И в конце, только тьма (СИ)
- Возвращайся в свою комнату.
Она ждет неизбежного смеха, уверенная, что это шутка. Жестокая шутка, но, тем не менее, шутка. В любую секунду он может рассмеяться и даже швырнуть в нее вафельным тестом.
- Но ... - она не заканчивает фразу, потому что по выражению его лица понимает, что это вовсе не шутка.
Она пятится от стола, от девушек, глядящих на нее влажными расширенными глазами, с вилками в руках, зависшими в воздухе. Щеки Надин горят от смущения.
Надин взбегает по лестнице и садится в дверях своей спальни, прислушиваясь к звукам завтрака. Звон вилок и ножей о тарелки, хихиканье и смех девушек, которым ничего не остается, как притворяться, что все в порядке, продолжать делать вид, как будто ничего не произошло. Девочки, которые понятия не имеют, что такое несправедливость, но чувствуют странную благодарность за своих родителей, которые не так строги, как они когда-то представляли. Девочки, которые только хотят закончить есть и надеются, что пижамная вечеринка скоро закончится.
К обеду Надин разрешается выходить из комнаты.
К тому времени ее друзья уже разошлись по домам.
Мой отец счастливый. Он много улыбается. Он всегда в хорошем настроении. Мне грустно, когда папа не улыбается. Интересно, он злиться на меня, если я сделала что-то не так. Я делаю много глупостей. Я стараюсь быть хорошей, чтобы он оставался счастливым.
Суббота, середина августа. Надин и Аарон одеваются пораньше, потому что папа велит им выйти на улицу и наслаждаться солнцем.
Изнуряющая жара, душно, влажность почти как живой организм. Дети какое-то время играют на улице, но слишком жарко для настоящего удовольствия. Вода в детском бассейне горячее, чем в ванной. Плескаться в ней вовсе не весело, а неприятно.
Резиновые велосипедные шины погружаются в плавящийся асфальт на 40-градусной жаре. К металлическим сиденьям на качелях невозможно прикоснуться.
Дети возвращаются в дом и идут на кухню в поисках холодного напитка.
Мама ушла за покупками. Папа сидит за кухонным столом и читает газету.
Щеки покраснели от жары и от первых солнечных ожогов. Надин и Аарон падают на кухонный пол на прохладный линолеум.
- Почему вы уже вернулись?
- Сегодня очень жарко, - говорит Надин, обмахиваясь рукой перед лицом, как веером, высунув язык из уголка рта, как будто она провела неделю, пересекая Сахару. Ее топик скользит по влажной коже, отказываясь оставаться на месте.
- Возвращайтесь на улицу, - говорит он, хотя и позволяет им выпить воды перед уходом.
Снова на улице. Почему-то становится жарче. Деревья поникли, поддаваясь весу тяжелого воздуха, ветви обвисли под грузом влажности.
Они находят садовый шланг и открывают кран. Хлынула ледяная вода. Она стекает по их лицам и рукам. Она мочит голову брата и ей кажется, что видит пар, поднимающийся от нее.
Они отдыхают в тени под березой и полосками сдирают кору. Она думает, что снимает кожу с дерева, и ей становится грустно, но в то же время и приятно. Она задается вопросом, больно ли ему, но все равно продолжает сдирать кору.
Ветер испаряет влагу на их коже, но перестает охлаждать, когда их тела высыхают - непривычное и неудобное чудо.
Комары, жужжащие около их ушей, не проблема, терпимо, хотя и немного раздражают. Но затем появляются черные мушки, а вот они, как правило, роятся, часто сотнями, кусаясь и жаля в безжалостных атаках.
Они бегут к дому и умудряются на время обогнать черных мушек. Их небольшая веранда закрыта экраном и обеспечивает им убежище от нападения, но здесь нет места для маневра.
Надин хватает дверную ручку. Она отказывается поворачиваться, дверь заперта. Озадаченная, она стучит. После бесконечного ожидания отец открывает дверь, но не дает им войти.
- Оставайтесь снаружи, - говорит он им.
- Но...
Надин облизывает запекшиеся губы. Аарон плачет. Его щеки стали цвета кирпича.
- Хотя бы раз я хочу тихий и спокойный дом. Ты и твой брат остаетесь снаружи.
- Но насекомые...
- Прихлопни их.
Он закрывает дверь.
И прежде чем он это делает, она замечает, что он улыбается.
Мой отец - замечательный человек. Он добрый, умный, веселый, справедливый и счастливый. Конец.
[Примечание редакторов: Надин получила за эту работу B- [7]. Мисс Мэджинти посчитала, что использованы весьма слабые прилагательные. Позже она указала, что прилагательные, используемые другими учениками того же класса, включали: сочувствующий, шутливый, умный и равноправный. Она согласилась, что эти ученики могли получать родительскую помощь при написании своих работ. Позже мисс Мэджинти призналась, что еще одной причиной для B- было то, что в жизни Надин, похоже, не было ни трудностей, ни стрессов, как у других детей. Мисс Мэджинти думала, что у Надин довольно простое и обыденное детство. Она сказала, что, может быть, это и не лучший способ оценки, но после сорока лет преподавания она кое-что знает о человеческой природе и оценивает соответственно. ]
С тех пор Надин сказала, что хотела бы выбрать другой набор прилагательных для описания своего отца.
Ⓒ Five Adjectives About My Dad, by Nadine Specter by Monica J. O'Rourke, 2008
Ⓒ Игорь Шестак, перевод, 2019
Остатки Ларри
Поначалу он чувствовал себя нормально.
Он открыл глаза, сморгнул песчинки и частички засохшей крови, попытался вспомнить, как попал сюда, реально в какую-то глушь. Звезды заполняли небо через просветы в верхушках деревьев, густая листва буяла над головой.
Грязными пальцами он стряхнул землю с лица и облизал губы, лежащие на нем, как раздутые пиявки.
Затем он посмотрел вниз.
Ларри теперь был не столько человеком, сколько торсом. Это был скелетообразный торс, бóльшая часть мяса сгнила на костях и была начисто склевана падальщиками. Его разрубили пополам; это было очевидно. Части лезвия все еще торчали из ребер. От основания грудной клетки вниз у него было... ну, по бессмертным словам Гертруды Стайн [8], "ничего - это все, что там было" [9]. Ничего, кроме болтающейся ткани и рваных клочьев рубашки.
Ларри уперся в землю и попытался сесть. Чертовски трудно обходиться без ног, быстро понял он.
Под изодранными остатками рубашки - почти тоже самое. Полость, в которой когда-то располагались внутренние органы. Он просунул руку внутрь через отверстие и потерял равновесие, опрокинувшись и ударившись головой о подстилку из сосновых иголок.
- Нет ... - пробормотал он, качая головой. - … Невозможно.
Слова, которые начинались как шепот, постепенно становились все громче, пока он не начал кричать.
- Невозможно!
Плевать.
Неважно, что есть то есть. Какая бы реальность ни отбрасывала свою тень и теперь занимала пространство и время Ларри, это был он.
Всхлипывая, он прикрыл глаза рукой. Он понял, что верхняя часть его тела, похоже, неповреждена; его руки, шея и лицо, как он обнаружил после быстрого ощупывания, по всей видимости целые.
Глубоко в лесу. Окруженный густыми деревьями и густой зеленью, тяжелый, приторный аромат которых напомнил ему о Рождестве и свежевспаханной земле. Сверчки болтали миллионами, пока не зазвучали как одна сплошная нота. Белки прыгали с дерева на дерево, птицы щебетали и пикировали. Он впитывал все это в себя. Густые, пахнущие перегноем запахи торфяника и подстилки из мха, согревающего землю. Отлично, превосходно.
Сраная Мать-Природа.
Ларри вонзил пальцы в землю - ногти впились в траву и сучковатые пеньки, - и пополз по земле. Иногда он запутывался в подлеске, зазубренные края грудной клетки цеплялись за колючий кустарник или корень дерева, но упорно продолжал ползти, продираясь на свободу.