Большая книга ужасов – 79
* * *Это было на второй день моего заточения. Я так привыкла к тишине, нарушаемой только гитарой Лео да редкими шагами по коридору, что даже не сразу поняла, что это за шум. Я глянула в окно – и тут же спряталась. Из дома по дорожке к реке со всех ног спешила женщина, пахнущая тряпкой. Она катила перед собой сразу две тачки, и я сразу все поняла. Лысый вернулся! Ну да, должен же он был вернуться, если сутки назад уезжал на один день! Вроде все правильно, а мне это казалось чудом. Сидя в комнате, я думала, что ко мне уже никто не придет. И вот наконец!
Я обрадовалась и нагло уселась на подоконник. Женщина, пахнущая тряпкой, толкала впереди себя две тачки, держа каждую за внутреннюю ручку. Ну то есть пыталась катить. Тачки норовили то встретиться, то разбежаться, но женщина, пахнущая тряпкой, была упорной. Она ссутулилась, вывернула локти, как будто изображала петуха: я не видела ее лица, но была готова поклясться, что она красная и злая. Она шагала тяжело, на полусогнутых, как будто не толкает эти тачки, а волочет за собой, причем груженные чем-то тяжелым. Каждый ее шаг оставлял на сыроватой дорожке глубокий след, как от прыжка.
Тачки в очередной раз встретились, беззвучно стукнувшись друг о друга бортами, и, похоже, заехали ей по ноге. Женщина, пахнущая тряпкой, издала короткий вопль, пнула тачку и опять вскрикнула. Мне показалось, что она сейчас обернется. И она обернулась. Прямо на меня. Я тут же уставилась вверх, будто наблюдаю за птичкой, но подбородком чувствовала ее взгляд. Она смотрела на меня. Ждала, пока я опущу голову. Я стала свидетелем ее позора, и уже этим разозлила ее. Женщину, которая пахнет тряпкой. Женщину, у которой на чердаке полно убитых животных. Женщину, которая держит меня взаперти и морит годом. Я не хочу ее сердить, у нее явные проблемы с головой.
Я смотрела вверх, почти на потолок своей комнаты, так пришлось запрокинуть голову. Шее было жутко неудобно, но я терпела: не хочу встречаться с ней глазами. Наверное, со стороны это выглядело ужасно глупо, но мне было плевать. Я ждала, когда она отведет глаза, хоть и не видела, куда она там смотрит. У меня под потолком висела маленькая паутинка, тонкая, как полволоска, а с задранной головой трудно было сглатывать. Внезапно смолкла гитара Лео, и я сразу подумала, что он, так же как я, прилип к окну в своей комнате. Горло мое уже парализовало от такого положения, я опустила голову и выглянула в окно.
Женщина, пахнущая тряпкой, толкала тачки впереди себя, навстречу ей шел Лысый. Лысый! За эти сутки я успела забыть, что он уезжал всего-то на сутки. Я забарабанила в окно, но он не услышал. Взял у этой вторую тачку, и они вместе покатили к реке.
Мне показалось, что меня ударили. Лысый был рядом и не увидел, что я ему машу. Нос защипало от слез, от обиды захотелось разбить стекло и вывалиться на улицу. Лысый не видел меня. Не видел! С досады я пнула раму больной ногой, взвыла и покатилась с подоконника на жесткое днище кровати без матраса. Деревянные рейки больно впились в ребра, слезы хлынули на волю. Мне вдруг ясно представилось, что я уже никогда не выйду из этой комнаты. Что на следующий год, когда старый корпус наконец продадут, приедут новые хозяева и найдут мое высохшее тело и меховую тряпочку – котенка – рядом. Если я сейчас же не расколочу окно…
Лео опять заиграл, и, кажется, это заставило меня думать. Вывалиться из окна и сломать вторую ногу я всегда успею, спешить нечего. Если эти двое уходили с тачками – значит, обратно пойдут с грузом: правильно, Лысый же за продуктами уезжал. Тогда он будет ко мне лицом и обязательно увидит меня в окне. А нет – так постучу.
Я перебралась обратно на подоконник и стала ждать. Двор и дорожка были усыпаны опавшей хвоей, ветками, как будто по нему неделю никто не ходил. Может, так оно и было, я болела, не знаю. Не удивлюсь, если женщина пахнущая тряпкой, всех заперла по комнатам. А иначе где они? Планшеты Лена отобрала у нас до осени, звуков телика тоже не слышно – чем, спрашивается, заняться? В школьном дворе никогда пусто не бывает, даже с теликом и планшетами. Все время торчит компания Бада с мячом, мы с Флер порисовать выходим. Софи и Лео не очень-то любят гулять, но за сутки-то их можно увидеть во дворе раз или два. А тут – никого.
Вдоль тропинки, ведущей к реке, тянулся малинник, еще пустой. Правее, в шаге от скамейки, алели в траве ягоды земляники. Много, реально много красных крупных ягод, заметных даже с моего второго этажа. Желудок отозвался спазмом, и я поскакала в ванную пить теплую воду – так легче, так хотя бы не больно в животе. Доскакала в два прыжка, пустила воду, набрала полные горсти, хлебнула.
…Если бы наши гуляли, земляники бы давно не было. Это ясно. Значит, она никого не выпускает. А может, и нет никого? Нет, Лео играет, Лысый уезжал за продуктами… Я выключила воду и развернулась, чтобы бежать к окну, но не успела. В дверях ванной стояла женщина, пахнущая тряпкой:
– Я видела тебя в окне, Джерри.
– Меня зовут Жули, и я хочу есть. Сейчас придет Лысый…
– Я не понимаю, что ты говоришь. Просто не хочу, чтобы ты наябедничала Леониду. Ты ведь можешь сделать это жестами, просто показавшись в окне, верно?
Я сразу поняла, к чему она клонит. Рванулась из ванной мимо нее, но не успела – влетела лбом в закрытую дверь. Свет погас. Боль в ноге резанула, тюкнула в голову. Щелкнул замок: не замечала, что он есть на двери ванной. Я сидела на холодном кафеле и корчилась от боли в ноге. Из-под двери сочился лучик света, перекрываемый в двух местах ее шлепанцами.
– Я выпущу тебя, обещаю. Пусть только Леонид уедет. Я просто не хочу потерять работу. – Она вышла из комнаты, и за ней щелкнул второй замок.
От обиды я взвыла так, что понадеялась: Лысый услышит. Она заперла меня на второй замок! Теперь я даже не могу выбить окно.
Я стукнула в дверь кулаком, она зашаталась и приятно хрустнула. Черт ее знает, из чего она там сделана, но у меня нет выбора. Если я не вырвусь отсюда в ближайшее время, женщина, пахнущая тряпкой, заморит меня голодом или еще чего придумает, чтобы избавиться от меня. За что? Чем я ей насолила? Я не понимала, но если она не выпускает на улицу никого, значит, дело не в нас, а в ней! Она чокнутая, вот и весь ответ. Я не виновата, что она чокнутая!
Кое-как я встала на одну ногу, одной рукой вцепилась в раковину, чтобы не упасть, другой размахнулась и врезала по двери. Кулак царапнуло, громко брякнули замки и петли. Моя рука провалилась и наткнулась на что-то острое. Я отдернула ее, поцарапалась и на секунду ослепла от света: в двери была сквозная дыра. Из нее сыпались какие-то опилки, а стенки двери были не толще ногтя, как будто и правда картонные. Ох я и сильная, ох я и молодец, только надо спешить! Я врезала еще раз – и опять ссадила кулак. В этот раз получилась только вмятина. Тогда я уселась на пол и принялась крошить дверь руками, отламывая куски. Куски получались небольшие, царапались, на меня сыпались опилки, но надо было спешить.
Внизу хлопнула дверь, затопали ноги.
– А чего так тихо? – спросил Лысый. И тогда я завопила. Громко, на одной ноте, так, чтобы услышали на том берегу. Лысый обязательно услышит меня, прибежит и увидит, что творит без него эта. Я орала, пока не кончился воздух. На секунду замолкла, чтобы сделать вдох, и услышала голос Лысого:
– Что там происходит?
– Я узнаю, – быстро ответила женщина, пахнущая тряпкой, и затопала вверх по лестнице.
Идет! Черт, она идет! Почему она, а не Лысый?! Я выломала еще один кусок картона из двери, высунула голову и руку: мало, не пролезаю, надо еще… Я потянулась назад, но тонкий картон вцепился в плечо как зубами. Дернулась – и картон больно вцепился в голову. Я застряла.
В замке зашевелился ключ, повернулась ручка двери, и вошла женщина, пахнущая тряпкой. Увидела мою торчащую из двери физиономию и расхохоталась:
– Ты прекрасна, Джерри! Леня, иди сюда, скорей! Это надо видеть!
– Что там? – Лысый, судя по голосу, был внизу.