Двое: я и моя тень (СИ)

Она выключила воду и стянула выцветшее полотенце со старенькой сушилки на стене. Надо бы уже спать, как-никак завтра всё ещё рабочий день, придётся держаться до конца. Стив не отстанет от неё, надо что-то делать. Сегодня с утра он зажал её около стойки для посетителей и полез щупать грудь. Мерзкий, потный, от него пахло жареным луком. Лизи изворачивалась, кусалась, кажется, ей даже удалось пнуть мерзкого начальника по яйцам, но то ли недостаточно сильно, то ли у него их попросту не было, но Стив взревел как медведь и выкрутил Лизи руки. «Не рыпайся, сука», — рычал он. Она сломала каблук, когда пиналась, но чаша весов перевешивала не в её пользу, как она ни боролась со Стивом. Он ухватил её и потащил к кабинету, и Лизи закричала. Она испугалась не на шутку, представив, как потный, мерзкий Стив задерёт её юбку и отымеет на своём грязном столе.
Никого из клиентов ещё не было в столько ранний час. Девочки за кассами отводили глаза и благодарили бога, что перст указующий пал не на них. Неизвестно, что бы случилось, но этот чудик, Артур, вдруг вошёл в банк. Решился таки, а ведь следовал за Лизи почти до самых дверей. Она уж думала, что ушёл, но нет, видимо, стоял у дверей, не решаясь войти. Может, он услышал её крик? И вот Артур зашёл, сунув руки в карманы горчичной куртки, и Стив то ли испугался, то ли что-то другое стало причиной, но он нехотя отпустил Лизи и тяжело ушёл в свой кабинет, что-то ворча себе под нос. Она одёрнула юбку и отвела взгляд в сторону. Ей было стыдно и обидно, что приходилось терпеть наглые подкаты Стива, а вот сегодня сосед застал её за актом едва не случившегося насилия. Надо увольняться.
Лизи отогнала воспоминания, закрыла дверцу шкафчика и вздрогнула. Он, Джокер, стоял за спиной и разглядывал её. Как всегда «при параде»: зелёные волосы зачёсаны назад, грим на лице. И красный костюм. Всегда одна и та же картина, вот уже три месяца Джокер не изменял своим страшным традициям.
— Здравствуй, — он всегда говорил полушёпотом. Злым шёпотом. И при этом скалился, морщил нос.
Джокер почти никогда не улыбался, а если и случались такие моменты, то и улыбка выходила недоброй, угрожающей.
Попробовать с ним поговорить? Воззвать к совести? Бесполезно. Лизи столько раз пробовала, что уже сбилась со счёта, как и неоднократно пыталась вырваться, закричать, позвать на помощь. Билась как валькирия, кусалась, царапалась. Тщетно. Это ещё больше раззадоривало Джокера, и он закрывал ей рот ладонью и делал своё дело.
— Я устала, — она и правда устала.
День выдался дерьмовый. Под стать картине за окном: сырость, морось, холод, грязь, груды мусора на каждом шагу. Беспросветную картину дополняли бесстрашные, опасные крысы, которые уже не боялись выходить на людные улицы.
— Я знаю, — ответил Джокер.
Лизи метнулась было к выходу в надежде успеть выбежать в коридор, но Джокер перехватил её и толкнул обратно к раковине. Развернул к себе спиной.
— Будь послушной девочкой.
Пальцы медленно проскользнули под юбку, собирая её складками на бёдрах. По телу пополз холодок, хотя руки у него как всегда горячие. Обычно нетерпеливый, сегодня Джокер не торопился. Приспустил трусики и надавил на спину. Лизи дёрнулась, и Джокер заломил её руку. Лизи застонала от боли и наклонилась к раковине. Раздался тихий, короткий шорох: расстегнул ширинку, устраиваясь поудобнее и расставляя ноги Лизи пошире. Она вздрогнула, когда он рывком вошёл в неё, и впилась в раковину.
Лизи закрыла глаза.
Каждый раз жёстко, всегда страстно, напористо.
Толчок. Толчок.
Полка над раковиной тихо звякает в такт. Тук-тук, это щётка в стакане.
Никто не поможет. Жизнь очень страшно пошутила над Лизи.
Толчок. Толчок.
Его горячие ладони шарят по телу, гладят. Сжимают грудь, и Лизи ахает. Неужели ей нравится это?
Он гладит её по спине, вплетает пальцы в волосы, легко и нежно гладит шею.
— Хочу видеть твои глаза, — зло шепчет и поворачивает к себе лицом.
Рывок, и усаживает на раковину. Лизи уже не сопротивляется, на неё действует чёртова таблетка, так не вовремя отнявшая волю к борьбе за право жить. Лизи ухватила Джокера за лацканы красного пиджака и притянула к себе. Ей тошно и хочется, чтобы кто-то обнял её, поцеловал, пожалел глупую девчонку. И Джокер обнимает свою Лизи, целует долго, смакуя её горькие от лекарства губы. Он подхватил её под бёдра, поудобнее. На этот раз вошёл медленно, растягивая удовольствие. И будто не было той грубости, будто не он каждый раз брал её жадно и жёстко, врываясь в жизнь Лизи как разрушающий ураган. Почему-то именно сегодня, сейчас в нём столько нерастраченной нежности: сильные, уверенные руки обнимали, мягко, заботливо гладили, он брал её лицо в свои ладони и целовал её губы, долго, с упоением, как любимую женщину, которая достойна этих поцелуев.
Лизи вздохнула в его объятиях? Всё плыло перед глазами, то рассыпалось, то вновь складывалось в странные образы.
Не потому ли она вздыхает, что эти руки, эти поцелуи иногда манили её? Нездоровое влечение кружило голову. Завтра утром Лизи будет проклинать себя за слабость, но сегодня можно всё. Наверное, за эти долгие, полные страха и унижения, три месяца она привыкла. Привыкла к Джокеру, сменяющего жёсткость на ласковую нежность, он умел обнять, а целовал как роковой любовник, но он не был им. И сбежать от него было некуда из этого ужасного города.
— Девочка моя, — он чмокнул Лизи в щёку и отстранился, застёгивая ширинку. Выудив из кармана пачку сигарет, Джокер огляделся. Ужасный дом. Ужасная квартира, старая ванная комната с подтопленными потолком и стенами. Он щёлкнул зажигалкой. Пф-ф-ф, белый дым разлетелся горьким облаком по маленькой комнатке.
Лизи прислонилась к шкафчику за спиной и равнодушно смотрела на Джокера. Обычно он сразу уходил, но в этот раз почему-то решил остаться.
— И что же такая конфетка делает в этом доме?
Привычная жёсткость в голосе, а губы кривятся в злой ухмылке.
Стряхнув пепел под ноги, Джокер подхватил с тумбочки шуршащий свёрток и положил на раковину, рядом с Лизи.
— Что это? — спросила она дрожащим не то от страха, не то от лекарства голосом, с опаской глядя на подарок.
— Открой — и увидишь. И это не последний сюрприз, радость, — он с иронией тянет последнее слово, в его голосе слышна издёвка. И он глубоко, со вкусом курил, смаковал каждую затяжку и с упоением выпускал дым.
— Мне пора, — Джокер вдавил окурок в стену и вышел из ванной, бросив через плечо: — До встречи, Лизи.
Её руки дрожали. Она с опаской дотронулась до пакета. Бомба? Нет. Соскальзывая и на ходу оправляя юбку, Лизи подхватила пакет и, придерживаясь за стены, ушла в комнату. На диване стопкой лежал рабочий костюм: белый верх, чёрный низ. Она тяжело осела рядом с одеждой и, поджав ноги, открыла пакет. Голова шла кругом.
Дыхание перехватило. Вдруг нечем стало дышать. Что это? Как?.. Откуда?.. Впрочем, это не те вопросы, ответы на которые полагалось знать. Не ей — это уж точно. На дне бумажного пакета аккуратной стопочкой лежали стодолларовые купюры, перетянутые резинкой. Лизи осторожно, будто бомбу, достала подарок Джокера. Пальцы всё ещё не слушались её. В голове вдруг вспыхнуло: «И это не последний сюрприз».
Лизи прикрыла рот ладонью и посмотрела на дверь.
***
В дверь постучали. Тук-тук.
— Открыто!
Лизи вышла из ванной, на ходу вдевая в ухо непослушную серёжку.
Ручка с тихим щелчком повернулась, и в двери показался Артур. Всё в той же горчичной куртке, в которой столько раз его видела Лизи. Синие брюки, начищенные до блеска ботинки. Аккуратная завитушка-чёлка легла на лоб, а в глазах удивительная печаль, но улыбка — о, эта улыбка! — пленяла. Вот и у Лизи в кои-то веки сегодня появился маленький повод для радости.
— Привет,— поздоровался Артур. — Как прошёл день?
Лизи пожала плечами.
— Удивительно и необычно.
— Почему?
Лизи поправила волосы.
— Моего начальника, Стива Штайна, убили.