Надгробие для живых (СИ)
Когда солнце взошло к полудню, Джон указал на отчётливо различимую возвышенность в паре милей от нас.
— Дамы и господа, добро пожаловать в Европу!
— Долго репетировал? — съехидничала Сара.
— Можно было бы и показать заинтересованность! Или ты каждый день заходишь на главный материк планеты?
— Нет, просто не надо делать из этого неизвестно что, мы здесь…
— … Тихо! — Кас остановился и даже задержал дыхание. Только сейчас я услышал плеск волн.
— Вода? — шепнул Джон.
Кас молча кивнул.
— Невозможно…
— Пошли. Быстро.
Мы перешли почти на бег, но к шуму волн добавился плеск воды, я начал слышать глухие выстрелы и крики… но не отчётливо. Как… эхо?
— Ложись!
Кас накрыл меня телом и я уткнулся носом в песок, выстрелов стало неисчислимо больше и они рвали ушли. На мне лежал труп какого-то парня немногим старше меня, с перекошенным лицом и спиной-решетом. Сотни людей в зелёной форме и с древним оружием бежали, скашиваемые пулями, которыми косили с холма, из огромных бетонных домов. Я забрался в кратер, оставленный взрывом, готовясь отстреливаться, и лишь сейчас заметил, что держу Энфилд, и сам я весь в зелёном, а на голове пляшет каска. Какой-то животный порыв звал вперёд, требовал захватить высоту, заткнуть точки стрельбы, убить врага… и я рванул. Пригибая голову, держа каску, вихляя туда-сюда, от одних ежей к другому, пытаясь не смотреть по сторонам. Впереди бежали такие же парни, вот рядовой стреляет в ответ, игнорируя приказ капитана «бежать вперёд», пулемёт срезал ему ногу и оставил кричать. Вряд ли он уже когда-нибудь вернётся домой. Я нашёл глазами сержанта, он каким-то чудом добрался до земли и вскрывал колючку. Я хотел ему помочь, но он приказал стрелять по вспышкам. Мне повезло, что я сейчас с винтовкой, а не Томпсоном, который ни на что не годен с такого расстояния, а так я видел слетающие каски с голов фрицев. Наконец, колючка перестала быть помехой, и путь к окопам был открыт, нас бежало около двадцати, а в окопы прыгнуло четверо. Здесь я схватил автомат с трупа очередного немца, их оказались здесь десятки, с каждого угла летел град заградительного огня, но граната таких никогда не прощала. Один вылетел с сапёрной лопаткой, что за придурок… чёрт, патроны! Ладно, нож ему покажет! Он замахнулся и оскалил два ряда зубов, что за мутант? С ним не церемониться: увернулся от удара и вонзил штык под сердце, тут же голова остро заболела, началась контузия. Неужели бомбы? По своим кроют? Что с остальными, где сержант? Я… что?
Я стоял на вершине снежного холма, труп фашиста до сих пор кровоточил, но нож казался более знакомым, и винтовка лежала в сугробе неподалёку. Только где остальные?
— Не смей умирать Паркинс, ты обещал! Слышишь, не смей! Врач… — Джон смолк на полуслове и округлил глаза, будучи наполовину в снегу. Что происходит?
Кас вёл под плечо Сару. Он судорожно ощупывал грудь, будто проверял, жив ли вообще. Сара, кажется, потеряла сознание.
— Что это было? — спросил я, ни к кому не обращаясь.
— Высадка в Нормандию… — Джон не вылезал из снега и всё держал руки в одной позе. Здесь было одно из главных сражений войны, проходившей несколько веков назад. Американцы высадились на побережье и взяли его штурмом.
— Но как… — Кас смолк, не договорив.
— Видимо, он каким-то образом воссоздал сражение, — он указал на фрица. — Но не в реальности, а как… в голове у каждого. Раздал роли и пошёл ждать, когда нас расстреляют, и мы не будем сопротивляться, уверенные в уже наступившей смерти.
— Я будто до сих пор чувствую пули в груди, — Кас упал на землю.
— Сэм убил его, и иллюзия разрушилась. Странно, что он вообще это допустил. Может, событие было для него слишком масштабным, и он не заметил, что это настоящий человек. Чёрт, я уже поверил, что весь взвод мёртв.
— А что тогда с Сарой?
— Думаю, обычный шок. Боже… нам очень повезло, что Сэм дошёл до дотов. Я уже не дошёл бы.
Я не знал, что говорить, что думать и кого благодарить. То ли сержанта, который вёл меня до окопов, то ли тех солдат, что брали предназначенные мне пули, то ли просто не думать, что всё вокруг было чужой выдумкой. Но ведь такое сражение было! Значит, все эти люди существовали, умерли здесь? И рядовой, которому отрубило ногу, и тот бедняга, закрывший меня своим телом, и немцы, и сержант… и я, получается, тоже? Голова лопается от догадок. Как я мог быть здесь несколько сотен лет назад, если тогда даже моего отца не существовало?
— Думаю, все будут согласны, что сегодня мы никуда не идём, — Джон, наконец, зашевелился. — К тому же, Саре надо прийти в себя.
Никто ему не ответил. Да и возражать никто не собирался.
На следующее утро Сара проснулась и выглядела она бодрее всех нас вместе взятых. И всё же, пренебрегая усталостью, мы двинулись подальше от береговой линии, уже чуть более готовые к европейским формам жизни. И хотя неизвестность замедляла темп шага, мы часто ускорялись, заметив признаки человеческого присутствия, будь то метки на деревьях, свисающая на них верёвка или следы лагеря. Было бы намного лучше, найди мы хоть одного человека, но никто толком не знал, насколько дурные нравы могут быть у местного населения. Джон сказал, что у европейских государственных бункеров одно время были проблемы даже с фильтрацией воды, а говорить про жилые бункеры он решался с трудом. Якобы в последние десять лет возросли разногласия между рядом стран, некоторые вовсе оборвали связь навсегда, на юге континента, как сообщали местные, началась какая-то чепуха, а рассказы доходили до абсурда уровня восстания мёртвых, после чего и там оборвали контакт. Туда даже направили экспедицию, но радиомолчание говорило о том, что они туда или не добрались, или не вернулись. Хорошо всё было в основном у британцев, до недавнего времени у французов и немцев, американцев и СНР — Союза Народов России, который до сих пор сотрудничает с соседями и старается помочь с исследованиями. Видимо, чтобы люди начали работать сообща, им нужен апокалипсис, да и того эффекта хватит ненадолго.
На второй день нашего похода по Европе краски начали сгущаться. В местном лесу на деревьях висели люди разной степени паршивости, у многих зверьё уже успело что-нибудь отгрызть. В двух милях к востоку стоял город, вернее, то, что от него осталось: обугленные руины и трупы людей, расстрелянных или погребённых под обломками. Слабый запах угля и палёного мяса ненавязчиво, но мерзко щекотал нос.
— Что думаешь? — обратился Джон к Касу.
— Точно не звери.
— Это и дебилу ясно. Что могло стать причиной? Ты дольше всех нас живёшь на поверхности, может, видел что-то подобное?
— Не видел, хотя и слышал. В Смогстоуне, по слухам, было нечто похожее.
— Ещё предположения есть?
— Никаких, потому что бесполезны. Что угодно могло послужить поводом.
— Может, найдём тех, кто это всё объяснит? — робко обозначила себя Сара.
— Вряд ли в ближайших окрестностях люди отнесутся к нам дружелюбно, — Джон в подтверждение своих слов указал на труп солдата с дыркой промеж глаз. — Дело явно не в куполе, скорее какая-то вооруженная стычка.
— Кстати про купол: где он?
— То есть?
— На конце той улицы должен стоять основной генератор, — Кас указал на дальние дома. — В тех городах, где я был, всегда так и было, а здесь вместо генератора лишь обугленная груда досок.
— Так ведь не факт, что все купола строились по одному плану.
— А что, было время для творчества? Вопрос выживания стоял выше желания построить город на свой вкус, как мне кажется.
— Ну не будешь же ты сейчас говорить, что они жили без купола! — Джон рассерженно повысил тон. — Не бывает такого!
— Почему? — Кас развёл руками. — Площадь города меньше, земли не видно, вместо них везде теплицы, а зимой температура пусть и опускается до восьмидесяти и ниже, но зная хитрости, можно попробовать выжить.
— А стены что, сами построили?
— Я так и не поняла, зачем мы вообще вошли сюда?