь узнать, что это такое? Если мне нужна информация, я избиваю заключенного почти до потери сознания, и когда шанса на спасение уже не остается, появлялся Дерек, словно архангел Михаил, слетевший с небес, останавливая меня и утешая заключенного. И тот все выкладывает ему — старая, отработанная схема всегда действует безотказно. Как ты понимаешь, Дерека тут нет. Никто не придет тебе на помощь.
В следующее мгновение сильные пальцы сжимают волосы преступника на затылке и с силой дергают назад, запрокидывая голову. Макс чувствует текстуру и натяжение волос, тепло тела Рэндалла, его запах. Эта близость пьянит, ударяет в голову, но он заставляет свое сердце биться в привычном ритме.
— Я не дам тебе чувствовать себя одиноким, Энглман.
Весь мир словно застыл, время остановилось. Горячее дыхание, удары своего и чужого сердца. Рэндалл сглатывает. Не от страха, от предвкушения. Грэй был самым большим грехом, с которым Рэндалл не мог справиться. Грехом, которого убийца жаждет, который должен победить, превратив в свое самое прекрасное творение, которое он действительно будет любить. Не плотской любовью, она слишком грязная. Он будет любить его до дрожи, до неимоверной злости и безграничного блаженства. Сейчас хочется сдернуть с рук наручники, вдоволь насладиться вечным мгновением. Сама душа трепещет. Он почти не дышит. Ощущает, как повисшая тишина давит своим затянувшимся ожиданием. Он терпелив, запоминает каждую секунду бесконечно тянущегося времени. Он чувствует спиной исходящий от детектива жар. Сейчас им никто не помешает. Он поднимает взгляд на Грэя, на лице лишь испытывающая ухмылка. В глазах интерес, помешанный с неимоверным чувством влечения.
— Я не одинок уже два года, детектив.
Они смотрят друг на друга, и воздух вот-вот заискрится от напряжения. Холодные серо-голубые, ледяные глаза и темные, обжигающие, словно сама бездна. Они словно сцепляются одним взглядом в этой немой борьбе, впиваясь в глазницы, пуская кровь, не позволяя отвернуться. От этого становится физически больно. Макс не улыбается, его дыхание не такое ровное, как раньше.
Пальцы сжимаются сильнее, натягивая волосы у корней, Макс надавливает на затылок, прижимая Энглмана щекой к стальной поверхности стола.
— Думаешь, я буду играть в твои игры? — детектив склоняется ниже, теперь его горячее дыхание скользит по шее, обжигая кожу. Он говорит тихим хрипловатым шепотом, словно в помещении они не одни, а слышать его должен только Рэндалл. Он ощущает тепло тела и запах Энглмана так близко.
После Макс отстраняется, отрывая убийцу от стола и снова обрушивая, уже с силой. Он бьет его головой о твердую поверхность несколько раз, пока в голове у Энглмана не начинает шуметь, и горячая красная лента не скользит из разбитого виска по скуле и щеке.
Побелевшие пальцы Рэндалла разжимаются, руки тянутся к лицу. Он не поднимает головы. Слизывает соленую кровь, стекшую на губы. Прокатившаяся по грязной коже, она отвратительна на вкус. Пальцы сжимаются на волосах от злости на самого себя. Он хочет настоящей крови — чистой, горячей, тягучей.
«Ты будешь играть в мои игры, Грэй. У тебя нет выбора. Ты мой король на шахматной доске. Я сдеру с тебя кожу, доберусь до твоей души. Я выну ее из тебя вместе с трепещущим сердцем. А потом сполна наслажусь твоим телом. Я не изменю мир, но я изменю тебя. Ты и есть моя настоящая цель».
Снова кашель, перемешанный с глухим хриплым смехом. Боль притупляет чувства, в висках тяжело отдается пульс.
— А вам неймется, детектив, — Рэндалл упирается лбом в холодную поверхность стола, ждет, пока кровь оставит несколько капель и здесь — эта комната должна запомнить его даже таким, а затем поднимает голову, выпрямляет спину, но не смотрит на Грэя.
Он может приоткрыть завесу тайны своего сознания детективу, но не сейчас, позже. Рэндалл терпелив во всем, он не любил спешить. Всему свое время.
— А ведь вы были правы, — Рэндалл скользит равнодушным взглядом по скудному интерьеру допросной, останавливается на стаканчике остывающего кофе. — Дерека тут нет. — Медленно поднимает слишком правдиво потерянный взгляд на детектива. И только кровь тонкой паутинкой растягивается по губам. Безумно пугающая улыбка застывает на лице.
 — Знаете, где он?
Лицо Грэя каменеет, взгляд застывает, а пальцы в волосах убийцы разжимаются, разрывая прикосновение, связывавшее их. Сердце пропускает удар, мысли проносятся в голове одна за другой, словно пули, взрывающие мозг в клочья.
Что? Почему убийца говорит о его напарнике? Вчера Дерек подвозил Макса до бара, сегодня утром не пришел в участок. Грэй последний, кто видел его. Макс сжимает кулаки и стискивает зубы, зрачки сужаются.
— Знаете, зачем я дал поймать себя, детектив? Чтобы увидеть ваше лицо. Сейчас.
— Сука, — голос Макса звучит, словно из загробного мира.
Глаза блестят нехорошим блеском, с губ срывается рык, он кидается на Рэндалла, опрокидывая его на пол вместе со стулом, наваливаясь всем телом и обрушивая кулак в челюсть, нанося удар за ударом.
Бешеный стук сердца где-то у горла, адреналин, выброшенный в кровь, лицо Энглмана так близко, кожа мягкая и теплая, костяшки багровеют от теплой и липкой крови. Звук открываемой двери, топот ног, Макс чувствует на себе хватку сильных рук, и его с трудом оттаскивают от убийцы.
— Ты сгниешь в этих стенах, Энглман. Ты будешь мучиться очень долго. Я за этим лично прослежу.
Рэндалл смеется, захлебываясь кашлем, сплевывает кровь, грудь сдавливает болью. Замечательно, превосходно. Именно этого он и ждал. Гнев, уже второй по счету грех. Детектив пройдет все семь. Он сотворит из Грэя идеального ангела. Дрожь от этой мысли охватывает все тело. Макса уводят, а Рэндалл провожает его насмешливым взглядом.
Да, конечно, он не сядет на электрический стул. Его признают невменяемым преступником. Грэй позаботится о том, чтобы Энглман здесь остался. Детектив сделает так, как хочет убийца.