Снегозавр и Ледяная Колдунья
ПАУЗА В РАССКАЗЕ!
Да, ты не ослышался. Уильям и Бренда называют друг друга сводными братом и сестрой. Потому что так оно и есть.
Если ты постараешься и вспомнишь прошлое Рождество, то вспомнишь и то, что Боб Трандл и Памела Пейн (отец Уильяма и мама Бренды), очарованные магией рождественского утра, танцевали на заснеженной улице, а по небу в это время пролетал Санта, и случилось все это после того, как летающий динозавр съел злобного Охотника. Уж поверь, это очень долгая история!
Так вот, то рождественское волшебство никуда не исчезло, и летом Боб и Памела решили, что Пейны переедут жить к Трандлам!
А теперь вернемся к этому Рождеству…
Бренда рассматривала обои с динозаврами, которыми были оклеены стены в спальне Уильяма. Над его письменным столом висела пробковая доска с поделками и рисунками, и на всех было изображено одно и то же – летящий голубой динозавр со сверкающей чешуей и ледяной гривой из сосулек.
Для Уильяма самым волшебным событием прошлого Рождества – да и вообще, самым волшебным событием в жизни – оказалась встреча со Снегозавром, который стал его лучшим другом.
– Как ты думаешь, в этом году мы с ним увидимся? – спросила Бренда.
– Надеюсь! – мечтательно произнес Уильям. – Я по нему скучаю!
Бренда вдруг повернулась, выглянула в окно и уставилась на небо.
– Что там такое? – спросил Уильям, пытаясь разглядеть, на что она смотрит.
– Это… он? – ахнула Бренда, указывая на облака.
Уильям во все глаза смотрел на небо, затянутое снежными тучами, отчаянно надеясь, что это и правда он. Вдруг Снегозавр прилетел навестить его с утра пораньше?
Бренда расхохоталась, Уильям обернулся и увидел, что с его тарелки исчез последний кусок блинчика.
– О, теперь ты уж ТОЧНО снова попала в черный список, – разочарованно сказал Уильям. Снова увидеть Снегозавра… он ждал этого целый год.
– Да ладно! Старшие сестры для того и существуют, – Бренда пожала плечами, вскочила с кровати и подкатила к ней кресло Уильяма.
– Сколько раз тебе говорить! Ты мне не старшая сестра. Мы с тобой РОВЕСНИКИ! – воскликнул Уильям, надел халат с динозавриками и перебрался в кресло.
– Я на месяц старше, так что формально я и есть твоя старшая сестра, – заявила Бренда, надела пушистый розовый халат, и они вместе вышли из комнаты.
– Если «формально», то ты мне вообще не сестра! – возразил Уильям. – Наши родители не женаты.
– Пока не женаты! Но они живут вместе, так что это лишь вопрос времени. Именно так и поступают все взрослые: целуются, съезжаются, женятся, ссорятся.
– Кстати, я до сих пор не знаю, зачем вы к нам переехали. Ваш дом настолько больше! – сказал Уильям. – Это мы должны были переехать к вам.
Бренда пожала плечами.
– Мне здесь нравится! Мама говорит, что здесь чувствуешь себя как дома.
С этим Уильям поспорить не мог. Ему пришлось признать, что сейчас, когда их семья выросла до четырех человек, их кособокий домик, в котором он жил с папой, стал даже уютнее.
– Доброе утро, Уиллипус и Бренда!
Боб Трандл с улыбкой приветствовал их, когда они появились на кухне. Боб пил кофе. На нем был третий из его списка любимых рождественских свитеров – тот, что со снеговиком в блестящем цилиндре. (У Боба была огромная коллекция рождественских свитеров).
– Доброе утро, пап. Спасибо за блинчики! – сказал Уильям.
Памела пила чай, и Уильям почувствовал легкий укол в сердце, когда увидел, какую чашку она выбрала. Это была блестящая синяя чашка с ручкой в форме снежинки.
– О, – сказал он. – Это была… Эта чашка принадлежала…
Памела замерла.
– О, Уильям, прости. Я снова взяла ее… – сказала она и поставила чашку на стол. – Я совсем забыла, что она принадлежала… Что это особенная чашка.
– Все в порядке, – сказал Уильям.
Он знал, что ведет себя немного глупо, но каждый раз испытывал странное чувство, когда Памела прикасалась к тому, что когда-то принадлежало его маме.
Он вспомнил, что папа хотел отдать эту чашку, когда собирали пожертвования на благотворительность. «Это всего лишь чашка, Уиллипус», – тихо сказал он ему. Но Уильям был не готов расстаться с ней, хотя он никогда не видел, как его мама пьет из нее. Когда она умерла, он был так мал, что едва мог помнить ее. Но он знал, что мама когда-то держала ее в руках – и этого было достаточно, чтобы беречь синюю чашку с ручкой в форме снежинки.
Уильям улыбнулся Памеле.
– А теперь настало время второй Рождественской Традиции Трандлов – мытья посуды, – сказал Боб, бросил Уильяму и Бренде чайные полотенца со снежинками и усмехнулся, глядя, как вытянулось лицо Бренды.
Как только сковородки и тарелки были убраны на место, Боб выложил на стол адвент-календари [2] Уильяма и Бренды, и они тут же начали искать дверцу номер четырнадцать.
– Нашел! – воскликнул Уильям и открыл картонную дверцу.
– Я тоже! – сказала Бренда и сунула шоколадку в рот.
– До Рождества всего десять дней! – радостно воскликнул Уильям.
Бренда уставилась на него.
– О, нет! – простонала она. – Сегодня четырнадцатое декабря. Это значит, меня заберет папа!
Она уныло откинулась на спинку стула, и Уильям заметил намек на возвращение прежней угрюмой Бренды.
– Фу! Так нечестно, что это Рождество я должна провести с ним! – возмутилась она.
– Должна? – спросил Уильям.
– Боюсь, что так, Уильям, – подхватила Памела. – Мы с папой Бренды договорились, что она будет встречать Рождество по очереди то с ним, то со мной. В прошлом году она была со мной, так что…
– Сейчас папина очередь! – вздохнула Бренда.
На мгновение наступила грустная тишина.
– Долой грусть! – пропел Боб. – Выжмем по максимуму из каждой секунды, которую ты проведешь с нами! Будем, пока можно, праздновать Рождество вчетвером, вместе, как заведено у Трандлов! – Он взял стоявший на столе красивый снежный шар на вырезанной вручную деревянной подставке. Внутри шара был уютный бревенчатый домик. Боб перевернул шар и снег закружился. Волшебное зрелище! – Будем печь пироги с изюмом, петь песни, жарить каштаны…
– И оладьи, пап, не забудь про оладьи! – добавил Уильям. Они с Брендой смотрели, как снег опускается на домик внутри стеклянного шара.
– И оладьи! Как хорошо, что ты напомнил, Уильям. О, Бренда, у нас достаточно веселых затей, чтобы развлекать тебя. Так что не волнуйся. И даже если Рождество с твоим папой кажется тебе таким ужасным, оно промелькнет так быстро, что ты и глазом моргнуть не успеешь. Так всегда бывает. А потом мы будем ждать следующего Рождества, которое без помех встретим все вместе, вчетвером.
Из-под кухонного стола донесся громкий лай.
– Впятером! Прости, Злыдень, – поправил себя Боб, опустил руку под стол и погладил лохматую голову их приемного пса.
– Бренда, ты и не заметишь, как снова вернешься домой. Я говорил это тысячу раз, но скажу снова: каждая секунда, отделяющая тебя от одного Рождества…
– …приближает тебя к другому Рождеству! – хором подхватили они и расхохотались.
– Вот так-то! Продолжай улыбаться, Бренда. Это ведь Рождество! – воскликнул Боб и приступил к сольному исполнению «Двенадцати дней Рождества» [3].
– Неужели твой отец такой уж плохой? – вполголоса спросил Уильям, когда Боб закружил Памелу по кухне.
– Ну, вот у тебя папа веселый, он любит Рождество, всегда говорит правду, уважает твои чувства, знает, что тебе нравится, говорит тебе, как он тебя любит…
Они посмотрели на Боба, который, продолжая петь, споткнулся об искусственные оленьи рога.
– Да, это так! – согласился Уильям.
– А помнишь, у нас в школе были «дни наоборот» и мы должны были говорить, что все наоборот? Что верх – это низ, лево – право, а хорошее – это плохое?