Двое: я и моя тень (СИ)

К чёрту всё. Она уговорит Артура уехать вместе с ней, запрыгнуть в уходящий поезд и смеяться, прощаясь с Готэмом, а потом стоять в тамбуре, бросив вещи прямо на пол, и целоваться. И не будет никого счастливее на всём белом свете.
Лизи улыбалась, сжимая ключ, и представляла, как мимо будут проходить незнакомые люди, смотреть на счастливых сумасшедших, которые бросили всё и уехали навстречу свободе.
Лизи закрыла дверь, твёрдо решив сразу же написать заявление, как придёт на работу. Плевать, где они найдут ей замену, катитесь к дьяволу!
Утро принесло добрые вести: никто не стал отговаривать, никто не падал в ноги — что нисколько не удивило — и не умолял, не посылал проклятия на голову стажёра, посмевшего отнять целых три месяца у банка. Хочешь уволиться? Без проблем. И между мечтой и реальностью медленно потянулись невыносимые минуты ожидания: начальник должен поставить подпись на заявлении, дескать, вали отсюда и отпустить на все четыре стороны. И долгожданная награда, ожидание окупилось сладкими, как сахарок, словами секретаря: «До конца недели надо отработать, а с понедельника уже всё». Лизи кивнула, изо всех сил стараясь подавить желание закричать от радости и послать всех к чёртовой матери.
В висках стучало слово с привкусом карамели: «Свобода». Лизи не запомнила, как вернулась на место, она всё ещё не верила в то, что уволилась. Теперь до маленькой мечты рукой подать: Лизи представляла, как сегодня же вечером постучится к Артуру и уговорит его сбежать с ней, а он непременно согласился бы. И дальше как по маслу: поезд, пролетающие мимо города с пустыми глазницами, бетонные коробки, стук колёс, долгие ночные поцелуи до головокружения. Лизи так замечталась, что пропустила момент, когда началась паника. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Лизи поняла в общей суматохе, что это не пожарная тревога. На банк действительно напали. Вооружённые грабители в масках клоунов сгоняли всех в холл: и женщин, и детей, не щадили ни стариков, ни богачей, ни бедняков. Лизи в общей суматохе видела, как двое мужчин, не сговариваясь, рискнули дать отпор негодяям, но одному из смельчаков разбили нос, а другого, кажется, избили. Лизи отвернулась, не в силах вынести этого зрелища. Вандалы. На улице уже выли сирены, но, кажется, полиция не могла так просто прорваться в здание.
Преступники кричали в рупоры: «А ну закрыли свои пасти, сукины дети!» Не единожды открывали стрельбу в воздух, призывая не глупить. Постепенно гул голосов затих, было слышно в основном только захвативших банк, переговаривающихся между собой.
Когда наконец одна из групп головорезов расступилась, из сердца её вышёл Джокер, как из пламени ада. Он фривольно вышагивал, что-то напевал себе под нос и беззаботно держал руки в карманах карминового пиджака.
— С добрым утром, Готэм! Сейчас мы вас развлечём, дамы и господа.
Одна из женщин, расценив происходящее как ограбление, сняла с себя серьги и кольца и протянула их людям Джокера. Он остановился напротив заложницы и по-домашнему накрыл её ладони своими, склонил голову и улыбнулся.
— Мне не нужны ваши драгоценности, я пришёл не за этим.
По рядам заложников прокатился гул. Главный злодей города пришёл не грабить? Тогда зачем? Что он задумал? Тут и там вспыхивали вопросы и тут же угасали, страх побеждал, не давая выйти вперёд и проявить неуместное мужество перед лицом неминуемой гибели.
— Мне нужен Петер Хаммаляйнен. Где же ты, Петер? Выходи, папочка хочет поиграть. Не зли папочку.
Он встал посреди зала и выудил из-за пазухи пистолет. Растянул губы в улыбке и пожал плечами.
— А если Петер не выйдет, я устрою комедию, вот только не обещаю, что вам будет смешно. Но в программе будут страх, кровь, просто море крови. Итак…
Шёпот голосов гудел пчелиным роем, звеня в мраморном просторном зале и эхом разносясь всё выше и выше, под расписной потолок. Никто уже не торопился геройствовать, вся бравада стухла на тех двоих, так толком и не начавшись. Кстати, вот один из них, сидел у касс прямо на полу и держался за бока. Из носа капала кровь, и по светлой рубашке растеклась алая клякса. Седой мрамор, серая рубашка, красная кровь на аристократичной белизне пугала.
Тем временем вооружённые люди Джокера обходили зал с ружьями наперевес: весомый аргумент, чтобы не выкинуть что-нибудь очень глупое. И всё же то тут, то там всхлипывали женщины, порой громче, чем нужно, и кто-то из преступников оборачивался на шум. Этого было достаточно.
Джокер, пританцовывая, прошёл вдоль напуганных пленников, улыбаясь и разглядывая их. Сколько эмоций! От звенящего в ушах гнева до молчаливой растерянности. Он ухватил одну из женщин за руку и вывел на середину зала. Люди ахнули, но террористы тут же задушили шорох голосов. Оглядев немолодую женщину с ног до головы, Джокер обнял её за талию и закружил в вальсе. Раз-два-три, раз-два-три. Они чеканили шаг под тихий шёпот и кружили по залу. Бедняжка постоянно оглядывалась, на ней лица не было от страха, но она повиновалась Джокеру, хотя видно было, что она постоянно охала и вздыхала. А напудренная дамочка умела танцевать. Даже страх и скованность не могли скрыть этого, как и того, что она породистая аристократка до мозга костей — голубая кровь Готэма. Длинное чёрное как смоль платье, широкополая шляпа, россыпь молочного жемчуга на шее, очки в дорогой оправе и парчовые перчатки с элегантным узором под викторианский стиль.
— Благодарю за танец, мадам.
Джокер коснулся губами пальцев напуганной аристократки, и один из преступников подтолкнул её обратно к остальным заложникам.
— Ну? И где же Петер?
Он качнулся на носках и хохотнул, манерно пожав плечами.
Кто-то рядом с Лизи шепнул: «Я отвлеку их, а ты вали назад, выйдешь через…». Очередные герои созрели и решили показать, что не боятся принца хаоса. Лизи обернулась на шёпот, и неожиданно ей в лицо прилетел кулак. Несильно, скользнул, чиркнув костяшками по скуле, и Лизи вскрикнула. Кто-то подхватил её, чтобы она не упала, но и этого хватило, чтобы началась суматоха. Гул, громкие всхлипывания, огромный рой заложников зашевелился, расступаясь перед Джокером. Щёлк. Скользнувший было назад мужчина взмахнул руками, будто оказался не в гуще событий, а на празднике жизни. Ноги его неестественно переступили, движения искалеченные. Он как будто хотел пуститься в пляс, оказавшись на шабаше, но вместо этого осел, и жизнь его таяла на глазах. И вот уже на полу лежал не человек, а изломанная фигура. Уставшая, измученная. Один из преступников поднял над головой руку с пистолетом и медленно покачал им, молча предупреждая, что так будет с каждым.
***
Джокер погрозил пальцем смутьяну, ударившему Лизи.
— Кому-то захотелось поучаствовать в представлении, — он не спрашивал.
Начавшуюся панику задушили быстро, никто не хотел рисковать и делить участь незадачливых героев. Преступникам достаточно было продемонстрировать оружие и гаркнуть как следует на особо пугливых. Всё как всегда, люди берегли свои жалкие жизни, хватались за них, как за что-то очень ценное. Меньше всего высовывались богатеи, этим хотелось сохранить не только жалкие душонки при себе, но и толстые кошельки. Пожалуй, для этих звон монет и шуршание банкнот будут дороже собственной жизни.
Джокер взвёл курок и растянул губы в улыбке.
— Хочешь шутку? Да? Тук-тук.
Он выставил руку перед собой и выстрелил. Мужчина удивлённо охнул, и голова его запрокинулась назад. Тяжёлое тело грохнулось на пол, и люди испуганно расступились. Вокруг головы мужчины расплывался багровый ореол, а глаза застыли в немом удивлении. Женщины плакали, кто-то молился, где-то в дальних рядах заревел ребёнок.
— Ну что ж… Кто ещё хочет получить убийственную шутку в лоб? Есть смельчаки?
Он посмотрел на Лизи, и их взгляды встретились. Её лицо украшала кровавая россыпь жемчужин, и Джокер вскинул брови, улыбнувшись широко и приветливо. Кровавый саван на бледной коже.
— Эй, Джок! Смотри, кого мы нашли: мышка пряталась от кошки, но у кошки острый нюх.