Последняя жизнь (СИ)

Джон также надолго замолкает, размышляя над возможностью читать чужие мысли – оказаться в качестве подопытного кролика совсем не улыбается. Скалы над ними блокируют все шумы с поверхности, и Джон, как ни прислушивается, не может определить, были ли уже поисковики в их районе или нет. Шерлок сказал, что нужно терпеливо ждать ночи, и не объяснил, почему.
Джону, несмотря на жар в области паха и явно неприятные ощущения от напряженно вставшей плоти, холодно. Незаметно его начинает сотрясать мелкая дрожь, и, конечно, Шерлок понимает, что Джон просто замерз.
- Я говорил, не надо было раздеваться, - ворчит он и начинает ворочаться.
Джон бурчит что-то в ответ – оправдываться совсем не хочется, в данном случае он поступил правильно. Шерлок, наконец, поворачивается так, как хотел, принимая позу в полоборота к Джону, и неожиданно оплетает его руками и ногами, осторожно притягивая к себе. Джон, не ожидавший подобного коварства, начинает отбиваться, но Шерлок держит крепко.
- Не бесись, тебе нельзя, сотрясение мозга, - пыхтит он. - Я не покушаюсь на твою девственность, только согреваю, - но тут до него доходит причина явного нежелания Джона быть прижатым к чужому телу, и Шерлок замолкает, сбиваясь дыханием. – О, Джон, - выдыхает он горячо ему в шею, и Джон с обидой пытается отвернуться и отстраниться, однако член ведет себя предательски, устремляясь к теплой и мягкой коже Шерлока. – Джон, - зовет Шерлок, - это нормально, говорят, - голос звучит до невозможности самодовольно, и Джон заливается краской стыда, его несчастное тело из коченеющего холода бросает в жар смущения, и он с новой силой начинает вырываться. – Да стой ты, - пыхтит Шерлок, - отнесись к проблеме как взрослый человек. Она есть, и она мешает, значит, надо ее ликвидировать.
- Каким образом? – сипит Джон. – Отрезать мою проблему? Спасибо, уж как-нибудь с ней перетерплю.
- Нет, идиот, ликвидировать более приятным способом, - возражает Шерлок и для наглядности упирается ему в бедро чем-то твердым.
До Джона не сразу доходит чем, а когда доходит, перехватывает дыхание. Шерлок пользуется замешательством в рядах и опять притягивает Джона в свои объятия, уже недвусмысленно совершая некое движение, от которого член Шерлока проходится по члену Джона. Член Джона радостно реагирует соответствующим образом, отчего по телу пробегает волна желания, и Джон просто сдается, отдавая себя в умелые руки сфинкса. Руки, действительно, умелые. Что Шерлок ими творит, уму непостижимо. Даже сам себе Джон не может сделать приятно настолько правильно, хотя, казалось, уж себя и свои желания знает на «отлично». Но Шерлок просто невероятен. Стянув вниз боксеры Джона, он слегка размазывает смазку по головке, а потом пробегает по стволу своими музыкальными пальцами, будто играет какую-то красивую пьесу на флейте. Джон всхлипывает, не в силах сдержаться.
- Тише, - шепчет Шерлок, - нельзя, чтоб нас услышали, - Джон молча кивает, закусывая губу, и невольно подается бедрами навстречу движению руки.
Шерлок уже не играет на флейте, он обхватывает член Джона, словно сжимает в кулаке, и проводит несколько раз вверх и вниз, приноравливаясь к подходящему для Джона темпу. Джон погружается в сладостное и вязкое удовольствие, его качает словно на качелях вверх и вниз, соразмерно движению руки Шерлока, а затем Шерлок убирает руку, на короткое мгновение, и Джон ощущает прижатый к его собственному члену член Шерлока, и вот уже рука Шерлока сжимает их вместе, продолжая прерванный полет. Теперь уже Джон чувствует себя словно в детстве на качели лодочка, на которой он катался с Бетси Арнольдс в императорском парке развлечений. Лодочка была большая, Джон стоял на одном конце, а Бетси на другом, они попеременно приседали, крепко держась за поручни, и лодочка взлетала выше и выше, до самых деревьев, а может, и облаков. Иногда Джон подгибал ноги, когда лодочка уходила вниз к земле, и тогда его душа делала невообразимое сальто, отчего у Джона сладко ныло в районе солнечного сплетения. Сейчас происходит то же самое, только в сто раз лучше, и вместо веснушчатой беззубой Бетси - Шерлок, прекрасный и холодно невозмутимый, с этими его раскосыми прозрачными глазами, чувственными губами и острыми скулами. Желание в паху жжет будоражащем огнем и заставляет выгибаться и беззвучно стонать, кусать губы и шепотом повторять и повторять «Шерлок-Шерлок-Шерлок»… В какой-то момент наслаждение становится просто невыносимым, в сердце Джона вспыхивает что-то вроде миниядерного взрыва, такое же глобальное и разрушающее, и чтоб не выдать их местонахождение, Джон до боли прикусывает руку, подавляя крик. Шерлок содрогается вслед за ним, выплескивая на их животы вязкое теплое семя, которое смешивается с семенем Джона, он дышит тяжело и шепчет невероятное, на что в любое другое время Джон бы обиделся, но именно сейчас это звучит до невозможности мило: «Рыбка моя маленькая», - вот что шепчет Шерлок. А потом он шлепает Джона по прокушенной руке и накрывает его рот своими невозможными губами, куда более вкусными и невероятными, чем Джон смел себе представлять. Они целуются вечность, и этот поцелуй прекрасен. Никогда еще Джон не целовался так самозабвенно и страстно, ни с одной девушкой, да даже вообразить подобное невозможно ни с кем, кроме Шерлока. Его вкус – что-то между мятой и черным кофе, его язык умел и напорист, его губы – сладость меда и аромат душицы, и весь Шерлок с его кожей, запахом и вкусом – особенный и неповторимый. Джон хочет кричать от переполняющих чувств, но, натыкаясь на изучающий взгляд прозрачных глаз, отстраняется, прерывая поцелуй и объятия. Краска стыда опять окрашивает лицо нежно-розовым румянцем, и Джон, облизнувшись, быстро выпаливает:
- Я не гей!
- Нет, конечно же, - ехидно подтверждает Шерлок, издевается что ли? – Конечно, ты не гей, разве геи так делают? Это просто чтобы… согреться, а так ты не гей, ни разу…
- Ну да, - озадаченно кивает Джон, - где-то так.
- А раз ты не гей, - внезапно сердится Шерлок, - то иди сюда дальше греться, до ночи еще пять часов ждать, в горах, знаешь ли, холодает резко, - он притягивает к себе не сопротивляющегося Джона, склеивая их совместной спермой, обнимая длинными конечностями и уютно укладывая буйно кучерявую голову куда-то на макушку Джона. – Спи, моя гетеросексуальная рыбка, сохраняй тепло.
Джон очень хочет возмутиться столь неподобающе насмешливому тону, хочет сказать, что он не рыбка, и на самом деле вполне себе гетеросексуальный, ему всегда нравились девушки, но вместо этого запускает пальцы Шерлоку в шевелюру, утыкается носом в теплую грудь и засыпает почти мгновенно. Мюррей бы сказал: «Любовью истомился». Уже на грани сна ему кажется, что кто-то нежно целует его в макушку и шепчет: «Спи, идиот», но это не может быть правдой, Шерлок же сказал «просто греемся», зачем ему целовать Джона? А вот насчет идиота – вполне правдоподобно.
- Умгу, - соглашается Джон, покрепче сжимая в объятиях Шерлока, удивительное теплое чувство, словно оказаться дома.
Пробуждение кажется Джону не менее невероятным, чем засыпание.
- Проснись, рыбка моя маленькая, - шепчет Шерлок и легко целует его в губы, - проснись, мой малечек.
Джон возмущенно открывает глаза, чтобы понять, ему это наверняка привиделось – Шерлок смотрит внимательно и серьезно, и даже не делает попытки поцеловать.
- Наконец-то, - замечает он сердито, - а то не добудишься его. Вцепился своими конечностями – не вырваться, - бухтит сфинкс. – Давай, вылезай из комбинезона и пещеры, пора отсюда делать ноги. Стемнело уже полчаса как. Возвращаемся, назло врагам.
Джон сонно моргает и поеживается. В пещере совсем холодно и даже близость Шерлока уже не спасает от полчища мурашек по спине. Джон, дрожа и отколупывая подсохшую на животе пленку спермы, выбирается из пещеры и принимается натягивать на себя комбинезон. В горах, так близко к звездам, ночью он еще не был ни разу в жизни, и зрелище завораживает на мгновение, пока Шерлок не вылезает следом. В отличие от самого Джона, одеваться он не спешит, напротив, стягивает футболку, трусы, носки и ботинки и аккуратно складывает их у пещеры. Джон в шоке смотрит на обнаженное худое и мертвецки бледное тело, ставшее за сегодня родным и любимым, (господи, неужели он действительно так подумал?). Наверняка Шерлоку очень холодно, и, глядя на него, Джон сам начинает коченеть.