Последняя жизнь (СИ)

- Знаешь, мне кажется, пора приводить себя в порядок. Не хотелось бы показаться на глаза этим заносчивым сфинксам в неприглядном виде, - произносит он грустно.
- Да, нельзя подвести брата, все-таки историческая миссия, долг перед родиной, на нас возложена сложная задача… - механически повторяет Микки слова из какой-то речи. – В общем, пошли скорее трезветь. Тебе побриться не мешало бы, а мне срочно в душ!
Каюта Джона находится по соседству с покоями великого князя, и потому, быстро приведя себя в порядок, переодевшись, побрившись и выпив таблетку антидота, Джон возвращается к Микки. Микки тоже уже одет, причесан и побрит. В полной парадной форме, он производит действительно внушительное впечатление, а потому Джон наклоняет голову в официальном поклоне. Микки нетерпеливо машет рукой.
- Джон, помоги застегнуть чертов кортик, - просит он, - я поправился за то время, что его не надевал, ремешок тесный, надо выпустить немного.
С кортиком все улаживается быстро, Микки в последний раз окидывает себя придирчивым взглядом и неожиданно печально вздыхает:
- Вот скажи, как он мог? Что во мне не так? За что? Мы же были так счастливы!..
Это старая песня, и Джон привычно обнимает Микки, поглаживая его по спине:
- Ну успокойся, не переживай, он еще одумается. Нельзя порвать с человеком после семи счастливых лет вместе. Должна быть причина, и мы ее узнаем.
Микки промокает слезы, выступившие на глазах, по-детски наивных и добрых, и выпрямляет плечи.
- Пойдем, а то генерал Хопкинс решит, что мы в запое и чего доброго еще пришлет команду наркологов.
Делегацию империи встречают со всеми полагающимися почестями, цветами и военными маршами. Куча народа, одетого преимущественно в черные цвета, навевает на Джона мрачные похоронные мысли, которые цветы и музыка только подкрепляют. Пока их кортеж летит в гостиницу, Джон пытается разглядеть проносящийся за окном пейзаж и составить хоть мимолетное представление о столице Батрейна Хоноре. Но из-за скорости каров Хонор сливается в одну сплошную зеленую полосу, из чего Джон делает один-единственный вывод: там много деревьев. Их гостиница какая-то очень засекреченная и суперохраняемая, просто до невозможности шикарная и помпезная. Джона заселяют в одни апартаменты с великим князем по личной просьбе военного министра – оставить Микки без присмотра в столь важном деле он не рискует. Джон смиряется со своей несвободой довольно легко: во-первых, Микки симпатичен ему как человек, во-вторых, это его работа, выполнять приказы командования, какими бы странными не казались, в-третьих, они не так уж и плохо проводят вместе время. На акклиматизацию делегации даются ровно сутки, а затем наступают тяжелые будни – начинаются долгие и трудные переговоры. Со стороны империи из высокопоставленных лиц в них участвуют военный министр и Микки как личный представитель императора, со стороны Батрейна – министр обороны и премьер-министр. Целый штат юристов, переводчиков и личных секретарей, вроде Джона для Микки, даже не упоминается. Переговоры длятся с раннего утра и до поздней ночи. Кормят их также в небольшом зале рядом с тем, где протекают переговоры. По статусу Джону полагается питаться вместе с прочими юристами и переводчиками, но Микки заявляет, что ему нужна моральная поддержка, так как у сфинксов, судя по всему, отсутствует чувство юмора и чувство прекрасного, поэтому Джону не удается побыть наедине с собой даже во время обеда. Сами по себе обеды со сфинксами – та еще пытка, потому что, учитывая вкусы имперцев, они также учитывают и свои собственные вкусы, всякий раз поедая на глазах у шокированных сирен рыбу, омаров и прочих кальмаров. От этого аппетита не прибавляется ни у военного министра, ни у Джона, и лишь Микки, погруженный в мрачные думы о коварном возлюбленном, не замечает бестактности сфинксов. Джон подумывает, уж не намек ли это на что-то, когда аналогичную мысль высказывает генерал Хопкинс, и Джон вынужден признать двусмысленность ситуации. В результате короткого военного совета в курительной комнате, вынесено решение не обращать внимания на подобное безобразие, поскольку сирены выступают в роли просителей и что-то требовать сейчас не лучшее время. Постоянно занятый на переговорах, Джон не находит свободного времени на то, чтобы пройтись по Хонору, хотя, в энциклопедии пишут, что это удивительно красивый город. Кроме того, Джон никак не может ничего узнать о Шерлоке. Сфинксы общаются исключительно в рамках протокольной части и на частные запросы и просьбы просто не реагируют. Джону даже не удается позвонить родителям, поскольку он постоянно при Микки и их исторической миссии, которая внезапно оказывается на грани провала, так как, к сожалению, Микки за три дня умудряется все испортить, несмотря на старания Джона. Он дважды широко зевает в лицо премьер-министру, проливает стакан воды на важный список, направленный Батрейном на согласование, а напоследок просто засыпает посреди речи министра обороны сфинксов. Военный министр в ярости, выговаривая Джону все эти оплошности. Джон честно защищает своего подопечного, потому что Микки совершает все это не по злобе, а скорее, по случайности и врожденной неловкости. Но министр ничего не хочет слышать – на карту поставлена, можно сказать, жизнь империи, и тогда волевым решением место Микки, у которого срочно находят легкую форму инфлюэнции, занимает шеф секретной службы. В команде Батрейна также происходит замена соответствующего уровня. Джон остается при Микки, которому предписывается постельный режим.
Некоторое время Микки действительно лежит, мечтательно уставившись в аляповатый расписной потолок, а затем с вдохновением начинает строчить своему бывшему любовнику письмо. Это дает Джону некоторую передышку, которой он и пользуется, находя в телефонном справочнике Хонора номер телефона и адреса Шерлока. Вооружившись полученной информацией, три раза Джон звонит по телефону. Два раза трубку никто не берет, а на третий раз отвечает женский голос, сообщающий, что Шерлока нет. Джон с грустью допускает, что Шерлок мог жениться за то время, что они не виделись, да, собственно, он и тогда мог быть уже женатым, но это все же не уменьшает желание Джона его увидеть. Просто как приятеля. Ничего личного, только встреча старых друзей. Так проходит первый день инфлюэнции Микки – Джон мается сомнениями и терзается всякими догадками, а его августейший друг пишет послание своему экс-любовнику. Ночью случается катастрофа. Джона будят странные звуки из комнаты великого князя, но когда Джон вбегает с пистолетом в руке, видит лишь Микки в пижаме, рыдающего над компьютером.
- О, Джон… - ноет он, вытирая распухший нос и поток слез краем простыни, - он написал мне… он написал мне… - рыдания душат его, - он написал, чтоб я забыл его… Жестокий! Жестокий человек! Как он мог? Ведь я люблю его! Что во мне не так? – он обращает свой заплаканный взор на садящегося рядом Джона. – Вот скажи, ты мог бы меня полюбить?
Джон немного теряется от столь прямолинейного вопроса. Привычные слова «я не гей», готовые сорваться с языка, замирают на кончике и проглатываются Джоном поспешно, потому что после того, чем они занимались с Шерлоком, даже вынеся за скобки насилие, Джон уже не может, положа руку на сердце, признать то, что он не гей. Поэтому, утешающе приобнимая Микки, Джон соглашается:
- Конечно, я мог бы в тебя влюбиться. Ты такой красивый и благородный, добрый и щедрый, сильный и смелый. У тебя очаровательная улыбка и легкий характер. Ты хороший человек, Микки, почему бы в тебя не влюбиться? Я непременно бы в тебя влюбился, если бы мое сердце было свободным.
Микки сморкается в протянутый Джоном платок и с любопытством смотрит на него:
- И кто же он, твой избранник?
- А почему ты уверен, что это именно «он»? – осторожно интересуется Джон.
- О, брось, у меня отличный гей-радар, - улыбается сквозь еще не просохшие слезы Микки, - ты голубой, как небо Ласса.