Двое: я и моя тень (СИ)

— Какая гадость, — прокашлявшись, скривилась Лизи и затянулась снова.
— Стив отмывал деньги и переводил их в другой банк. Хорошо налаженная схема, отработанная до мелочей, а Петер узнал об этом и хотел оборвать всё.
— А тебе какая разница? — удивилась Лизи. — Ну и оборвал бы. Что с того?
— Ммммм, глупышка. Мои люди курируют эти потоки.
Лизи пожала плечами и затянулась.
— И кто заправляет тем банком?
— Мафия, — как ни в чём не бывало ответил Джокер.
— А я-то думала, ты теперь каждого моего начальника мочить собрался.
Он чмокнул её в лоб.
— Глупая, глупая Лизи.
— А можно я кое о чём тебя попрошу? — она замерла в ожидании ответа.
— Конечно, радость, для тебя что угодно.
Лизи задумалась. Гадкая сигарета была всё такой же ужасной, но Лизи всё равно втягивала дым с привкусом полыни. Или сейчас, или никогда, надо было решаться, и Лизи взяла со столика блокнот и вырвала из него лист.
— Вот, — она протянула его Джокеру. — Можешь убить мудака, который заправляет этим домом?
— А ты, оказывается, плохая девочка. Да, Лизи?
— Это не всё.
Джокер усмехнулся, сложил хрустящий лист пополам и спрятал в карман.
— Что ещё хочет моя девочка?
Лизи вдавила окурок в пепельницу. Зачесав волосы назад, она пересела на колени Джокера. Так часто бывало, лицом к лицу, но чтобы она сверху — почти никогда. Это второй раз.
— Хочу, чтобы сегодня ты меня ласкал. Вот так.
Она расстегнула молнию на юбке, чтобы было свободнее, взяла ладонь Джокера и запустила её к себе в трусики.
— Хочу так.
Лизи сдавленно простонала.
— Вот так, да…
Дыхание глубокое. Она запрокинула голову, и волосы заструились по спине. «Ещё…» В глубине души полыхнул пожар, и Лизи ахнула. Сжала бёдра, елозя на коленях мужчины. «Да», — шептал он. Его пальцы требовательные, умелые. Бездна снова проглотила её, заставляя выползать наружу искалеченные желания, полные дьявольских образов. Какое же искушение, тонуть в ласках, пропадать в них, переставать существовать, но чувствовать: живу и всё ещё дышу. Проскользнула несмелая мысль, пытаясь пробиться: это дорога в ад, но Лизи прогнала мысли прочь и застонала.
Сегодня всё будет по её правилам.
Пусть сегодня бездна победит, пусть проглотит. Девиз сегодняшнего порочного вечера: дьяволово — дьяволу.
Комментарий к Дьяволово - дьяволу
Нашли ошибку? ПБ к вашим услугам :)
♠♥А ещё я пишу небольшой миник по Джокеру Нолана, заглядывайте ^^ https://ficbook.net/readfic/8733795
Музыкальные темы главы:
The All-American Rejects “Sweat” https://www.youtube.com/watch?v=hpIe9bsUlcw
Sarah Blasko “We Won’t Run” https://www.youtube.com/watch?v=48EWl7WKhe4
Артур/Джокер: https://sun9-51.userapi.com/c857420/v857420812/cc48b/jhGIM3gO7oU.jpg
========== Когда наступит ночь ==========
От вооружённого нападения на банк тоже нашлась своя польза. Телефонный звонок спугнул несмелую тишину, и Лизи послала сто проклятий на голову звонящего. На часах без пяти шесть, а это значит, что в запасе ещё полчаса законного сна. Гадство. Провалитесь.
— Вы на время смотрели? — Лизи старалась придать голосу как можно больше суровости, чтобы звонящему стало очень, очень стыдно.
— Простите, — извинилась девушка на том конце, и, судя по её голосу, ей правда было жаль. — Это Тара Лестер, я из кадрового отдела. В связи с вчерашним происшествием банк закрывается на два дня. Я хотела сообщить, что ваше увольнение сдвинулось с понедельника на сегодняшний день. Не могла до вас вчера дозвониться. Извините.
«О, я люблю тебя, Тара Лестер!»
— Мисс Новак, вас плохо слышно, вы что-то сказали?
— Всё прекрасно!
Лизи бросила трубку рядом с телефоном и сладко потянулась. До понедельника она — официально счастливый человек, насколько это возможно, а поиски новой работы подождут до вторника. Или до среды. Хорошо, что она взяла трубку, а то ведь могла как обычно послать телефон в пешее эротическое и сделать вид, что никого нет дома. Ради благого дела даже автоответчик ушёл на заслуженный покой: Лизи не желала знать, кому обязана перезванивать.
Весь день она предавалась лени, самозабвенно валялась на диване, прерывая сладкий грех ничегонеделания перекусами. Она выудила из шкафа старые веложурналы и несколько тонких книжек. «Скотный двор» Оруэлла и что-то про политику Бразилии. Лизи скривилась и отправила вторую книжицу пылиться обратно на полку, а вот Оруэлл хорошо скрасит час-другой, сыпанёт безнадёги. О, старый добрый мазохизм! Дайте два. Лизи потянулась за кружкой и только теперь заметила, что Джокер забыл — хотя она всё-таки склонялась к тому, что оставил намеренно — початую пачку сигарет. Отлично. Лизи потянулась и выудила сигарету, внутри пачки заботливо лежала зажигалка. Травись на здоровье. Великолепно. Наверное, она и правда привыкла к тоске и безысходности, привыкла к Джокеру с его странными понятиями о любовниках и свиданиях, теперь к прочим привычкам грозило прибавиться ещё и курение.
Несколько раз за день звонил телефон: Лизи не брала трубку, изображая из себя комнатную тень. Два раза в дверь стучалась соседка, ей тоже никто не собирался открывать. Лизи лежала под одеялом, курила гадкие сигареты и листала старые номера «Веломира». В этом суетливом мире она не посмела бы проигнорировать, пожалуй, всего двух человек из нескольких миллиардов: одного не хотела избегать, а второго попросту не могла, даже если бы очень желала этого.
Утро прошло в праздном ничегонеделании.
Зато после обеда Лизи приняла душ и привела себя в порядок. Дела, от которых никуда вовек не деться, тоже давали о себе знать. Пролистав журналы, Лизи вынесла их к контейнерам и сложила на «пьедестал», так прозвали бетонную плиту, на которой оставляли более или менее пригодные вещи. По краю серой плиты тянулась красная надпись, напоминающая о предназначении сего сакрального места: «Мне не нужно — тебе пригодится». Кем и когда эта традиция была заведена, Лизи не знала, но порой пользовалась этим маленьким благом. Иногда эту плиту иронично называли «Пир во время чумы», как насмешка над обществом, на которое правительству плевать с самой высокой колокольни.
Когда Лизи вернулась с улицы, то обнаружила в двери сложенный пополам лист бумаги. Что это? Соседка, старенькая бабуля, не в силах выдержать муки игнора, настрочила слёзное послание, взывая к небесам? Или таинственные слова от Джокера, что-то вроде: «Мудака больше нет». Или Артур? Лизи огляделась по сторонам. Никого. Она вытянула пожелтевший лист и развернула. «Я соскучился. Артур». Лизи вдохнула табачный аромат листа и засмеялась.
Прихватив рюкзак, она ушла в конец коридора, прислонилась к стене и долго рассматривала дверь, ведущую в таинственную жизнь Артура Флека. Что ж, Лизи предстояло не только позвать его сбежать из душного Готэма, но и рассказать о новой вредной привычке. Вряд ли Артур один из тех снобов, кто считал, что женщинам в этом мире ничего нельзя. Травись на здоровье. Лизи постучала и прислушалась.
— Иду!
Звякнула цепочка, и дверь распахнулась.
— О, привет! Я заходил недавно, думал, что ты придёшь только после работы.
— Я уволилась, — Лизи рисовала пальцем невидимые узоры на стене.
— Вот как. Новую работу будешь искать?
— Ага. Так ты меня впустишь или мы тут останемся? — Лизи обняла Артура и чмокнула его. — Я тоже соскучилась.
***
Лизи отпрянула. Рука дёрнулась, будто пальцы коснулись не волос, а огня. Артур помнил, как однажды в детстве он баловался со свечой, когда электричество вырубили в который раз. Вечер. Маленькая кухня. Стол у стены, а на столе свеча в железной эмалированной кружке. Вокруг этой горящей капельки собрался ореол, желтоватый, прозрачный, он тянул свои яркие лучи в холодную темноту стылой квартиры. Как это всегда и бывало, побеждала тьма, она никак не хотела расступаться перед маленьким огоньком. Маленький мальчик в большом городе, маленький огонёк в густой темноте. Нужно было нечто большее, чем прирученное пламя. Артур проносил ладонь над ним, давал лизнуть кожу, дразнил, и в какой-то момент пламя решило показать, что оно такое. Наверное, Артур замешкался, он задержал ладонь над свечой чуть дольше. Этого хватило, чтобы острая боль, подобная раскалённой игле, вогнанной под кожу, пронзила насквозь. Артур отдёрнул руку и посмотрел на вспыхнувшее ярко-красное пятно на ладони. Жгло так, словно под кожей поселилось солнце. После он очень много думал об этом по ночам, сравнивал физическую боль с той, которая грызла его мальчишескую душу.