Большая книга ужасов – 79
– Застряла в двери.
– Ну так вынь ее, мне бежать надо! Опять в новом корпусе что-то напортачили.
– Ну глянь!
– Сфоткай и иди сюда, ты мне нужна. Только вынуть ее не забудь! От ее вопля весь дом подпрыгнул!
Женщина, пахнущая тряпкой, невозмутимо достала телефон, щелкнула меня, полюбовалась, щелкнула еще. Я не знала, куда деваться от стыда. Дернулась назад, ободрала голову, но освободилась и полетела на спину на холодный кафель.
– Дурная ты, Джерри, и не лечишься. Дверь заставлю перевешивать тебя. – Она сунула телефон в карман и вышла, не забыв запереть дверь.
Я тут же бросилась отковыривать новые куски картона, и уже через пару минут сидела на подоконнике. Внизу топали и суетились Лысый и эта. Они громко собирали Лысого в старый корпус, как я поняла – надолго. Это было не важно, потому что сейчас он покажется на дорожке и обязательно обернется на окна. Тогда я скажу ему, что случилось. И он останется. А она – нет.
– Возьми мой старый телефон. Он хотя бы звонит…
– Не, я уже новый себе присмотрел… Все, бегу, катер и так заждался. – И он громко затопал, но не в сторону двери. Я сперва решила, что мне кажется, но нет. Шаги удалялись не вправо, а влево от моей комнаты. Где-то в другом конце дома хлопнула дверь.
Еще не поняв, что такое произошло, я прилипла к стеклу. Никто не показывался. Я представляла, как Лысый спускает с крыльца свой рюкзак волоком, как присаживается, чтобы его надеть, встает, поправляет лямки, встряхивает головой, ворчит «За что мне это все?», наконец, делает шаг. Другой, третий. Сейчас из-под козырька над крыльцом покажется его плешь…
Нет. Нет. И все еще нет. Та дверь, что хлопнула, – не та дверь. Не знала, что из дома есть другой выход. Выход, куда не выходит мое окно.
Женщина, пахнущая тряпкой, явилась незамедлительно. Она осторожно заглянула в комнату, вошла, отперла зачем-то ванную и молча удалилась, не забыв запереть меня снаружи. Я готова была опять разреветься от нелепости ситуации. И кажется, даже ревела, не помню. Сидела на подоконнике, смотрела на двор и все не решалась высадить стекло.
* * *Позже во двор с граблями вышла Флер, и я немножко приободрилась. Хорошо, что я ее вижу. С ней почти как с Леной – всегда спокойнее.
Флер принялась убирать с газона опавшую хвою и листья. Она это ненавидит, на ее лице была гримаса отвращения, заметная даже мне со второго этажа. Я стала стучать в стекло и вопить, и она сразу увидела меня. Провела рукой: «Что случилось?» Я взмахнула руками в ответ, отпустив подоконник, за который держалась. Пытаясь устоять, автоматически наступила на больную ногу, взвыла и опять вцепилась в подоконник. Флер поняла это по-своему и показала «Выздоравливай». Я держалась за подоконник одной рукой, а другой орала «Меня заперли, меня заперли»… Флер показала «Кто?», а к ней по дорожке уже бежала женщина, пахнущая тряпкой. Я показала на нее. В этот момент женщина, пахнущая тряпкой, подняла голову, и я так и замерла со своим нацеленным пальцем. Я не видела ее глаз, но отчего-то вздрогнула, и моя рука чуть не соскользнула с подоконника.
Она коротко сказала что-то Флер, и та тут же опустила голову. Так и работала с опущенной головой, даже после того, как эта ушла. Я стояла как дура у окна и смотрела, как она сгребает мусор. Ее напряженная шея выдавала, что она изо всех сил старается не поднимать голову и думает только об этом. Наверняка эта, как и я, следит за ней сейчас из окна. Флер неестественно выгибала шею, почти сворачивая голову набок, и ускоряла шаги. Движения граблями становились все шире, размашистей, она, наверное, проклинала меня последними словами, пока не закончила работу.
…Она шла в дом быстро, глядя под ноги. Мне казалось, что если она сейчас поднимет глаза, то сразу раздастся выстрел и Флер упадет. Женщина, пахнущая тряпкой, просто грохнет ее, и все. У самого дома она все-таки подняла глаза. Я показала ей жестом «Бежим».
Глава VII
Одна
…Когда я не стирала матрас и не смотрела в окно, я возилась с оконными ручками. Мне удалось кое-как приладить на место оторванную, но это не помогло ее повернуть: она просто вылетала обратно. Верхняя же как будто вмерзла в окно, несмотря на духоту, которая стояла в комнате, вмерзла, прилипла, вросла. Я не теряла надежды и не упускала случая подергать створку окна. С моей ногой я бы все равно не сумела вылезти, но это занятие помогало мне не думать о голоде и боли.
…Ночью голод и боль нападали разом, как Бад со своей бандой. Они атаковали с двух сторон, и мне некуда было деваться. Мне казалось, что я залезла с головой под душное одеяло и мне срочно надо найти лазейку, чтобы не задохнуться. Это было нелегко: меня окружали запахи из матраса, они были третьими в этой банде, как Руди, он белоручка и во всех делах Бада и Васьки только в сторонке на подхвате. Я вертелась и вертела головой, ловя носом струю хоть какого-то воздуха, и, как только ловила, мне становилась чуть легче на какие-то полминуты, и мне надо было поймать их, чтобы успеть заснуть. Если не успевала, все начиналось заново. В конце концов я все-таки засыпала, а через минуту, как мне казалось, меня опять будил голод. Я не знаю, сколько я спала на самом деле. Но когда я просыпалась, было светло, а когда засыпала – темно, значит, наверное, сколько-то спала.
…И видела во сне этих, на чердаке. В снах это был не чердак, а какое-то огромное помещение без дверей и окон. Оно не имело границ, оно уходило далеко вперед и в стороны насколько хватало глаз. То, что там есть какие-то стены, можно было только догадаться, потому что там царил полумрак. И весь пол, весь, насколько хватало глаз, был усеян убитыми животными.
Я просыпалась от спазма в желудке и еще пыталась выторговать себе немного сна – даже такого, но сна: кажется, я начала привыкать. Только к боли и голоду не привыкнешь. А видеть ужастики во сне я, кажется, привыкала.
* * *Это было похоже на шоу про выживание. В первый же день я слопала почти весь кошачий корм. С котенком я, конечно, тоже поделилась, но все равно была наказана: меня рвало всю ночь, и в носу до сих пор стоит этот запах: крови, рогов, копыт, кислоты. На второй день я опомнилась, высыпала все, что осталось в пакете, и разделила на четыре кучки. Это котенку на четыре дня. Я выдержу, я большая. Потом – я не знаю, что буду делать. Человеку, чтобы умереть от голода, нужно точно больше, чем котенку, так что я увижу, как он умирает, а я этого не хочу. В том, что женщина, пахнущая тряпкой, может нас убить, я уже не сомневалась. Она, похоже, вообще, не соображает, что делает. Она псих, как наш Бад. Не получается у него играть на гитаре, он ее раз! – и об пол. И осколки во все стороны. Вот и она со мной так же.
Бада я, кстати, видела за эти дни. Одного, что странно. Он гонял мяч во дворе, и мне на пару секунд показалось, что все в порядке. Наверное, это одна из самых привычных мне картин: Бад гоняет мяч. Ловко, не отпуская от себя ни на полшага, чтобы не достали соперники, даже если они воображаемые (все-таки Васьки и Руди не хватает), выписывая восьмерки и рисуясь перед воображаемыми болельщиками. Я даже залюбовалась, если честно. Когда к тебе в ад присылают видюху из твоей нормальной жизни – залюбуешься. Не важно, что там Бад.
Но во двор вышла женщина, пахнущая тряпкой, и все пошло наперекосяк. Она что-то сказала Баду, Бад проигнорировал, как обычно, она сказала что-то еще и еще. Бад играл, она его явно отчитывала, это было видно по ее позе и часто дергающейся голове. Даже мне было заметно, как взлетают ее волосы при каждом движении. Кажется, до меня сквозь стеклопакет доносился ее голос, так она орала. Потом ушла. Бад плюнул ей вслед и продолжил гонять мяч. Я даже обрадовалась: хоть кто-то из наших пошел против нее! Ее больше не было во дворе, а Бад был и гонял мяч, это была победа, я даже зауважала его в ту минуту. А потом раздался выстрел.
Мне за пластиковым окном было слышно не очень хорошо, но этот звук трудно с чем-то перепутать. Стреляли откуда-то со стороны дома: там козырек над крыльцом, мне из окна не видно, кто под ним. Бад затормозил и посмотрел на дом. В него точно не попали, но он зачем-то стоял и смотрел в ту сторону вместо того, чтобы бежать. Потом он покрутил кому-то пальцем у виска, взял мяч и побежал в сторону дома.